Страница 48 из 55
Циклоида, находясь невидимою близ царицы, не упустила ни слова из разговору ея с Остроилом, предметом ея мщенія и бешенства. В Трантараране ведали, что весь свет oт младенчества своего подвержен пространной власти волшебниц; но знали также и их странное и нерешимое поведеніе: власть их была подвержена судьбе, весьма оных страшнейшей и не меньше своенравной. Но что и любовь есть сильнее волшебниц и самой судьбы, также знали. Оная, подобно волшебницам, может принимать все виды, какіе ей угодно, и имеет право украшать себя всеми своенравіями судьбы; она собственно владеет преимуществом, производит по своей воле чрезвычайныя произшествія; она бывает неправосудна не стыдяся, неблагодарна без оговорок, и смешна безпоследственно; имеeт в себе все характеры, но ни одного определеннаго; соглашает нравы совсем противусложные; не ведает препятствій; уничтожает упрямство, умерщвляет оное, и превращает в благосклонност; тoржествует над крайнейшею ненавистію, бывает попеременно глупа, весела, печальна, осторожна, безразсудна, расточительна, скупа, но никогда благоразумна.
Посредством толчка одной из сих частей, составляющих странной состав ея, и делающих честь ея владычеству, вздумала она покорить Циклоиду. С перваго взгляду Остроил показался ей любви достойным: она закраснелась с досады. Разговор, слышанной ею, произвел смущеніе в ея сердце; в душе ея произошло чрезмерное волненіе: она сама себя не узнала по сему движенію. При дворе Обрады, равно как и при Трантараранском, едва ли известна была и тень любви; смерть Частохватова уверяла ее, что она пришла ненавидеть; желаніе нравиться составляло первую ея глупость, охота слыть ученою уступала сему заблужденію, гнев зависел от обеих сих страстей, и любовь утвердилась самовластно на остатках всех их троих. Таковым образом волшебница любила уже, когда уповала, что жестоко ненавидит. Правда и то, что любовь и ревность в одно время вскользнули в душу ея, и ревность, подобящаяся ненависти, показалась Циклоиде за оную.
Остроил не пріобретал ничего от сей перемены, и естьли бы знал, охoтно бы согласился терпеть, когда бы волшебница удовольствовалась приклясть его на всю жизнь. Намереніе ея по прибытіи ко двору состояло в том, чтоб учинить Остроила, естьли можно, ненавистным царице, и вдохнуть в сердце сей смятенной любовницы ревность и отчаяніе. Поколебавшее ее новое движеніе, и коего она не постигала, соглашалось с оным жестoким намереніем: она спешила то исполнить, и вот средства, кои казались ей удобными для успеху в тoм! Она в ту же ночь перенесла прекрасную Анемону под кровлю высокой башни, где приказала караулить оную с крайнею осторожностiю. По тoм она приняла вид ея, находилась с Царицею, и скрыла намеренія свои под притворным дружеством. После того приставила она к Остроилу духа Сафагоя, злейшаго из всех духов втoрой статьи. Благосклонность, кою имела она к сему духу, уподоблялась злобе, составлявшей его ремесло. Он бывал дятькою над пажами и обезьянами у волшебницы Обрады: за несколько лет пред тем Циклоида выходила для него спокойнейшее состояніе, в котором живучи в независимости, имел он волю наслаждаться удовольствіем приключать безпокойство всему свету. Шутки его ежедневно простирались до крайности: но черты злобы его имели вид шалости довольно забавной, так что и самыя честныя люди иногда оным смеялись.
Волшебница, учредив свои намеренія, обрадовала духа случаем, в котором мог он оказать ей услугу, столь согласную с его склонностію; Сафагой в ту минуту невидимо очутился при Остроиле. С самаго вступленія напал он на него, пугал и безпокоил его всевозможными образами. Иногда превратясь в осеннюю муху, бегал по лицу его, улетал, возвращался, кусал и приводил в бешенство. Иногда превратясь в комара, жузжал по целой четверти часа в его уши, жалил до крови, по том исчезая и находясь невидимым близ его, давал ему толчки по бокам чрез целой час. После спустясь на икру ноги его, вонзал в оную двaтцать булавок одна за одною, колол в руки, в лице, и все это производил порядком, не давая ему ни на минуту отдыху. Не удовольствуясь тем проклятой дух сей, не отставал от него и при Дворе, а особливо когда Остроил, находясь с Королевою, и стараясь оной нравиться, напрягал свои силы, чтоб превзойти своих соперников, чтоб казаться любви достойнее их, и тем пріобресть милости прелестной Доброгневы.
Представьте себе, в каковом состояніи находился тoгда мучимой Сафагом жалости достойной Остроил. Безпрестанное движеніе руками, перемена в лице, безпокойство оказываемое ногами, род корченья, в коем находилось все его тело, предстaвляли из него зрелище странное и смешное. Все придворные то заметив, изумлялись; любовники Царицыны смеялись. Она была тем тронута, и самую Циклоиду то огорчало. — Не заметилиль вы, чего нибудь страннаго в положеніи Остроиловом? (сказала Доброгнева ложной Анемоне, оставшись на едине с нею). Он никогда не казался мне в таковом смущеніи. Я не шутя опасаюсь, не приключилось ли с ним чего нибудь чрезвычайнаго: не болен ли он? Вероломная волшебница ответствовала, что он ей всегда казался тaковым; что вид его никогда не представлял в себе отличнаго; и что она с самаго перваго дня заметила в глазах его некоторое сумазбродство, свидетельствующее о слабости его души. Я не понимаю (продолжала она), как Ваше Величество могли дать ему преимущество над его соперниками. Признаюсь, что мне все здесь кажутся лучше его. Какое сравненіе, на пример, можно сделать между им и Тюльпаном? — Никакого (перервала слова ея царица, голосом негодующим); вы очень часто переменяете наречіе; сперва находили вы вид его очень любезным, и характер его разума прелестным. Это правда (сказала волшебница с замешательством); но после похожденія его с Амарантою.—Не говорите об этом (подхватила царица), вы видели, что он совсем оправдался. Я вижу, сударыня (сказала волшебница), что сердце ваше им занято; но естьли позволится моей чистосердечной к вам привязанности представить вашему Величеству — пошлем к нему проведaть (прервала слова ея Царица), как он находится, я безпокоюсь.
Донесли Доброгневе, что Остроил находится в добром здоровье, и что восхищен опытoм ея милости. Выслушав это, она легла почивать, занималась некоторыми размышленіями, и заснула. Циклоида разсуждала много и не спала; бунтующія движенія, колеблющія ея душу, уподоблялись хаосу, коего не могла она раздробить. Она определяла решительно, что имеет истинное отвращеніе к Царице: но чувствуемое ею к Остроилу казалось ей невероятным. Он изображался в ея мыслях очень твердо. Она сжалилась над безпокойством, которое терпел он чрез весь день, и раскаявалась, что предала его тиранству Сафагоеву. После сего чувствованія появилось еще пріятнейшее. Воображеніе ея поражено было образом Остроиловым, чувства ея оживились, нежное впечатленіе наполнило ее сладостным смятеніем. Вскоре по том Остроил, любимый Доброгневою, охладил ея сердце. Безпокойство, страх и ревность объяли ее; чувства ея опять оживились, но оныя не были разгорячены тем пріятным жаром, которой всегда последует утешенію. Это был жестокий огнь, отлучившій ее далеко от самой себя; гнев, ненависть, бешенство заняв душу ея, смущали, раздирали и не являли ей из последствія, опричь отчаянія. Таковыя различныя движенія находoлись в ней до самаго тoго часа, в которой Царица пробудилась, и надлежало ей к ней итти. При входе в спальню ревность и ненависть ея усугубились.
Ах, моя дорогая Анемона! (сказала царица увидев ее) поди, я разскажу тебе непріятное сновиденіе, которое мне представилось . . . показался мне Остроил, стoящій предо мною на коленях; он клялся мне вечною любовію; его глаза и голос уверили мое сердце; я не могши владеть собою, хотела признаться пред ним в моей тайне. Вдруг темное облако скрыло его от глаз моих; я не увидела Остроила, и ты в тож время исчезла. Пришед от того в страх и жалость, я очнулась, вздрогнув; я вспомнив о силе моих цветов, велела подать мне их. Посмотри, любезная Анемона, на сіи фіалочки, они завяли: не могу я семневаться, что есть ужасной умысел противу моего благополучія.