Страница 51 из 55
Малуша лишь возвратилась с радостною победою домой, ей удалось заметить двух таковых особ, как волшебница Горислава прибыла к ней. Обе волшебницы обнялись; причина путешествія немедленно объяснена, и в тoт же час определено, какое избрать средство. Малуша велела Гориславе вырвать три волоска из кошечьяго хвостa своего; она сказала ей, что надлежит сожечь оныя на голове Остроиловой, так, чтоб Циклоида не видала, и больше бы не безпокоилась. Или я весьма обманываюсь (говорила она), или все способы, кои она предпріимет ко удовольствованію любви своей, будут недействительны и обратятся напротив ей. Желаніе вредить всегда ослепляет порочных; они в заблужденіи подвергаются страстям своим; но честныя души находят помощь защитить себя от их сетей. Поверьте мне (продолжа она), что три волоска, из хвоста моего созженные, наделают хлопот Циклоиде. Я очень люблю вашего Остроила; я видела его еще маленькаго; он был так благонравен, любезен; Доброгнева весьма для него кстaти. Надобно соединить их, я на то согласна. Сія бедная девица претерпит несколько досадных опытов; я вас в тoм предъизвещаю. Но ежели судьба не возпротивится, мы достигнем желаемаго.
После сих достoпамятных слов и благодарности, Горнслава отъехала, очутилась невидимою в замке Циклоидином, возпользовалась способною минутою для созженія трех чудных волосков, поплакала немножко над своим внуком, препоручила онаго всем добрым духам, и оставила его преданна всем горестям любовным, но не взирая на то покорна предпределеніям судьбины.
Изумленіе, в каковом нашелся Остроил, пришед в себя, и очутившись в палатах незнакомых, принудило его встать поспешно; он торопно переходил из комяaты в комнату, выскочил в сад, и пробегал по оному. Все встречающіеся ему предметы мелькали мимо глаз его, и не остaновляли на себе оных. Наконец в скрытой дороге повстречался он с мнимою Анемоною; он находился от нее шагах в шести, но она его невидала. Напоследок (вскричал он, бежав к ней) где мы? где Царица? что сделалось со мною? — я не ведаю, в каком мы месте (отвечала волшебница с притворною невинностiю): но этoт Дворец и сады удивительны. Но здесь мне кажется прекраснейшее место на свете. — Доброгнева здесь ли? — Не думаю, отвечала Циклоида; я очень ее люблю, и жалею, что с нею разлучена; но когда я нахожу вас, то вы мне лучше царицы и всех придворных. Великодушная Анемона! (сказал Остроил) после Доброгневы я люблю вас больше всех. Любовь влечeт меня к ней, но к вам чувствую я великое двужество.
Разговор сей прерван был пріятнейшею послышанною тoгда музыкою. Нежнейшіе голоса, сопровождаемые звуком разных орудій, пели хором следующія слова:
Слышите ли, что поют? сказала волшебница Остроилу с пристрастным изумленіем; что думаете вы об этом? — То, что музыка хотя стариннаго вкусу (отвечал Остроил), но довольно хороша, а слова ни куда не годятся. — Но ежели между тем (сказала волшебница) судьбина не шутя повелевает нам любиться? — Вот тебе раз! (говорил Остроил) это дурачество; я уверен, что судьба о том и не думывала. Успокойтесь, я люблю Доброгневу в тысячу раз больше моей жизни, и не думаю, чтоб самая судьба могла быть в силах охладить мою к ней нежность.
Волшебница догадавшись, что не должно вдруг нападать, перервала проворно разговор, и пригласила Остроила итти прогуливаться с нею; она показывала ему красоты сего очарованнаго жилища, прозрачность вод его, прохладность рощей, разположеніе садов, великолепіе зданія, богатство украшеній и всюду господствующій вкус. Таковым родом разсеянія чувств изгнано было на малое время воспоминаніе о ея сопернице из ума его; однако он безпрестанно возвращался к предмету, владычествующему его сердцем. Циклоида тогда слушала его, сострадала, проливала ложныя слезы об его нещастіи, говорила о своей привязанности, нежном участіи пріемлемом ею в его печали: сіе польстило ему; скорбь его уменьшилась; доверенность и дружество постепенно раждались в душе его. Циклоида была его прибежище, отрада, верной друг: в печали его являлось некое удовольствіе о том, что небо, удаляя его от Доброгневы, оставило с ним Анемону.
Таковым образом прошли первые дни; любовь волшебницу ухитрила: она узнала средство, что можно ослабить величайшую печаль, когда являть, что принимаешь в оной участіe. Она ничего не упустила могущаго облегчить Остроилово уныніе, выдумала ежедневно новыя увеселенія, празднествы, пляски, и позорищи всех родов занимали собою всякой день и часть ночи. В те минуты, когда уныніе Остроилово было в совершенстве, Циклоида тотчас начинала говорить о Доброгневе: но сіе имя его пробуждало, разговор оживлялся, лице развеселялось, печаль его исчезала; пріятные предметы, представляющіеся тогда глазам его, привлекали его вниманіе: он мог видеть и слышать произходящее вокруг его; и душа его, не столь понуренная, могла принимать пріятное впечатленіе прелестных забав, не подозревая о том, что все они для него учреждались.
Искусная выдумка, употребленная волшебницею для истребленія из души Остроиловой горестных чувствованій, имела некоторой успех; задумчивость его стала не так сильна: он начал заниматься игрою волшебницыных комедіянтов, хотя посредственно ловких по тогдашнему времяни. Он улыбался в комедіи и взирал на Анемону почти без скуки; в опере, хотя в тогдашнее время пели еще непосредственно плохо, приставал он иногда с своим голосом. Мало помалу наконец попеченіем ложной Анемоны и с помощію времяни, горесть его обратилась в сладостную задумчивость, и страсть Циклоидина учинилась жесточайшею.
Между тем, как Остроил становился терпеливее, жесточайшая печаль возмущала нежную Доброгневу: по мере тoго, как предметы удалялись, подозренія, внушенныя вероломною волшебницею, отчасти теряли свою силу. Разговор Остроилов, его чистосердечной вид, страстные взоры, безпокойства и его почтеніе, изображались в душе ея в сильнейших чертах любви. Похищеніе Анелоны было обстоятельство жестокое, котораго не могла она согласить с понятіем, каковое об нем имела: одно только сіе мешало совершенному его оправданію; но со всем тем, не взирая на роптанія разума, не возможно ей было считать его ни изменником, ни вероломным. Страсть Доброгневина торжествовала над догадками: Остроил нежной, страстной и невинной, был обожаем, и она не могла не чувствовать, что любит его, хотя бы он и виновен был.
Таковыя помышленія следовали повсюду за Доброгневою; ревность, печаль, страданіе, все жестокія чувствованія, обыкновенно споследствующія страсти нещастной, попеременно терзали ея сердце; красота ея участвовала в сем болезненном состояніи, цвет лица ея не живее был души ея, глаза ея учинились томны; и за сею пріятною веселостію, умножавшею красоту ея, последовало безпрестанное уныніе, навлекшее разные досадные переговоры. Сказки Алмазовы, бандора Тюльпанова, драгоценности Пустозвякова, и превозходныя дарованія Кузнечиковы, не действовали к разогнанію ея печали. Когда сіи придворные начинали с нею говорить, жасмины, из цветов ея испускали запах несносной; а Сафагой с самаго похищенія Остроилова, переселившійся во Дворец, забавляясь в угодность свою безпрестанно, делал придворным пакости. Весь свет тому смеялся, но Царица не находила ничего забавнаго. Но пакостливой дух делал шалости не для пріобретенія рукоплесканій; он продолжал их в свое удовольствіе. Как он не забывал пребывать невидимым, всякой из осмеянных слагал шутку, претерпенную настоящаго близ его, и отшучивал равномерно. Сіе еще больше смешным представляло позорище: по всякую четверть часа проиходили забавныя ссоры между самыми важными придворными. Царица была тем обезпокоена, ничто не утешает, когда утратится вкус к забавам; она повелела уняться от таковых шутoк. Не понимали, кто онім причиною, и подозреніе упало на пажей. Ея величество повелела оных наказать; они учинились жертвою всеобщаго заблужденія, и приказ сей исполнен со всякою строгостію при звуке в сковороды. Не заслуженное наказаніе возбудило в них, мщеніе, старики из них ударяли тревогу, средняго набору и новички к ним пристали, и единодушно заключено пристать к стороне Сафагоевой. Чрез короткое время учинились они столькож проворны, догадливы и шалостливы, как и он; дух разсержен был их успехами, и оставил двор; он должен может быть только своему безсмертному существу, что не лопнул с досады; однако на несколько лет учинился совершенным глупцом. В сем промешке времяни пажи отправляли его должность, и присвоили оную себе навсегда!
32
Сочинитель просит извиненія в том, естьли стихи сіи не будут найдены довольно прекрасными; волшебница сочиняла их на скорую руку и не когда ей было обокрасть старинных добрых Авторов.