Страница 45 из 55
Таковы были младые любовники, составлявшіе двор Доброгневин. Уже шесть дней по ея избраніи, имела она круг около себя, как началось разсужденіе о важном вопросе, разделившем разумы на разныя стороны, всяк участвовал в споре, ожидая, на которую сторону перейти по решенію Ея Величества. Надлежало решить: что алмаз розовой воды, ограненный звездою, осыпанный бриліантами, и отработанный искуснейшим художником, красивее ли носить на мизинце левой руки, или правой? Пустозвяк утверждал, что неотменно следует честь сія правой руке; ибо оная чаще левой находится в движеніи, но Частохват с господином Кузнечиком, присвоявшіе себе право вкуса, присвоили оную левому мизинцу, и представляли доводы также достаточные. Спор разгорячался, и с обеих сторон наговорили уже много вещей важных и забавных, как Анемона, придворная, первой стaтьи госпожа, представила Ея Величеству юнаго Остроила.
Оный родился также в блаженном царстве, и был внук волшебницы Гориславы, почтенной госпожи Двора Обрадина. В самой час рожденія его волшебница взяла его к себе, воспипывала сама, и для совершенія его разума заставляла путешествовать по всем смежным государствам, под руководством добраго дядьки, с которым она не договаривалась о награжденіи. Узнав, что престол Трантараранскій опорожнился, призвала она своего внука. Она поспешила сделать ему наставленіе, каким образом следует ему вести себя при Дворе Доброгневы; она дала ему чудные карманные часы, кои звенели целую минуту, когда он готовился сказать какую нибудь глупость; и кольцо, имеющее давить его палец больнее, или слабее по мере того, какого роду хотел сделать шалость. Обняв его, приказала она ему ехать в Трантараран и вступить на ряду с прочими, и ничего не упускать к завоеванію сердца младой Царицы. Таковое намереніе показалось бы странно всякому, кроме волшебницы. Не по тому, что Остроил не очень пригож лицем был; черты онаго, не представляя красоты, имели в себе нечто пріятное; вид его являл разум и мужественную доброту. Но тaковыя хорошія свойства были зыбки, и могли помрачиться от препятствій, встречающихся необходимо при Дворе столько просвещенном, каков был Трантараранскій. Остроил был застенчив, вступая уже на шестнатцатый год, и столько благонравен, что малейшая похвала приводила его в краску. Он провел лета свои в ученіи, и имел слабость мыслить, что знает еще мало; разговоры его были достаточны, легки, шутливы, но отнюдь не вольны. Он действовал по правилам, знал сравненіе, осмеливался извинять погрешности других, и не стыдился исправлять свои; он был снизходителен, просвещен, внимателен, употреблял разсудок, и с намереніем не смеялся; словом сказать, ничего еще страннее его не видано при дворе Трантараранском. Остроил совокуплял в себе все смешное; ибо был разсудителен.
Едва он появился, как пронзили его с обеих сторон. Сперва начали перешептывать, смеяться потихоньку, и вскоре учинился он метою всеобщих разговоров. Царица испытывала его с любопытством, и говорила с ним часто; он отвечал всегда исправно, но почти не смея возвести глаз на нее, и голосом почтительным, котoрой считали за смятеніе. Между тем взоры его ничего не упустили из прелестей Доброгневиныхе: сіи взоры, удерживаемые робостію, не меньше были проницательны. Остроил равно поражен был красотою, кротостію и разумом Царицы; в душе его произошло не известное до толь возмущеніе. Оное столько было велико, что он забыл ей поднесть удивительный посланный от бабушки его в подарок пучок цветов, от котораго может быть зависело его щастіе.
Двор занялся разсужденіями о новом искaтеле престола, и забыл об алмазе розовой воды. С перваго взгляду без дальняго изследованія господин Тюльпан нашел вид его неловким, коего ничто не могло исправить. Господин Кузнечик заметил твердым образом, что он весьма неполитично в первой раз поклонился. Алмаз решил, что он несносен. Пустозвяк клялся торжественно, что никогда не потребует у него совету, как ему учреждать свои бриліанты; а Частохват осудил его безвозвратно быть дураком на всю жизнь. Воздержныя женщины думали, что не надлежит спешить заключеніем; это новичок, говорили они, надобно разсмoтреть, еще останется довольно времяни к заключенію.
Удобно может быть сравнить произходившее в душе Доброгневиной по сим впечатленіям, которыя имели при виде сего животнаго редкаго и страннаго. Час, определенный ею для размышленій, настал: круг разшелся; она удалилась во внутренніе покои, нося с собою разсужденія об Остроиле. Когда царица заперлась, весь совет, которому не чего было делать, спешил толпою вон из дворца; очень пора было ехать. Госпожи, и самыя имеющія обожателей, оставались обыкновенно одни; мущины, с рабячества привыкали не наблюдaть сей мелкой вежливости, считая оную за цепь, нарушающую вольность в обществе. При Дворе Трантараранском утверждено было, что и невежливая вольность преимуществует над учтивостію. Остроил был еще очень нов, и впал потому в неосторожность подать руку некотoрой госпоже, сскочившей с крыльца: прочія это увидели и обратили в смех, котoрой тем был забавнее, что Амаранта (имя той госпожи) хотя имела еще красоту, но утратила уже цвет молодости. В ней не находилось уже тех блестящих забав, кои могут извинять вежливости, оказываемыя мущиною. Она сама почувствовала, сколько важна была ошибка Остроилова; но оная ей польстила, и понудила ее тем возпользоваться. Вы очень услужливы, сказала она, принимая его руку; карета моя не далее двух шагов отсюда, и вы скоро избавитесь от труда. Я очень рад, сударыня, отвечал услужливой Остроил, что мог оказать вам малой знак моего почтенія и усердія. При окончаніи сих слов были они уже на последнем ступене крыльца. Служители Амарантины по нерасторопности не пріезжали еще с каретoю. Хотя она жила в отделеніи дворца, но следовало ей не меньше ста шагов шествовать; приключеніе было весьма затруднительное. Но между тем решилась она итти пешком, поддерживаема Остроилом. Она начала пред ним повторять извиненія; он отвечал почтеніями: и они достигли. Остроил поклонясь, хотел итти. Куда вы? сказала Амаранта: не далиль вы кому слова быть к ужину? Нет сударыня, отвечал сей простосердечной; я только ныне пріехал в столицу, и почти никого не знаю... В сем случае (подхватила Амаранта) прошу oтужинать со мною... Для чегож? (продолжала она приметив из новаго поклона, что он готовится уйти) я прошу вас усердно; я очень довольна, что с вами познакомилась, и весьма порадуюсь, естьли вы будете посещать меня чаще. В продолженіи сих учтивостей вошли они в покои Амарантины; женщины, ее дожидающіяся, усмехнулись, увидев Остроила.
Позвольте мне, сказала Амаранта, раздеться; я весь день так была стянута. — При сем слове он хотел вытти. Куда вы? (продолжала она) вы мне не мешаете; я одеваюсь и раздеваюсь пред всем светoм. Однако, сударыня . . (сказал Остроил) Вы шутите! подхватила она, ах какая жалость! останьтесь. Между тем раздеванье продолжалось. Остроил, находясь впервые в жизни своей на едине с женщиною, и быв разделяем между любопытства, благонравія и удовольствія, смущался, краснел, отвращал взоры; но оные противу воли его, пробегали всюду: там, где одна рука казалась препятствующею любопытству, но между тем в другом месте открывала нужное для удовольствованія онаго. Амаранта, наблюдала впечатленія, производимыя тем в Остроиле. Зеркало, противу котoраго она сидела, в тoм ей помогало; она уверялась по переменам производимых им движеній. Естьли взоры его упадали на пол, проворной поворот выказывал ему открытую прекрасную ногу. Когда, ободренный сим предметoм, осмеливался он поднять глаза к верьху, старались тогда поправить косыньку, и желая скрыть прелести, как бы невзначай овыя выказывали: все это отправлялось очень ловко, без пристрастія, и прекраснейшею рукою. Между тем взираніе Остроила оживляло, лице его покрылось великим пламенем ... Он краснеет, как мне кажется (сказала она своим женщинам), по чести вот что удивительно. Слова сіи имели действіе: Остроил закраснелся еще больше: он хотел говорить, язык его не слушал и принудил его взять вид не удовольственный, который очень утешил Амаранту.