Страница 49 из 53
Наказание также утрачивало прежний частный характер и приобретало публично-правовое значение и иные цели. Глобальные перемены в самих основах уголовного права, естественно, не могли не повлиять на все остальные его институты. Поэтому в уголовном праве Великого княжества Московского наряду с объективными признаками преступления все больше внимания стало уделяться его субъективной стороне. Среди субъектов преступления, к числу которых были отнесены и холопы, выделилась фигура «ведомого лихого человека» как наиболее опасного, профессионального преступника, в отношении которого необходимо применение максимально жестких мер уголовно-правового реагирования. Качественный скачок произошел в развитии института соучастия в преступлении; в связи с появлением новых объектов уголовно-правовой охраны система преступлений существенно расширилась и усложнилась. Изменившиеся цели наказания привели к трансформации и системы наказаний, причем впервые законодательно закрепленное именно в «московскую» эпоху лишение свободы до сих пор является основным видом наказаний, а смертная казнь лишь совсем недавно фактически перестала применяться. И это, разумеется, далеко не все новшества, которые претерпели институты отечественного уголовного права в XIV–XVII вв.
Прежде чем переходить к рассмотрению видов преступлений, предусмотренных Судебником 1497 г., следует отметить три обстоятельства.
Во-первых, поскольку уголовное законодательство не было кодифицированным, сосредоточенным в едином нормативном правовом акте, то преступность и наказуемость деяний устанавливалась не только Судебником 1497 г., но и другими источниками права. Во-вторых, система преступлений, т. е. их расположение в законе в строгой последовательности, исходя из тех или иных критериев, в Судебнике отсутствовала. Законодатель не стремился упорядочить уголовно-правовые нормы ни путем их объединения в единый блок, ни посредством группировки преступлений с учетом их объекта или субъекта, тяжести наказаний, полагавшихся за их совершение, или других оснований. Судебнику, как и ранее действовавшим памятникам права, было свойственно простое перечисление наиболее опасных деяний, поэтому их классификация дается с учетом видов преступлений, закрепленных более поздним законодательством. В-третьих, включая перечень преступлений в Судебник, его разработчики ограничивались тем, что лишь называли их и почти не раскрывали каких-либо объективных и субъективных признаков. Подобный способ изложения правового материала, видимо, был обусловлен тем, что суть уголовных правонарушений была вполне ясна не только самому законодателю, но и правоприменителям, и населению в целом, а потому не требовала дополнительных разъяснений.
В современных же условиях краткость формулировок Судебника, а также более ранних юридических актов, например княжеских церковных уставов, несомненно, крайне затрудняет анализ составов преступлений, неизбежно порождает оживленную полемику среди историков и юристов и делает практически невозможным однозначное уяснение существа некоторых «лихих дел».
В Судебнике 1497 г. были представлены следующие категории преступлений:
1) государственные (политические) преступления;
2) преступления против правосудия и служебные преступления судебных должностных лиц;
3) имущественные (экономические) преступления;
4) преступления против личности.
Вопрос о том, какие деяния относились к каждой из названных категорий преступлений, напрямую связан с другим вопросом, а именно проблемой определения того, за какие преступления Судебник назначал смертную казнь. Данная проблема является одним из наиболее важных, интересных и в то же время весьма непростых вопросов, касающихся характеристики уголовно-правовых постановлений Судебника. Его повышенная сложность обусловлена спецификой законодательной техники конца XV в., в том числе некоторыми грамматико-стилистическими нюансами формулирования юридических норм в тексте Судебника, но также и скудостью Источниковой базы.
В соответствии с Судебником смертной казни подлежали следующие преступники: государский у бойца; коромольник; подымщик; зажигал ник; церковный тать; головной тать; тать, пойманный вьдругые; тать, впервые пойманный с поличным, но признанный татем ведомым. Кроме того, смертной казни подвергался «ведомой лихой», совершивший татьбу, разбой, душегубство, ябедничество или «иное какое лихое дело».
Именно ведомые лихие люди являлись теми преступниками, на которых в первую очередь обрушивалась вся карательная мощь уголовного закона. Отношение законодателя к ведомым лихим людям было предельно суровым: какое бы преступление ни совершил ведомой лихой, его неминуемо ждала за это смертная казнь. На это абсолютно определенно указывает ст. 8 Судебника, предписывающая казнить любого, кто учинил кражу, разбой, убийство, ложный донос или какое-либо иное преступление и при этом являлся рецидивистом. Со ст. 8 полностью согласуются ст. 10, 11 и 13 Судебника. Подход законодателя к наказанию воров в них прослеживается довольно четко.
Лицо, впервые совершившее обычную кражу, подвергается не смертной казни, а телесному наказанию (ст. 10), поскольку обоснованно предполагается, что факт совершения лишь одного такого преступления еще не повод для признания вора неисправимым преступником. Ведь вполне возможно, что человек мог совершить преступление вследствие случайного стечения обстоятельств или, что называется, по глупости. Однако картина меняется кардинальным образом, если вор совершает преступление не в первый раз. В Судебнике описаны два казуса подобного рода: в первом тать повторно попадается на краже (ст. 11), а во втором его ловят с поличным впервые, но при этом есть все основания утверждать, что он матерый вор, доселе не однажды совершавший кражи, хотя и избегавший правосудия (ст. 13). И в той и в другой ситуации неоднократные преступные действия виновного служат очевидным доказательством его злой, порочной воли, явного нежелания жить «по правде», а потому коль скоро такой преступник безнадежен и в высшей степени общественно опасен, то он подлежит уничтожению.
Смертная казнь грозила тем, кто совершал преступления, перечисленные в ст. 9 Судебника: государскому убойце, коромольнику, церковному татю, головному, подымщику, зажигальнику, ведомому лихому человеку. Впрочем, данное утверждение далеко не бесспорно, свидетельством чему является острая научная дискуссия, ведущаяся вокруг указанной статьи Судебника с того момента, как он стал объектом научного исследования. Суть полемики сводится к разногласиям ученых относительно того, являлось ли совершение любого из предусмотренных ст. 9 Судебника преступлений достаточным основанием для смертной казни преступника или же применения к нему высшей меры наказания. Для решения вопроса требовалось дополнительно установить, являлся ли виновный рецидивистом, т. е. ведомым лихим человеком. В этих целях необходимо было, во-первых, попытаться уяснить существо каждого из обозначенных в ст. 9 преступлений, а во-вторых, сопоставить ее со ст. 8 и 1 °Cудебника.
В ст. 9 Судебника особо выделяются такие разновидности татьбы, как церковная и головная.
Ученые истолковывают церковную татьбу либо как покушение на церковное имущество[364], т. е. буквально «святотатство», либо как святотатство в широком смысле слова, понимая под ним как собственно церковную кражу, так и поругание святыни и нарушение прав и интересов Церкви[365]. С последней трактовкой церковной татьбы вряд ли можно согласиться. В отечественных памятниках права XV в. и более ранних эпох состав церковной татьбы не излагался, поэтому в его основе, очевидно, лежали адаптированные к русским условиям соответствующие нормы византийского права. А они описывают церковную татьбу именно как похищение имущества из церкви, различая при этом, в том числе в плане наказания, хищение предметов культа и прочего имущества, находившегося в церкви[366]. Точно так же расценивали церковную татьбу и Новоуказные статьи 1669–1679 гг. и Статьи о следствии, суде и наказании духовных лиц, виновных в татьбе, фальшивомонетничестве, разбое, убийстве или ведовстве, от 22 января 1669 г.[367], которые впервые в истории русского законодательства раскрыли (хотя и по-разному) состав данного преступления. Таким образом, церковная татьба в Судебнике, надо думать, означала не что иное, как хищение из церкви священных предметов.
364
См., например: 1I PI I. Выл. III. С. 381; Старков О. В., Башкатов Л. Д. Криминотеология: религиозная преступность. СПб., 2004. С. 19.
365
См., например: Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV–XV веков. 4.2. С. 329; Зюков А. М. Генезис уголовной этнополитики российского государства в период X–XXI вв. Владимир, 2008. С. 131.
366
Подробнее см.: Алексеев Ю. Г. Судебник Ивана III. Традиция и реформа. С. 215.
367
См., ПСЗРИ. Собр. 1. Т. 1. № 442.