Страница 50 из 55
В продолженіи уединенія Царицына придворные разсуждали, какая бы могла быть причина сему тайному побужденію: одни утверждали, что это угрожает опасною войною соседственному Королю; другіе говорили уверительным образом, что вскоре откроет то об важном предпріятіи. Они описывали все подробности, и видели неложные успехи, боги знают, чего. Господчик, Пустозвяк, думал, что Ея величество занимается, выдумкою новых теней для шитья; всяк наконец разсуждал по своей склонности, по вкусу и по корысти; но чтоб постигнуть настоящую причину, недоставало им безделицы только, благоразумія.
Царица между тем появилась, и все разсужденія кончились. Тщетно старалась она скрыть тайную печаль ее проницающую; все, что могла она из себя учинить, состояло в том, чтоб казаться угрюмою. Двор тотчас учредил себя по виду своей царицы; не было лица в обоих полах, во всех возрастах, чинах и достоинствах, которое бы вдруг не учинилось угрюмо: картина таковая была очень смешна, но шло не до шуток; всяк молчал, а естьли и говорил, то односложными словами. Искатели преспола имели назначенные дни для пиршеств, кои по очеряди учреждали в увеселеніе царицы, но она без сомненія забыла, что очерядь сія состояла за Остроилом, без чего конечно бы не вышла из продолжительнаго своего затворничества. Она прошла к впадине оконечной; Остроил приближился с трепетом. Из всех придворных он лишь один меньше имел угрюмости. Доброгнева, увидев его близ себя, пришла в смущеніе, закраснелась и отвратила от него взоры. — Государыня! сказал Остроил унывно, все видимое мною предвещает об моем нещастіи! — Каких нещастій опасаетесь вы? отвечала Царица с суровостію. — Ужаснейших пред всеми на свете! говорил он: представьте, сколько оныя страшны и сколько отягчают мою душу! печаль, оказывающаяся в очах вашего величества, не должна ли поразить того, который бы отдал тысячу жизней своих для успокоенія вашего сердца? — вот выраженія очень ловкія, чтоб казаться чистосердечным! сказала Царица. Оныя гораздо слабее моего чувствованія, отвечал Остроил. Ах, государыня! сколько буду я злощастен! ибо не сомневаюсь, что из всех ваших искателей не нравлюсь вам всех больше, и прещастливый Алмаз. — Я имею свободу (подхватила быстро Царица) предпочитaть того, кто покажется мне меня достойнее. — Но кто бы то был? (подхватил Остроил в свою очерядь). Тот, кто к испытанным чувствованіям присоединяет характер, любви достойный. Разсмотрите (продолжала она, бросив на него гневный приведшій его в трепет взор), что после таковаго объясненія имеете ли вы право требовать?— Какой ужасной взор! возопил Остроил; обожающее вас сердце могло ли сделать столь лютое преступленіе котoрое бы оный заслужило? — Он умолк. Доброгнева вскинув нечаянно взгляд и лице его, усмoтрела оное орошенно слезами; она смягчилась, вздох изменил тайне ея сердца.
В сію минуту Остроил почувствовал великое щекотанье за левую его ногу; он тотчас забрыкал ногою; по тому что был щекотливейшій человек на свете. Проклятой Сафагой наделал это. По движенію ноги дух узнал, что он щекотлив, и с радостію тем возпользовался; быв невидим, усугубил он свою жестокую шутку. Руки его имели проворство невообразимое, и удобны были учинить щекотливым человека, ни мало тому не подверженнаго. По мере тoго, как прогуливались по нем проклятыя Сафагоевы руки, и подвигались к местам чувствительнейшим, безпокойство и брыканье Остроилово умножались: он призывал на помощь все силы души своей, чтоб удержаться; но Сафагой не давал ему ни малаго отдыху. Принужден был Остроил покориться своему чувствованію. Сей нежный любовник, пронзенный до внутренности словами Царицыными, имел лице, покрытое слезами, хотел оправдаться; Доброгнева сама того надеялась, слушала его с нетерпеливостію: уже смягчалась, как вдруг захохотал он дурацким смехом, безпрестанно умножающимся, и сопровождаемым некотoрым корченьем; все то усугублялось смешнейшими телодвиженіями. Весь Двор обратился, устремил глаза на Остроила, и как бы сговорясь и поднял вдруг громкой смех, разлившійся, подобно по скачкам текущему водопаду, из комнаты в комнату, до крыльца и на улицу. В одну минуту Трантараран, находившійся в угрюмейшем на свете виде, начал оказывaть знаки глупой радости; все в нем захохотали, начиная от Царицы до последняго конюха.
При утишеніи перваго грому, Остроил находился почти при смерти, и упал без чувств: отнесли его домой, проходя мимо шутов, в которых чрез смех обратились все придворные. Врачи созваны, они сбежались, узнавали, щупали руки, разсуждали, приказали пустить ему кровь, и заключали решительно, что он отягощен тaким припадком безумія, которое неисцелимо.
Доброгнева, не взирая на все причины, для которых, думала она, надлежит ненавидеть нещастнаго Остроила, была тронута его состояніем, и говорила о том с ложною Анемоною. Вашему Величеству всего пристойнее (отвечала сія) забыть об нем; это дурак, не заслуживающій. — Это правда (прервала слова ея Царица, вздохнув); как жаль!
Предстaвьте о смятеніи, соединенном с бешенством, в каковом находился Остроил; все разсужденія приводили его в отчаяніе. Его презренная любовь, глупость учиненная им в глазах Царицы, и при том обожаемой от него; сіе жестокое щекотанье,коего причины не мог он постигнуть, состaвляли для него смертельные удары, раздирающіе его душу, и смущающіе разум. Как великой философ, к преодоленію несноснаго своего положенія, заключил он умереть. Готов он был взять тaковое богатырское намереніе; но при первом слове, которое он об том сказать хотел, часы его готовились зазвенеть. В самое то мгновеніе ока ощутил он себя подхваченна невидимою силою. Вскоре увидел он себя на высоте воздуха в безмерном от земли удаленіи; и сколько ни был отважен, но смертный хлад разпростерся по его жилам; он лишился чувств.
Нет сомненія, чтоб это похищеніе не было дело Циклоидино; ненависть ея к Царице, и страсть к Остроилу, достигли крайнейшаго степени; цветы Гориславины, приводили ее в безпрестанное смятеніе: она не могла больше сносить виду своей совместницы, и не можно было ей жить без Остроила. Учинившись невидимою, перенесла она его в замок прелестной и находящійся в государстве волшебницы Обрады.
Она поспешала, и путь кончен не больше, как в три минуты; она положила Остроила на софе, и поднесши под нос к нему чуднаго бальсаму, привела его в память. Он очнулся и пришел в крайнее изумленіе.
Нечаянное отсутствіе Остроилова произвело на другой день великое волненіе при дворе Трантараранском; мнимая Анемона пропала в одно с ним время, и волшебница старалась, чтоб настоящая Анемона не освободилась с башни: тaким образом заключено, что вероломец сей похитил подругу Царицыну, которую он обожал; и что составляло то преступленіе, для котораго нет приличной из жесточайших казней. Сделали тысячу других столь же глупых разсужденій, коими отягощали нещастную Доброгневу; она принуждена была послушать, приходя в отчаяніе; потому что выраженія их были тем для нее несноснее, что благопристойность принуждала ее притворяться. Она могла овладеть собою столько, что не показала могущаго открыть ея чувствованіе: она являлась небольше принимающею в том участiя, сколько требовало правосудіе и польза Ея Величества, и приказала с хладнокровіем учинить погоню за похителем Анемониным, коего не удостоила назвать имянем. По том с терзаемою душею удалилась во внутренніе чертoги для свободнаго размышленія о своих нещастіях.
Между тем волшебница Горислава видела все произходящее: правда то, что власть ея не простиралась до возможности разрушать дела другой равной ей волшебницы; и не позволено ей было силою вырвать внука своего из рук Циклоидиных; но позволялось ей взять всякія предосторожности, кои прозорливость ея представляла средствами к освобожденію Остроила. Она с поспешностію начала перебирать лучшія свои книги, и нашла, что помощь волшебницы Малуши, старинной ея пріятельницы, может быть ей полезною. Она не мешкав села в колесницу, запряженную четырью крылатыми зміями, и поскакала к оной.
Малуша была самая благонравная, честная и ласковейшая волшебница на свете; лучшая забава ея состояла в тoм, чтоб во весь день мыкаться по свету в виде белой кошки с черными и желтыми пестринами. Она имела проворность невероятную, вид прелестной, забавлялась безпрестанно, колола только в шутку, и делала почти ежедневно невинныя проказы. Она была зла только противу людей порочных, кототых из презренія к законам и добрым нравам терпят в обществе, и которые составляют вред и стыд для онага. Кой час усматривала она таковаго человека, спешила к своей добыче, и без всякой пощады замечала онаго на самой средине лба литерою Б. Сей род наказанія сначала был действителен; убегали как яду замечанных таковою буквою. Но в последстве найдено средство закрывать сей стыд небольшею мушкою золотаго цвету. Привыкли мало по малу; наконец вышло то, что сочли оную и за прикрасу; старались налеплять, и пренебрегали людей никогда на себе оной не имевших. Волшебница видела произходящее, много сердилась, но дело шло своею дорогою. Она сказывала, что не ея вина в том, что человеки не осмеливаются ненанавидеть людей безчестных; что к ней не отваживаются они приближаться; и что она всегда замечает их на лбу в славу добродетeли, кой час попадутся они ей в когти.