Страница 13 из 110
– У нас одинар на Итальянца и «стенка»: два-пять-семь.
– По сколько, если не секрет?
Пришлось говорить тише, чтоб не услыхал суровый муж:
– По пятьдесят, но ни в коем разе не говорите Оленину.
– Согласен, – усмехнулся Измайлов. – Мне кажется, что вы выигрываете через раз. Я поставлю так же.
В конце концов, играть, как счастливчики (то есть, мы) – тоже система.
Наша компания возвращалась в ложу не с пустыми руками, – Лев Николаевич предложил купить в буфете напитки «для настроения». По-моему, это была прекрасная идея. Стоит отметить, что на гипподроме в буфете подавали закуски и напитки на любой кошелёк. Здесь водилась и «казённая» под бутерброд с селёдкой или с паштетом, а для людей побогаче – смирновка, французский коньяк или шампанское. У нас пользовались популярностью пирожки со стерляжьей печенью и ассорти из сыров.
Несколько раз провозглашался тост «За удачу!» и «За прекрасную Татьяну Юрьевну!» Оленин, кисловато улыбаясь, пытался объяснить беспечному Гарелину свою систему. Тот на мгновение прикрывал глаза, будто от усталости, но затем отпускал удивительно меткие замечания. Вообще, он мне понравился: с таким человеком не скучно провести свободный вечер. Хотя фантазийный вечер с Татьяной Юрьевной казался мне гораздо интереснее…
Кто-то крикнул: «Ведут!», и публика внимательно проследила, как участники пробежались пробным галопом несколько саженей; затем лошади отправились на старт. Мы с моей напарницей по выигрышам выпили по бокалу лёгкого брюта и взялись за наблюдательные приборы.
Грянул выстрел, дамы, как положено, вздрогнули, и гипподром ожил.
– И-таль-я-нец, И-таль-я-нец! – запели у барьера студенты. Они сняли фуражки, и оказалось, что один из них – кудрявый брюнет, а другой – рыжий, будто апельсин. На этот раз Татьяна Юрьевна отнеслась к ним благосклонно.
Скакуны пробежали у основной трибуны, и народ слаженно повернул головы слева направо. Лошади вытянулись неровной цепочкой; лидировали забракованная нами четвёрка и пятёрка-Нида.
– Маркитантка! – не выдержала в ложе дама в широкой розовой шляпе.
– Енисей добавь рысей! – возмущённо ответил ей хриплый баритон на галёрке.
Ковров скакал в середине, не отставая, но и не растрачивая силы попусту.
– Ну, Итальяшечка, – тихонько позвала Оленина, вглядываясь в подзорную трубу.
– А Нида нам очень поможет, – громко объяснял соседу господин в невысоком цилиндре.
– Может-поможет, а может и нет, – отвечал ему в тон приятель. – Енисей видите как стелет?..
– А я тоже на Енисея, на троечку! – прокричал мне Гарелин.
Мне показалось, что он не сильно огорчится, если его любимец прибежит в конце очереди: от него прямо-таки веяло хорошим настроением.
– Маркитантка! – прикрикнула розовая шляпа.
– Ру-би, Ру-бин! – заухал бас на верхней трибуне. Я узнал поклонника Шталмейстера.
– Итальянец, поднажми, Итальянец, поднажми! – скоморошничали студенты, подняв вверх растопыренные пальцы.
Маркитантка выдохлась, как мы и думали, и неудержимо скатывалась в хвост. Ковров продвинулся ещё немного вперёд.
– Руби, руби, руби, Рубин! – надрывался бас.
– На колбасу Рубина! – провыл кто-то и тут же затих, опасаясь мести. Однако коня уже сглазили: он довольно уверенно стартовал и уже подбирался к лидерам, когда Енисей попытался втиснуться в просвет между лошадьми. Отстававшая Маркитантка вдруг заперла заветный просвет задом, и Енисей шарахнулся в сторону, ударив Рубина шеей в бок. Рубин споткнулся, потерял равновесие, но выстоял, сильно отстав. Правда, без седока: жокей Козловский под дружный «Ах!» трибун беззвучно вылетел из седла и приземлился за верёвками ограждения. Он не шевелился, пока к нему бежали люди с носилками.
Кое-кто повскакал со своих мест, но кроме суеты вокруг носилок ничего не было видно. Судья не стал останавливать скачки, потому что Козловскому не разбили копытами голову или рёбра, и одинокий Рубин продолжал бежать по инерции на своём предпоследнем месте.
Меня сильно расстроило это происшествие ещё и потому, что Рубин у нас был в «стенке». Оказалось, что я могу быть совершенно бесчувственным к страданиям бедного Козловского. Татьяна Юрьевна продолжала следить за погоней, тихонько подбадривая Итальянца.
– Енисей, Енисей, обгони поросей! – декламировал народный поэт на галёрке.
– Ни-идушка, да Ни-идушка! – распевал, как в церкви, тенор.
– Нида сегодня задаст, – поддакивал ему невысокий цилиндр.
Пробегая мимо «трибуны для бедных» внезапно очнулся восьмёрка-Шмель. Он догнал, подбиравшегося к Ниде Итальянца и дышал ему в затылок.
– Господа, Шмель уже у нас в кармане! – командирским голосом перекрикивал рёв толпы офицер-кавалерист.
– Глядите, чтобы не укусил за карман! – подначивали его приятели.
– Шмель, господа! – выкрикнул он с чувством, потрясая рукой.
А наш подслеповатый Ковров тем временем пустил Итальянца. Тот будто ожил и красиво обошёл Ниду по внутренней дорожке, – они скакали впереди всех, обгоняя борющихся за третье место Енисея и Шмеля на два корпуса.