Страница 4 из 12
- Ты лежала расстегнутая. Кто-то тебя осматривал и забрал письмо. Кто это? Кто? Не Баутиста ли случаем? Кто еще там был?
- Я никого не видела. Была одна, а Эстебан уехал. Баутиста прибежал, уверена, что Баутиста, сеньора!
- Да, Баутиста взял письмо, но он не понесет его Ренато, так как не посмеет, а предпочтет принести его мне за хорошую цену. Я должна найти его, поговорить, – удар часов на стене прервал ее, и она со страхом воскликнула: – О! Уже время. Я должна вернуть письмо любой ценой.
Айме снова выглянула из окна. Никого в прихожих, галереях, на широком участке, отделявшим главное здание от каретных сараев. На другой стороне дома тоже было бесшумно. Взволнованно она повернулась к ближайшему шкафу, взяла оттуда плотную шелковую накидку и набросила ее на голову и плечи, а Ана от удивления приоткрыла толстые губы и спросила:
- Куда вы идете, сеньора Айме?
- Искать Баутисту. Уверена, он в сарае. Не выглядывай, когда позовет донья София!
Она завернула в шаль точеное тело, почти закрыв лицо; только глаза сверкали лихорадочным блеском. Держа руки на груди, откуда сердце выпрыгивало, дождалась, когда опустеет коридор, и словно пантера, быстро и тихо вышла.
- Ты не откроешь окно? Этой ночью словно не хватает воздуха. Мне снова стало душно, как в первые годы жизни на этой земле.
Тихая и предусмотрительная Янина быстро и расторопно распахнула окно в просторной спальне Софии, но в роскошных покоях все осталось по-прежнему. На усыпанном звездами темном небе ни порыва ветра, ни облачка. Стояла безлунная ночь, звезды сплетались в узоры, напоминая серебряные сети на бархатном небосводе. Мягко шагая, бледная владычица Кампо Реаль приблизилась к окну, а стройная и взволнованная Янина почтительно уступила ей место.
- Долгое время я ненавидела эту землю, в которой столько красоты: поля, небо, жаркое солнце, безмолвные ночи. Сколько прошло таких ночей, когда я задыхалась и отчаянно бродила по этим тропам!
София махнула рукой к неясным очертаниям затихших полей, чувствуя, как нахлынула волна воспоминаний, жгучих воспоминаний первых месяцев замужества, горьких воспоминаний долгих лет, когда каждую ночь она ждала Франсиско Д'Отремона, с острой досадой подсчитывая, в скольких руках он забывал ее имя, с чьих губ пил любовный мед, а к ней лишь приходил с улыбкой и почтительной мягкостью, с любезным и холодным уважением.
- Вы не ляжете, крестная? Вам нужно отдохнуть.
- Этой ночью мне не спится. Давай поговорим, Янина. Ты выслушаешь меня?
- Конечно, крестная.
Янина машинально склонила голову с обычным холодным уважением, но трепет охватывал сжатые у груди руки, прикасаясь к письму. Там лежало доказательство, ужасное оружие, кинжал, метким ударом которого можно поразить ненавистную соперницу. Но соперницу в чем? Опустив голову, разглядывая саму себя и опостылевший национальный костюм, широкую цветастую юбку, она перевела взгляд на тонкие смуглые руки. Изящные и красивые, тщательно ухоженные, цвета светлой меди, породистые, судорожно сжатые, словно хотели ухватиться за невозможно желаемое, руки одновременно чистые и чувственные, благородные и порочные, в которых, наконец, оказалась судьба Айме.
- Ты устала? Присядь, Янина.
- Нет, крестная, я не устала, – заявила Янина, с трудом сдерживая нетерпение. – Но боюсь, вы переутомились.
- Да, мое сердце работает медленно, оно любило и много страдало. Это естественно. Но оставим это, хочу поговорить о Ренато. Ради него нужно создать в доме полный покой. Он нужен Ренато, только в такой среде может жить его сердце, такое чувствительное, нежное и страстное. Ренато как ребенок, Янина. Несмотря на годы, силу, мужскую гордость, его нужно опекать. Не знаю, поймешь ли, но должна понять, дабы не считать меня неблагодарной… Вам с Баутистой лучше уехать.
- Как? Что? – горестно удивилась Янина. – Вы прогоняете нас, крестная?
- Зачем произносить такие некрасивые и неправильные слова? Нет, Янина. Твой дядя вернется во Францию и будет порядочно его проводить. Как тебе мысль попутешествовать по Европе?
- Я хочу находиться рядом с вами, крестная, и мне больше ничего не надо.
- Я ждала такого ответа. Я благодарна тебе, но ты так думаешь поначалу. Постепенно мысль о поездке станет занимать тебя все больше. Я буду тосковать по тебе, для меня это настоящая жертва.
- Вы считаете, сеньор Ренато не хочет видеть меня, правда?
- По крайней мере, лучше на время предотвратить возможность видеть Баутисту. А ты напоминаешь о нем. Пойми, оставить Баутисту – против желания моего сына. В ближайшие дни я надеюсь, что Хуан Дьявол тоже уедет. Я приложила все усилия для этого. Хочу, чтобы Ренато проводил настоящий медовый месяц, которого пока не было из-за беспокойных дней и нескончаемых проблем.
- Если сеньор Ренато вернет должность моему дяде, то проблемы исчезнут. С ним их не будет. Сеньор Ренато слеп и не знает, где враги, а где друзья. Он не может их различить.
- Янина, почему ты так говоришь? – сурово прервала София.
- Крестная, вы же сами прекрасно об этом знаете.
- Возможно и знаю, но нехорошо так выражаешься. Почему ты так говоришь? Кто тебе сообщил? Ты видела или слышала что-то?
Янина держала руки на груди, ощупывая твердую бумагу письма, но ее лицо оставалось бесстрастным, ничто не выдало сжигавший ее огонь. Мягко и вежливо оно солгала:
- Я лишь сказала то, что знаю, крестная. Простите меня.
- Ничего страшного, я понимаю твои чувства. Я благодарна и люблю тебя, доченька, и никогда не брошу. Понимаешь? Если не понравится в Европе, ты можешь вернуться ко мне, а когда там или здесь захочешь выйти замуж за хорошего молодого человека твоего уровня, я дам тебе приданое, с ним ты ощутишь себя хозяйкой жизни.
- Благодарю вас, крестная. Я надеялась на это, – заметила Янина холодно, хотя и вежливо.
- Понимаю, что огорчила тебя. Иди отдыхай. Ты как будто нервничаешь и беспокоишься. Иди, поищи дядю, расскажи ему, что он вернется во Францию не с пустыми руками, а с деньгами, чтобы жить, не работая, или открыть свой счет или маленькое дело.
- Благодарю вас еще раз, крестная.
Янина машинально поцеловала руку Софии, а затем удалилась. Она остановилась у закрытой двери кабинета и коснулась письма. Сердце выскакивало из груди, а губы горели огнем безнадежной страсти, и с горькой обидой она злобно пробормотала:
- Выгонять меня из этого дома, отдалять от него. Посмотрим, кто уйдет!
Пристально и тревожно всматриваясь, Айме прошла в конюшни. Бывшего мажордома не было нигде: ни в хлеву, ни в помещении для батраков, ни там, где хранился корм для скота. Айме избежала встречи с сонным парнишкой-охранником, прошла под арками и удивленно остановилась перед изящной темной фигуркой Колибри на груде сена, который что-то украдкой поедал.
- Колибри, что ты здесь делаешь?
- Я… ничего, ем. Но я не крал пирог. Ана сказала…
- Подойди и говори тихо. Где Хуан Дьявол? Почему ты не с ним? Не знаешь, где он? Отвечай!
- Но я правда не знаю, где он, хозяйка. Он ушел утром на завод, – и таинственно добавил: – Он забрал двух коней. Сначала одного, потом другого, и сказал, чтобы я ни с кем не разговаривал, даже если меня будут искать и спрашивать. Я весь вечер прятался, пока не ушел этот скверный старик, который бьет людей, Баутиста, не он ли?
- Баутиста? Баутиста ушел?
- Да, хозяйка, ушел. Он сложил в мешок одежду, две буханки хлеба, сыр. Положил мешок в переметную сумку, одел куртку и шляпу, взял ружье и уехал на черном ослике.
- Баутиста ушел, ушел! – в замешательстве пробормотала Айме. – А твой хозяин, Колибри? Расскажи все, что знаешь. Рассказывай же!
- Вы ведь сами знаете, потому что вы новая хозяйка, разве нет? Так сказал хозяин. Что мы уедем и заберем новую хозяйку, что это вы. Я никому ничего не сказал, но вы ведь знаете. Знаете все…
- Что знаю? Что все?
- Корабль находится возле маленького пляжа, рядом с заводом, и этой ночью в двенадцать хозяин ждет вас в церкви, и вы пойдете с ним. Мы с вами пойдем к нему!