Страница 14 из 110
Студенты уже ничего не выкрикивали, они пялились друг на друга и орали изо всех сил. Наверное, они давно не выигрывали…
Шмель и Енисей прибежали почти одновременно, поэтому никто не знал, кому дали третье место.
Я обернулся к Олениной, и мне показалось, что она не в себе.
– Ну, что же, что же?.. – тревожно повторяла она; на её щеках горел румянец.
– Татьяна Юрьевна, что с вами? – позвал я.
– Кто, Михаил Иванович: Енисей или Шмель?.. – воскликнула она с отчаянием.
– Да какая разница, если мы проиграли «стенку», – удивился я. – Рубина вон как выбросили из скачки. Главное – за Итальянца хорошо получим.
– Как вы можете? – она с испугом взглянула мне в глаза. – Это же наша золотая «стенка»: три-пять-восемь. Итальянец-Нида-Шмель.
– Помилуйте, мы же ставили три-пять-семь, – меня посетило беспокойство, что от азарта Оленина начинает заговариваться.
– Вы, вы мне у кассы велели поменять!! – Татьяна Юрьевна, забыв приличия, указывала на меня пальцем.
– Я?! Как я мог?..
– Вы велели ставить «восемь»! – заявила она обличительным тоном. – Вы два раза мне сказали «восемь»!
Я соображал медленно, но до меня потихоньку дошло:
– «Осень». Я сказал: «Счастливая осень».
Все глядели на меня, и только беззаботный Гарелин усмехнулся:
– Смотрите, Михаил Иванович: от вашей невинной шутки зависит внушительный выигрыш.
Рядом с «трибуной для бедных» стоял огромный чёрный щит, на котором вывешивали выигравшие номера. Два и пять уже стояли на своём месте, а насчёт Енисея и Шмеля велись обсуждения, которых мы, конечно, не слышали.
– А вдруг… – начала Оленина, но по трибуне пробежал гул: на чёрном табло мальчишка вывешивал цифру «восемь».
В тот миг мне показалось, что Татьяна Юрьевна готова броситься мне на шею. Но она стрельнула глазами на потемневшего лицом мужа и отступила на шаг. Однако облако её травяных духов долетело до меня.
Да, это был день триумфа. За Коврова с Итальянцем мы получили двести семьдесят пять рублей, а за сумасшедшую «стенку» со Шмелём – триста девяносто. Оленина так потряс наш успех, что он не посмел отчитать супругу за огромную по его меркам ставку.
Татьяна Юрьевна буквально светилась изнутри. Муж заметил в ней эту перемену и оставшееся время посматривал на меня весьма недружелюбно. Он, кажется, нарочно решил возвращаться в Петербург на извозчике, чтобы не ехать вместе с нами в одном вагоне.
Что ж: в своё время маменька и мой покойный отец научили меня, что семья – это незыблемая ценность. Поэтому позднее мне ни разу не пришло в голову искать встречи с замужней дамой. И только спустя три недели я узнал от присяжного поверенного господина Ильского, что Татьяна Юрьевна «убила собственного мужа».
Парацельсий (Парацельс)* – средневековый швейцарский алхимик, философ и врачеватель.