Страница 110 из 110
В этот момент я подумал, что в сумме она потратила на наше адвокатское трио более тридцати тысяч рублей, – редкие адвокаты получали подобный гонорар. И это означало, что наследство покойника действительно было внушительным.
– Мне любопытно, – начал Измайлов после того, как щедрая дарительница убрала чековую книжку обратно, – встречались ли вы ещё раз с Константином Андреевичем? Ведь он какое-то время был распорядителем ваших денег.
– Вы правы: буквально вчера он зашёл ко мне и оставил записную книжку, куда вписал все расходы, случившиеся в моё вынужденное отсутствие дома. Кроме обычных хозяйственных трат и жалованья слугам, туда были включены деньги, которые он передавал мне в тюрьму через Арину и расходы на похороны.
– Расходы на похороны, на которых вы не присутствовали? – уточнил я.
– Совершенно верно: на катафалк, цветы, факельщиков, плакальщиц, отпевание, захоронение, поминки и памятник, установленный на могиле.
– Аккуратность, возведённая в абсолют – типично оленинская привычка, – отреагировал мой друг.
– Да, уж, – усмехнулась Татьяна Юрьевна, – недаром муж работал в банке. Константин Андреевич вёл себя гораздо приличнее, нежели Смородин, однако я чувствовала его скрытое смущение. После его визита я решилась отправиться на кладбище, чтобы взглянуть на могилу: всё-таки сумма на памятник оказалась немалой. Прежде я отчего-то побаивалась туда пойти. По плану, который оставил мне кузен мужа, я быстро нашла могилу и увидела на ней куб: чёрный гранитный куб, на котором высекли имя и годы жизни Павла Сергеевича. Откуда он взял его? Может никто не желал приобрести это архитектурное чудо? Не знаю. Константин Андреевич что-то бормотал о том, что памятник символизирует надёжность и честность, но мне показалось, что он символизирует несокрушимый оленинский педантизм в квадрате. Или – в кубе.
Мы с Измайловым молчали, представляя громоздкий, бездушный гранит, давящий на могилу.
– И вот ещё, господа, – спохватилась Оленина. – У меня есть одна просьба: в воскресенье Гарелин организовывает выставку одного художника, – не помню фамилию, но, по словам Гарелина – весьма оригинального. И тогда же собирается выставить на продажу «Иуду». Конечно, картина – не деньги, хоть и Брюллов – вдруг замялась она, – но мне не хотелось бы присутствовать там в одиночку, а вам я бесконечно доверяю…
Она ещё только начала свою просьбу, а я уже был согласен. Взгляд Хералда ясно говорил, что если мы откажем даме, наше поведение будет попросту свинским.
– Конечно, мы придём, – успокоил Оленину Лев Николаевич. – Думаю, будет полезно взглянуть на работы оригинального художника. Надеюсь, что Иуда не вылезет до следующего воскресенья из рамы.
Его невинная шутка была встречена гробовым молчанием. Мы с Татьяной Юрьевной переглянулись: после того, что я увидел сегодня, предположение Измайлова не казалось мне таким уж невероятным.
Лафонской площади* – площадь названа в честь основательницы Смольного института благородных девиц Софьи Ивановны де Лафон. После революции переименована в площадь Пролетарской Диктатуры.
роман Анастасии Вербицкой** – Анастасия Алексеевна Вербицкая – писательница, отстаивавшая самостоятельность женщины и её право располагать собственным сердцем.
Мадам Дюбуа*** – фамилия Дюбуа (Dubois) дословно переводится, как «из леса» или «лесная», поэтому девочки прозвали учительницу Лесной Феей.
Конец