Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 55

— Небо видит, ответствовал младой воин, сколько огорчает меня то, что не могу удовлетворить я вашему желанію! некоторыя обстоятельства принуждали меня учинит тяжкую клятву, до некотораго определеннаго времяни никому не открывать об моем имяни. Впрочем щитал бы я за особливое щастіе исполнить в том волю великаго героя, наполнившаго весь свет славою своего имяни в последнюю войну между Даков с Римлянами. Между тем будьте уверены, что природа моя не наносит дружеству нашему безчестія, и довольствуйтесь до времяни, когда угодно будет богам впредь соединить нас, называть и помнить меня под имянем Готфа. — Вадим с огорченіем принужден был оставить любопытство, и не смел убеждать друга своего к нарушенію клятвы. Между тем Гoтф простирал к нему объятія и он поцаловал его, и прощаясь говорил: участь наша принуждает нас разстаться; но в каких бы обстоятельствах я ни находился, храбрый Вадим навсегда останется в моей памяти. Перевяжите между тем свои раны, и старайтесь о починке поврежденнаго судна своего.

— Какія эти раны! говорил Вадим, воздохнув: сердце мое носит неисцелимую язву, произведенную несравненною красотою Дакской Княжны, о друг мой! скажи, не удалось ли тебе когда нибудь об ней слышать? Не знаешь ли, в какой ныне стране она обитает?

— Но Готф удалился от него усмехнувшись. Удивляюсь, сказал он, что сердца непобедимых героев без всякаго сопротивленія покаряются слабым женщинам! По сем слове отнял он крюки, соединявшій корабля, и волнованіе, начинавшееся в море вскоре удалило оные из виду.

Вадим остaлся в изумленіи; клятвы новаго его друга, и усмешка при напоминаніи о Дакской Княжне, казались ему загадкою. Он подозревал в своих воображеніях считать его за Арпада; но разсуждая опровергал таковыя мысли. Естьлиб был то брат моей возлюбленной, (мнил он) мог ли бы он удержаться, ведая союз мой с Дeкeвалом, как то видимо было из слов его, не открыться мне? По какой причине заклялся он таить свое имя? Не подозревает ли он меня, что я хочу лишить его родительскаго престола? Ах! сколько я удален от того! — Подобныя сим разсужденія кончились нерешимостію. Между тем начинавшаяся буря усилилась; она недопускала кораблю пристaть к берегу, и влекла их в открытое море. Ослабшіе и без того корабельные служители не могли управлять кораблем поврежденным. Носило их несколько дней, и напоследок при неизвестных берегах судно разбилось о подводный камень. Все погибли, кроме одного Вадима, который, успев схватить саблю свою, спасся от потопленія на отломке корабля. Он вышел на неизвестную землю, от великаго утомленія лег под случившимся тут густым деревом, и печальным размышленіям его последовал крепкой сон.

Вадим пробужден был шорохом мимоидущаго человека, и раскрыв глаза, увидел невольника в желтом одеяніи. — Остановись, друг мой! закричал он ему, и удовольствуй мое желаніе: скажи пожалуй, в каком нахожусь я месте? — "По чему я тебе друг? отвечал незнакомой; ты меня от роду не видывал". — Вадим обрадованный тем, что незнакомой разумел язык его, повторял свою прозьбу. На что оной с громким смехом сказал ему: "По видимому ты еще глупее и господина моего; разве ты не видишь, что лежишь на берегу под дубовым кустом? Вадим, сочтя, что он неясно выразумел слова его, продолжал спрашивать у него, как называется оная земля и под чьим состоит владеніем.

— Этa земля, отвечал он, называется землею; этот куст называется кустом; а надлежат они нашему судье. Разве ты не умеешь их назвать другими имянами? Так разтолкуй мне. Ведь всякая вещь называется своим имянем: собака собакою, а я называюсь Простай, а пріехал я сюда с краю света так далеко, что тебе и в ум не войдет. — Славянскій Князь по виду незнакомаго заключал, что имеет дело с дураком; но желая удостовериться, встал, и дабы узнать из некоторых слов его желаемое, спрашивал: как называется их судья? и где живет владетель земли сей? Но желтoодеянной был испуган незнакомым одеяніем Вадимовым, побежал от него прочь, крича: наш судья живет в городе, дом его на большей площади; а естьли не веришь, поди сам посмотри, и удалился из виду.

Вадим, не собравшись еще с силами, принужден был оставить до времяни любопытство свое, и лег для отдохновенія на прежнем месте. Участь возлюбленной его Брячиславы заняла мысли его с жесточайшими воображеніями, и безпокойный дух его лишал успокоенія. Он занят еще был своею печалію, как услышал приближеніе коннаго, и оглянувшись усмотрел молодаго прекраснаго мущину в богатом Римском одеяніи, едущаго на Турецком великолепно убранном коне. Он не правил им, но давал волю везти его, куда хочет. По случаю лошадь остановилась в нескольких шагах от того места, где находился Вадим. Незнакомой, как бы вышед из глубокой задумчивости, начал оглядываться на все стороны, возводил взоры свои на небо, бил себя в грудь, и по том поворотил коня в сторону на густой терновой кустарник. Животное, удерживаемое густотою и спицами терновника, остановилось; но всадник понуждал шпорами и ударами. Лошадь прыгала, остановясь на одном месте, и привела тем его в досаду. Он соскочил на землю, и поражая невинную тварь несколькими ударами своего кинжала, умертвил. Тогда он, как бы из глубокаго сна пробудившись, усмoтрел невозможность, удерживавшую коня его от повиновенія. Казалось, что сожалел он об нем, толкал его ногами, и увидев, что он умер, в великом бешенстве вонзил кинжал свой в землю. Вадим удивлялся поступку незнакомаго, но вскоре из слов его заключил, что он нещастной любовник, лишившійся разума. Между тем сумасшедшій, произнесши многія жалобы, пришел в совершенное отчаяніе, и бросясь к своему кинжалу, заколол себя, прежде нежели Князь Славянскій мог предупредить его в том. Он бросился к нещастному, желая подать каковую нибудь помощ; но увидев его уже бездушна, вынул из груди его окровавленый кинжал.

В самое то время прискакала к оному месту прекрасная Римлянка, в последованіи выше упомянутаго желтоодеяннаго человека. Она, взглянув на мертвое и обагренное кровію тело, и на стоящаго при оном с кинжалом в руке Вадима, прыгнула с своей лошади, выхватя кинжал, при ней находившійся, и напала на него в отчаяніи. Убійца любезнейшаго на свете человека! кричала она, производя удары, от которых Вадим, не имеющій щита, укрыться не мог, и получил глубокую рану в правое плечо. — Удержитесь, государыня моя, говорил ей отступающій князь, я не участвую в его смерти; он сам умертвил вопервых свою лошадь, а по том и самаго себя. Но отчаянная девица, не внемля слов его, старалась лишить его жизни; и принудила тем к обороне. Вадим старался пощадить ее; но получив многія раны, принужден был проколот правую ей руку. Однако то не удержало ея бешенства; она, подхватив кинжал левою рукою, продолжала нападеніе. Она бросалась на него, кричав: не щади меня немилосердой! мне пріятно умереть от руки, пресекшей дни моего любезнаго Либона?

— Невинный Вадим, не находя инаго себе спасенія, должен был дать ей несколько легких ран, уповая привести тем ее в безсиліе. Отчаянная любовница действительно сочла оныя смертельными, обратилась к телу Либонову, обняла оное, и цалуя говорила: дражайшій любовник! напрасно сомневался ты в моей верности; я последую за тобою! — С словом сим поразила она себя в грудь, и упав на тело Либоново, скончалась.

Между тем желтоодеянной невольлик, как скоро увидел, что госпожа его ранена, сел на ея лошадь и ускакал прочь. — Произшествіе таковое, и участь двух любящихся, наполняли душу Вадимову горестію. Судьба ваша нещастна, вопіял он, взирая на тела, пред собою простертыя; но некоторым образом достойна зависти. Вы достигли своего предопределенія; никакія мученія не удручают сердец ваших, и может быть правосудіе богов награждает вашу верность вечным соединеніем. А я стократно вас нещастнее! Я разлучен от моей возлюбленной: слабая надежда свидеться с нею, лишь умножает мое страданіе. Нещастія за мной последуют, и поискам моим полагают препятствія. Рожденный на престоле славы, лишен я надлежащаго мне достоянія; должен был прибегнуть под защищеніе чужестраннаго государия; но пріобретши там убежище, изгнан из онаго жестокою страстiю. Искав возлюбленной, оставил великодушнаго ея родителя, котораго сам запутал в опасную войну с страшным свету народом, и оставил в старости, неудобной к понесенію трудов! Может быть он окружен теперь непримиримыми своими врагами, может быть простирает ко мне отягченныя оковами руки свои, требуя моего защищенія и мести; а я нахожусь в неизвестной стране, может быть среди врагов его, один, и подвергаемый подозренію в убивстве сих любовников. — По тoм предстaвляется печальным воображеніям его Брячислава. Иногда видит он ее в неволе высокомерных Римлян, под скрытым имянем осужденну к подлейшим работaм, то представляется она ему опознанная врагами отeчества своего, и осужденная на жертву мщенія теням погибших от руки Даков Римских легіонов. Тысяча других равномерно жестoких помышленій изторгают из очей его слезы. Оным последуют облегчающія сердце тяжкія воздыханія. В задумчивости таковой подходит он к бездушным телам, вынимает кинжал из груди лювовницы Либоновой, и сравнивая оба роковыя оружія, находит оныя художеством одного делателя, он проклинает руку устроившую бедственной металл сей. Человеколюбіе внушает ему мысль предaть земле тела великодушных любовников, и предварить алчность хищных животных, чтобы не учинились оныя их добычею. Он завязывает свои раны, унимает текущую из оных кровь, и собрав остаток сил, начинает кинжалом рыть могилу.