Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 110

   Войдя в нашу квартиру на Миллионной пятнадцать, я встретил в прихожей Данилу и почувствовал странно-знакомый запах. Потом заметил, как денщик, принимая у меня пальто и котелок, что-то поставил на обувницу (конечно же, в стиле либерти). Пока он вешал пальто, я разглядел, что это бутылочка водки, довольно дешёвой. В отсутствие Льва Николаевича за порядком в доме должен был следить я, хотя домашнее хозяйство никогда не требовало моего вмешательства: Данила и Арина прекрасно справлялись без моего всевидящего ока. Конечно, я не мог допустить, чтобы слуги прикладывались к спиртному, пока хозяев нет дома, и потому требовательно вопросил:

   – Что это у тебя, Данила?

   – Водка, – без тени смущения ответил он, разглаживая густую, тёмно-русую бороду. – Четвертинка*.

   Его невозмутимость меня удивила:

   – И что же ты с ней собираешься делать?

   – Зеркало тереть (у нас в прихожей стояло высокое зеркало в дубовой раме, лишённой не только углов, но и вообще – прямых линий).

   – Но зачем же водкой? – недоумевал я.

   – Отличное средство, Михал Иваныч, – задушевно произнёс Данила. – После водки так блестить – аж глаза слепить! Мы завсегда стёклы водкой трём для сияния.

   Зеркало и в самом деле сияло первозданной чистотой, однако мне не верилось в расточительство русского человека по отношению к водке:

   – Ты хочешь сказать, что эта четвертинка у тебя для чистки стёкол?

   – Нет, конечно, – простодушно заявил денщик. – Арина, к примеру, чистит водкой кран в ванной, – шоб блестел. Если заболеет кто и жаром мучается: натри ему грудь и спину – враз полегшает.

   – Понятно… – вставил я.

   – Обожглись вы – упаси Господи! – лините на больное место, и гореть будет меньше. А вот если у вас – извиняйте – ноги немного воняют, то протирайте их казённой, и вонь сама пропадёт.

   – Спасибо за заботу, Данила, – прервал я его, – на ноги не жалуюсь. А ты продолжай свои дела.

   – Ну и хорошо, – благодушно завершил лекцию наш многоопытный слуга.





   У меня оставалось немного времени до прихода писаря, поэтому я решил слегка перекусить. Арина по-своему поняла слово «слегка»: она принесла мне вазу салата с креветками, а кроме того, самое большое блюдо, уставленное бутербродами с бужениной и половинками маслин. Всё было очень вкусно, но масштабы креветок меня поразили: я таких сроду не видел. Ранее встреченные мной креветки были младенцами в сравнении с теми, кто попал в Аринин салат. Не удержавшись, я выпил бокал мартини, хотя к креветкам подошёл бы и яблочный сок.

   Надо сказать, что до этой минуты у меня почти не было возможности заглянуть в заветную тетрадь Гремина, но кое-что я сумел посмотреть и понять. Записи профессора не были приведены в строгую систему: видимо, он просто доверял бумаге свои впечатления после судебных заседаний. С одной стороны это было хорошо: косный юридический язык, которым пишут диссертации и документы, замучил бы меня на первых же страницах. С другой стороны, надо было самому решать, что подойдёт к нашему делу, а что нужно пропустить, чтобы не утомлять меня и бедного писаря лишней работой. После великанских креветок я сделал честную попытку отделить главное от второстепенного в Греминских записях, но, бросив взгляд в тёмное окно, возле которого сидел, невольно отвлёкся.

   Должен признаться, что весенние сумерки отчего-то всегда вызывали у меня чувство покоя и умиротворения, как если бы где-то за пеленой вечерних облаков пряталась дверь в мое детство. Вот и сейчас, глядя в небо цвета перезревшей сливы, я на какое-то время забыл о предстоящем суде и обо всех неразрешимых трудностях, сковывавших мою волю железными цепями всякий раз, как я давал себе труд о них задуматься. Измайлов был добрым другом и не раз рассеивал мои тревоги с легкостью заправского фокусника. Но надолго ли хватит его изобретательности, интуиции, терпения? Лучше б я не пил злосчастное мартини!..

 

   Настойчивый стук в дверь пробудил меня от коварной дремоты.

   – В чём дело, Данила? – крикнул я, стараясь не дать спросонья петуха.

   Дверь приоткрылась, и голова Данилы деликатно пробасила:

   – Титулярный советник господин Миловидов прибыли!

   – Какой советник? – недоумённо пробурчал я. – Зачем он пришёл?..

   – Писать! – отрапортовал денщик, и я окончательно проснулся.

   – Попроси Арину принести кофе… две чашки!

   – Будь сделано, – донеслось до меня уже из-за двери.

   Стоит заметить, что появлением в доме Измайлова кофе был обязан только мне. Секрет рецепта мой отец привёз с войны 1878 года, когда мы освободили Болгарию от турок**. Потихоньку от маменьки, не признававшей «жидкий дёготь», папа` передал мне его по наследству. Большинство русских по старинке пьёт только чай, однако я убедил Измайлова попробовать кофе из моих рук. Он тщательно продегустировал напиток, потихоньку добавляя в чашку сахар, и в конце концов заявил: «Чай мне нравится больше, но в жизни случаются такие ситуации, когда необходимо выпить кофе». Наученная мной Арина никогда не готовила кофе себе или Даниле, но варила его идеально точно, следуя моим давним инструкциям.

   Вновь раздался негромкий стук в дверь; я успел поправить галстук и надеть пиджак, чтобы встретить долгожданного гостя.