Страница 5 из 12
Айме прикрыла глаза, и холодная дрожь пробежала по всему телу. Это был страх, ужас. Простодушные слова мальчугана дышали правдой, тот приблизил к ней лицо, сверкая черными глазами, и говорил таинственно, взволнованно и испуганно. С тревогой Айме посмотрела по сторонам, дабы удостовериться, что никто не слышал мальчика. Затем подумала о письме, попавшем Бог знает в какие руки. Но какое значение имеет эта бумажка по сравнению с этим? «Люцифер» прятался неподалеку, поджидал и готовился к отплытию в неизвестном направлении, чтобы путешествовать и заходить в неизвестные гавани. Смешной кораблик «Люцифер», где воля Хуана станет всемогущей, а она превратится в рабыню, оказавшись в его власти, потеряв все: богатство, достоинство, положение, права, даже имя. Она соединила руки, подняла глаза к небу. Ей оставалось только молиться сейчас. И тут молнией сверкнула мысль:
- Моника! Моника! Она может спасти меня. Только она!
Словно хищница, Айме пересекла широкую площадку, отделявшую конюшни от роскошного центрального строения, но не повернула налево. Она направилась в гостевые комнаты, пересекая парадную каменную лестницу, и беззвучно открыв дверь в комнату Моники, прокралась в комнату.
Моника медленно поднялась со скамейки, где молилась, и понемногу Айме успокоилась, овладев чувствами; сцепив руки в ожидании, она переживала настоящую муку.
- Что с тобой, Айме? Чего тебе? Зачем пришла?
- Не знаю, зачем я пришла, и как рискую, обращаясь к тебе. Я не заслуживаю твоей помощи. Заслуживаю, чтобы ты отвернулась и вышвырнула отсюда.
- Говори, я слушаю тебя.
- Я даже не осмеливаюсь. Прости меня… Мне конец, если не поможешь и не остановишь его!
- Остановлю кого? – торопила Моника, по-настоящему обеспокоенная.
- Хуана Дьявола! – взорвалась Айме.
- Ах! – успокоилась Моника. – Я думала…
- Ренато ничего не знает. Он верит мне безоговорочно и наивно, и я готова умереть сотни раз, если он продолжит мне верить. Это ради него, Моника, клянусь, ради него. Ради Ренато я не хочу совершать бесчестье! Как могу я разбить сердце такому хорошему человеку? Как могу испортить ему жизнь и вонзить в него кинжал разочарования? Помоги, спаси меня, ради него, Моника. Ты понимаешь. Сестра, сестра!
- Я решила уйти с твоего пути, Айме. Решила предоставить тебя судьбе. Моя борьба оказалась бесполезной, и я прекратила ее. Делай что хочешь, все, что хочешь!
Как подкошенная упала Айме к ногам Моники на коврик и отчаянно ухватилась холодными руками за руки сестры. Словно отрешенная и отсутствующая, Монику не волновала настоящая или притворная боль. Она собралась отойти, но отчаявшаяся Айме преградила ей дорогу:
- Ты не можешь вот так меня бросить!
- Сотню раз ты просила оставить тебя в покое.
- Сотню раз просила, но ты не оставляла. Ты продолжаешь лезть в мои дела и решать их по-хорошему или по-плохому, досаждая мне, приводя в ярость. А теперь, именно сейчас…
- Ты обвиняешь меня в этом? – возмущенно прервала Моника.
- Нет, сестра. Наоборот, я поняла, что ты во всем права, а я заслуживаю твоих упреков, потому что твои предсказания оказались верными. Я следовала низким порывам. Меня ослепила болезненная страсть, и я все скатывалась, пока не очутилась у края преисподней. Но я не хочу падать в пропасть и погрузиться на дно, не хочу тянуть туда имя мужа.
- Теперь ты думаешь о муже! Не лги!
- Клянусь, сестра. Меня сводит с ума мысль потерять его, увидеть возмущение в его глазах. Я в отчаянии и раскаиваюсь. Я люблю только Ренато и хочу жить ради него. Но Хуан меня не оставляет! Понимаешь?
- Не оставляет тебя? Не лги! Ты искала его, свела с ума, клялась в любви, и даже была готова следовать за ним!
- Нет, я не поеду с ним! Сначала я расскажу обо всем Ренато. Если ты не поможешь, не спасешь меня, я умру. Расскажу правду Ренато, и пусть он убьет меня. Да, пусть убьет, чтобы сразу со всем покончить. Пусть грянет скандал! Пусть придет смерть! Я сама ее найду!
- Айме! Куда ты? – крикнула Моника сестре, которая быстро двинулась к выходу. – Ты сошла с ума?
- Почти! Но прежде чем Хуан придет за мной сюда, я столкну их друг с другом и Ренато будет побежден. Потому что Хуан убьет его; он сильнее и отважней. Но прежде чем Хуан покончит с ним, пусть сперва Ренато убьет меня. И сейчас…
- Тихо, Айме! Где Хуан? Чего ты хочешь от меня?
- Ты поможешь мне? Дорогая Моника! Знаю, это не ради меня. Тебе лучше, чтобы я умерла.
- Нет, Айме. Ты моя сестра. Я должна ненавидеть тебя, отдать на волю судьбы, но не могу так поступить. Не только ради Ренато, но и ради тебя. Если я могу помочь…
- Хуан тебя послушает, должен выслушать. Только ты можешь его ненадолго остановить. Хотя бы на несколько часов, чтобы освободить меня от проклятого Хуана.
- Теперь ты проклинаешь его.
- Проклинаю и ненавижу! Я люблю Ренато и буду жить ради него! Клянусь! Если спасешь меня, я стану самой лучшей женщиной, самой покорной и честной, посвящу любовь мужу.
- Но как спасти тебя, Айме?
- Хуан хочет увезти меня этой ночью. В двенадцать он ждет меня с двумя лошадьми позади церкви. Если я не приду, он явится за мной и потащит с собой. Клялся, что увезет меня даже на глазах у Ренато.
- Но он дикарь, сумасшедший! – воскликнула Моника с ужасом на бледном лице.
- Он… такой. Ты знаешь. Попытайся этой ночью не скандалить с ним. Скажи, что я больна, пообещай от моего имени, что я пойду с ним. Но не в эту ночь, – и по-настоящему испуганно указала на время: – Уже двенадцать! Уверена, он уже там. Он подождет лишь несколько минут, если успеешь его задержать. Ему неважно убить, уничтожить Ренато. Он ненавидит его, как ненавидел всегда! Беги, Моника, найди и поговори с ним! Я останусь молиться здесь, потому что Бог милосерден к нам, потому что принял мое раскаяние.
Она упала у распятия над кроватью Моники и заплакала от ужаса, страха и тревоги. Моника взглянула на нее, на испарину на висках, и поборов в себе этот ужас, вышла, подталкивая свое ледяное тело и пламенную душу.
3.
В своем кабинете, с лихорадочным нетерпением Ренато смотрел за шагами старого Ноэля. Глаза молодого Д'Отремона посмотрели участливо на уставшего нотариуса, и он предложил:
- Вы измучены. Отдохните, если хотите.
- Ты думаешь, я смогу отдыхать, не зная, чем все закончится? Давай мы вот как сделаем: ты пойдешь отдыхать, а я подожду.
- Что за мысль! Вы еле держитесь на ногах. Идите, Ноэль, ложитесь спать.
- Я уйду, но сперва завершу кое-что. Меня беспокоит, что донья София дожидается меня. Позволь воспользоваться потайным ящиком, прямо напротив спальни твоей матери, как она сказала. Откроется нажатием на лепнину, вот с этой стороны. Да, лепнина провалилась, но дверца не открылась.
- О! Потайное место, что мы искали! Разве я не говорил, что оно на этой полке? Вы открыли, нажав на лепнину.
Они подошли к книжной полке, где находилось дверное пространство. Но в темном углублении лежала только смятая бумага, которую Ренато быстро схватил и воскликнул с чувством:
- Вот оно! Это оно! При мне отец смял это письмо и кинул туда.
- Это то письмо?
- Да, думаю, что да. Вы, естественно, знаете его содержание.
- Нет, сынок, я никогда его не читал. Бертолоци отправил его с Хуаном, как я сказал, а твой отец прочел его у тела покойника, своего неумолимого врага.
Вглядываясь в обжигающие строки, Ренато надолго застыл и стал читать вслух, что уже прочел взглядом. Читал с той же тревогой, с тем же непреодолимым уважением, как его отец у мертвого тела Андреса Бертолоци.
«Пишу тебе из последних сил, Франсиско Д'Отремон, и прошу прийти ко мне. Приходи без страха. Я не зову тебя для мести. Слишком поздно получать кровавую плату за все, что ты нам причинил. Ты богат, любим и уважаем, тогда как я нахожусь в унизительной нищете и жду приближающуюся смерть как единственное избавление. Не хочу повторять, насколько я ненавижу тебя. Ты и так знаешь. Если бы я мог убивать одной мыслью, тебя бы давно уже не было. Меня иссушила злоба, овладевшая душой. Злоба убивает меня сильнее спиртного и одиночества. Из-за ненависти я молчал столько лет. Теперь же я расскажу кое-что интересное. Письмо вложит тебе в руки мальчик. Ему двенадцать лет, но никто не потрудился окрестить его и дать имя. Я зову его Хуан, а рыбаки побережья Хуан Дьявол. В нем мало человеческого. Он хищное животное, дикарь, я вырастил его в ненависти. У него твое порочное сердце, а я дал полную волю его наклонностям. Знаешь почему? Скажу на случай, если ты не решишься приехать и выслушать меня: это твой сын…»