Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 55

Сей вечер кончился без особливых замечаній со стороны Избора: сказывальщик утомясь, попросил отдохновенія.

ВЕЧЕР XXIII.

Остроил, не постигая об силе его предохраняющей, видел только одно свое нещастіe. Что подумает обо мне прекрасная Анемона? вскричал он. Но что подумать мне и о самом себе? Как! я не мог возпротивиться! . . . любопытство привлекло меня сделать новое испытаніе; но возможноль, что ничто мне не препятствовало? . . . Ах! я пропал! (вскричал он в бешенстве по малом размышленіи). Любовь меня наказала без сомненія это была неверность . . . . Но разве меня любят? ведь лишь в таком случае можно учиниться неверным.. . Увы! я сам причиною моего нещастія. Часы мои не звенели и кольцо не сжималось, в этом случае я прав; им бы надлежало меня необходимо уведомить; по крайней мере неверность не иное что, как глупость. .. Нет! совсем не то; невольное заблужденіе чувств не может быть препятствіем любви; надлежит, чтоб изменило сердце, а мое сего не делало, и всегда одинаково; я всегда обожаю и люблю прекрасную Доброгневу.

Сіи тонкія разсужденія не коснутся может быть общаго мненія в целом свете; вкусы почти все различны, и мысль одного с другим несогласна. Я сам признаюсь (говорил сказывальщик Избору), что моя любовница не очень бы меня удовольствовала таковым извиненіем, но между тем ежели здраво разсудить, все преступленія, не оскорбляющія душу, сіи заблужденія чувств, или сіи ложные виды, от которых сердце отрекается, не суть неверности настоящія: есть то слабости невинныя, которыя надлежит поставлять на ряду с пріятными сновиденіями, и которых не ищем мы с намереніем. Виноват ли тот, кто заснул? я отношу разсужденія мои к женщинам совершенно нежным, оныя найдут у них одобреніе. Мы живем в веке просвещенном, где нет иных вопросов, как только об душе; тело за ничто считается. Какая в самом деле надобность надзирать за таковою мелочью? тонкость царствует во всем; не требуют, опричь ее во всяких сочиненіях, на театре и в обществе. Достоверно действуют по сему правилу, и век наш для отличія может назваться веком чувства.

Век, в котором жила Циклоида был меньше тонок; тогда во вкусе было наслажденіе, и не считалось за неблагопристойность: можно по тому заметить, что смущеніе Остроилово не приводило ее в отчаяніе. Надобно лишь было дать время поспорить ему с самолюбіем, и ожидать скораго его возвращенія. Она не обманулась; день кончался уже, как вышел он из темнаго леску, в котором он забылся, и вошел в палаты. Вступая, спросил он, где Анемона? уведомили его, что она дожидается его в своих покоях; он увидел ее и закраснелся.



Вы очень поздно возвратились (сказала ему Циклоида); довольны ли вы вашею прогулкою? Что надлежит до меня, я утомилась. Я мало участвую в ваших трудах нынешних (отвечал Остроил, еще больше закрасневшись); вы без сомненія должны иметь обо мне мненіе странное. — Наилучшее в свете (подхватила она); забудем все наши шалости. Верите ли вы, что я не очень довольна тем, что мне не в чем укорить себя? я не отпираюсь (продолжала она, кинув на него нежнейшій взгляд), что вы могли возторжествовать над моею слабостію, естьлиб похотели обмануть меня.

Это значило напомянуть ему о его слабости собственной, способом удобным возбудить его тщеславіе, он почувствовал всю силу сего впечатленія; готов был ей отвечать, но вошли сказать, что кушать поставили. Они сели за стол; ужин был довольно весел, ничего не упоминали о проступке Остроиловом; празднество произходившее днем, и бал, назначенный в сей вечер, составляли предмет их разговоров. — Вы всю ночь намерены занять балом? сказал Остроил волшебнице с безпокойством, когда они из за стола встaли. Не чего больше делать, отвечала она. — Что до меня (сказал Остроил), танцы и пляска наводят мне скуку. — А мне кажется (говорила волшебница с лукавою усмешкою), вы ничего лучше не сделаете, вы танцуете так прекрасно. Поверьте мне, что надобно любить вещи, в которых кто искусен. — Ваша досада еще не кончилась (отвечал он с жаром); и оную заслуживаю, но всегда, сударыня, извиняют первую погрешность, когда в оной чистосердечно извиняются; это значит, что можно исправиться. — Будьтe довольны (сказала лукавая волшебница), что вам добровольно в этом веря; вы жестоки в размышленіях: я замолчу, чтоб не подать вновь вам к оным причины.

Насмешка сія не кончилась тем: на бале не было ни одной мазки, которая бы не подходила к нему и не шутила над ним. А особливо одна весьма ему надоела; она спрашивала у него, каков он находится после давешняго приключенія. Насмешка сія кольнула его, и тем больше, что мазка сія была женщина. Он не имел совершеннаго понятія о свойстве погрешности своей; но некое предчувствованіе объясняло ему, что приключеніе его удобно возмущать дух прекраснаго пола. — Э! кстати ли молодому мущине (сказала мазка) судить так строго о цене вещей, чтоб не пропало его одобреніе, каковое можно получить от женщины? Она учинилась прекраснее обыкновеннаго oт своих желаній; самолюбію бы твоему надлежало искать славы. — Сказав то, она от него побежала. Остроил тронутый со стороны любочестія погнался за нею, и достиг: он старался ничего неупустить к своему оправданію, но ни чему не верили: держались обстоятельств его приключенія, описывали оное подробно с тонкою насмешливостію. Слыша то, он спустил руки, смутился и стал пристыжден. Старался он сыскать глазами мнимую Анемону; увидел оную; она поприметила, и показала вид, что хочет скрыться. Он хотел поспешить за нею: несколько неугомонных мазок пристали к нему, завели его в разговор; с превеликим трудом он свободился от них, и пришел в спальню к Циклоиде в самую ту минуту, как она ложилась в постелю, совсем раздевшись.

Что вас так принудило, мой любезной Остроил? (сказала она, притворившись весьма изумленною). Как вы думаете, которой бы час? — Ах, сударыня! (подхватил он) ведаете ли вы, что наше приключеніе всему свету известно? Все на бале — Но я не имела никакого приключенія (отвечала волшебница); за чем мне вмешиваться. — Это правда, я говорю об своем (продолжал Остроил, застыдясь). Я заслуживаю это. — Да, оно пронзает! (сказала волшебница насмешливым голосом). — Ах! оставьте ваши жестокія шутки (отвечал он с досадою). Вы одни могли об том сказать. — А что бы такое могла я сказать? Ведь вы не требовали от меня, чтоб я о том таила. Тайна касается до какой нибудь вещи, а между нами ничего не было. Подите, успокойтесь (продолжала она, подавая ему прекрасную руку, и движеніе которой необходимо должно было открыть несколько других прелестей), не помышляйте больше о сей глупости, и дайте мне уснуть; я устала. . . . А я (сказал Остроил с жаром) готов отмстить вам за нескромность. — Выговорив это, бросился он в объятiя волшебницы. Что за дурачество? вскричала она; но постой! тебе не удастся. — Дело сбыточное! (говорил отважившійся Остроил); но от вас зависит, чтоб из доброй воли. . . . Я обижен, надобно отмстить. — Но к чему вы намерялись? время ли для разговоров? (сказала волшебница) я никогда не думала. — Между тем, как она говорила к нему сіи обыкновенно употребительныя слова, он был уже на постеле, и взошел как победитель, коему ничто не могло противиться. Думаете ли вы (сказал он гордо), что могу быть я всегда нещастлив? ... вы не говорите ни слова. О! это значит, что вы согласны. Сказав то, схватил он ея руку. Она противилась, или притворялась сопротивляющеюся; обстоятельство не имело следствій. Остроил находясь в спокойном положеніи, лишь говорил о прошедшем приключеніи. Вспомните о дерновой софе. . . Но не будем больше говорить о том; бывают в жизни злыя минуты. После таковаго смешнаго предисловія храбрый Остроил не знал что делать. Ему оставался лишь один шаг, которой бы мог оправдать его. — Но он опустил ея руку из руки своей, вздохнул, и начал громогласно проклинать свое нещастie. Ложная Анемoна захохотала и и тем довершила его смятеніе. Хорошо вам смеяться (сказал Остроил с досадою), но что лежит до меня, мне не до шуток. Он вскочил по том со стыдом, бешенством, и проливая с серцов слезы. — Это что значит? сказала ему тогда волшебница с нежностiю, как! ты плачешь? безделица тебя огорчает, и приводит в отчаяніе? Без сомненія, ваше безпокойство составляeт источник всего нещастія . . . Успокойся, мой любезной (продолжала она, цалуя его): это случилось не от вашей погрешности; может быть я причиною. Таковой разговор, ласки и поцалуи, волшебницыны, вдруг переменили обстоятельство; он воспылал снова; но в туж минуту упал в прежнюю слабость и безмолвное отчаяніе. Вся ночь прошла в таковых переменах, которыя взбесили волшебницу. Что скажете вы о сем произшествіи? (говорил наконец смущенный Остроил волшебнице отчаянной). — то (отвечала она), что вы имеете руки прекрасныя, но чрезмерно слабыя. — Ох, сударыня! (кричал он с досадою) не к месту шутки; я утверждаю, что есть в сем нечто чрезъестественное. — Подите почивать (сказала волшебница сухо)! вам нужен сон; вы можете завтра разсуждaть и постигать, сколько вам угодно, естьли чаете, что это исцелит вас. — Он не смел противиться, отдал низкой поклон, пошел в свою спальню, кусая губы, и оставил волшебницу в несносной досаде.