Страница 20 из 110
На Татьяну Юрьевну было больно смотреть: она не только осунулась, что можно объяснить отсутствием в тюрьме косметики и свежего воздуха, но и слегка похудела. Под её глазами виднелись голубые тени, а пушистые каштановые волосы, казалось, утратили свой блеск. Чёрное платье, чёрная лента в причёске и серая шерстяная шаль на плечах – от яркого образа некогда блистательной госпожи Олениной как будто почти ничего не осталось… Однако и здесь её длинные ресницы и мягка смена выражений лица продолжали притягивать взгляд.
– Душевно благодарю вас, Пётр Евсеевич, за то, что вы уговорили наших друзей принять участие в моей судьбе.
– Я, собственно, не уговаривал, – повёл ладонью Ильский. – Наши друзья сразу пошли нам навстречу.
Теперь её грустная улыбка предназначалась нам:
– Вы так любезны, господа. Я – в ужасном положении…
Лев Николаевич сразу перехватил инициативу:
– Татьяна Юрьевна, мы выберем необходимую тактику, чтобы вызволить вас отсюда, но мне нужны подробности из первых рук.
Оленина переплела пальцы и села очень прямо, как на уроке:
– Я всё понимаю, задавайте вопросы.
К моему удивлению Измайлов ответил ей улыбкой светского льва:
– Не будем следовать протоколу. Не сочтите за праздное любопытство: как вы себя здесь чувствуете?..
Татьяна Юрьевна слегка смешалась, но потом благодарно улыбнулась:
– Если вы – о здоровье, то всё в порядке: камера у меня сухая и тёплая, хотя света мало даже днём. Моё безделье в первые дни было довольно тягостным, но потом разрешили брать книги в тюремной библиотеке. Здесь она неплохая, – наследство прежних сидельцев, – однако на мой вкус – слишком «мужская». Еду заказываю в городе – мне разрешают за деньги. Сегодня на обед принесли котлеты по-киевски с гречневой жареной кашей. Это моё любимое блюдо.
Гастрономическая тема, кажется, отвлекла нашу даму от суровой действительности, и она устроилась на лавке свободнее, положив одну руку на спинку, а другую – на стол. Ильский уже держал в руке карандаш, готовый записать беседу.
Лев Николаевич бросил хмурый взгляд в сторону конвоира и приступил к деликатной теме:
– Вы должны понимать, что в нашем разговоре мне придётся касаться вещей очень интимного свойства. Расскажите, пожалуйста, о ваших отношениях с мужем.
Оленина вздохнула, опустив ресницы, но отозвалась без колебаний:
– Я вышла замуж почти сразу после окончания Смольного института. Тогда мною владела девичья романтика, и успехи в институте вселяли надежду заняться чем-нибудь серьёзным. Но мой отец потерпел полное фиаско в пароходном деле, и только выгодное замужество могло спасти нашу семью от разорения. Впрочем, Павел Сергеевич в то время казался мне приятным, надёжным человеком: он красиво ухаживал, не скупился на подарки и, похоже, задался целью сделать меня счастливой. Правда, у него отсутствовало чувство юмора, – он не понимал шуток, но ведь супружеская жизнь создана не для развлечений…
Оленин оплатил папенькины долги, и мы сыграли свадьбу. С самого начала он признался мне, что брак для него – способ иметь наследника. Его года требовали (так он сам выражался) сына, которому он мог бы передать наследство и некоторые финансовые навыки. Что ж: быть матерью – прекрасное занятие для замужней женщины, но шло время, а беременность не наступала. По настоянию мужа я обратилась к известному врачу, хотя и жутко боялась, что тот скажет, что я бесплодна, – неизвестно, как бы отреагировал на это известие Оленин. Доктор долго меня обследовал, а затем сказал, что мой организм в порядке. Он предложил сделать анализы мужу, но тот решил немного подождать. Прошёл год, и он, наконец, решился.
Диагноз был сокрушительным: Павел Сергеевич из-за какой-то болезни, перенесённой в детстве, не мог иметь детей. Сперва он тяжело переживал этот удар, потом, вроде смирился. Но прошло время, и его стала одолевать ревность.
– Были какие-то поводы? – бесцеремонно спросил Измайлов.
Татьяна Юрьевна покраснела и тихо сказала:
– Нет. Я продолжала держаться в обществе, как прежде, но вы слышали, что у мужа есть друг Смородин. Вот он подстрекал его за моей спиной. Смородин – старый прожжённый ловелас: он сам ведёт свободный образ жизни и любит хвалиться своими амурными победами перед знакомыми. Однажды он стал уделять мне слишком навязчивые знаки внимания, и я довольно грубо отвергла его ухаживания, – с тех пор, я думаю, он иногда наговаривал на меня мужу.
– Но вы же могли объясниться, – не смог промолчать я.
Оленина скорчила прелестную гримаску:
– «Мужская дружба» в некоторых кругах считается высшим уровнем доверия. Я как-то попыталась об этом поговорить, но муж только разозлился: он свято верил в непогрешимость «настоящего друга», а я для него была всего лишь женой, которая так и не подарила ему наследника.
Мне пришлось избегать прямых конфликтов со Смородиным, но выгнать из дома я его не могла. Вот и вся моя семейная жизнь: скрытая война с «верным другом» мужа.
– Что из себя представляет Константин Оленин – кузен вашего мужа?...
Она задумалась:
– У него есть какие-то дела с братом, но при мне их не обсуждали. Выглядит молодо и ведёт себя, как юнец, хотя и старше меня. Однако я замечала: когда никто не обращает на него внимания, он как будто изучает присутствующих, наблюдает за ними…