Страница 42 из 55
Это очень забавно, сказал Избор, что Вадим сам выходил биться в честь Тризн, для него же учрежденных. Можно смеяться, подхватил Славомір, слушая нещастія другаго; но другое обстоятельство, когда самому оныя сносить. Мне кажется, продолжал он, полезнее еще и забавнаго извлекать из сей повести пример, что нещастіями других шутить не должно, когда и самыя для престола рожденныя особы не могут быть от оных безопасны. Старик сей готов был продолжить свои замечанія, и по обыкновенію своему обратить оныя в нравоученія для юнаго государя; но Избор смекнувши, куда дело клонится, ускорил удаленіем во внутренніе чертоги свои.
ВЕЧЕР XIX.
Должно, чтоб боги покровительствовали вас, сказал Русим Вадиму, когда остались они с ним на едине; ибо в недавном времяни неизвестный человек разнес здесь слух об вашей смерти. Слух сей истребил всякія опасенія с стороны вашего брата, и он приняв оный за истинный, отменил повеленіе свое, по которому брали под стражу всех чужестранных бoraтырей. Не сомневаюсь, что и вы попались в темницу таковым же образом, но удивляюсь; что до сего часа не знал я об тoм, считая, что вы уже давно остaвили области Славянорусскія. Вадим и Бурновей расказали ему приключеніе свое с отъезду из главнаго войска. — Хотя чужестранцы, продолжал Вадим, осуждались здесь в темницу и на спор о жизни и смерти, так как мы; но уповаю, что побежденные нами и освобожденные по вашему великодушію богатыри, избегли сего нещастія: потому что во время поединку вашего слышали мы голос их среди народа. После сего просил он Русима, чтоб сіи богатыри чрез верных его служителей были сысканы и приглашены в дом к нему. Русим, исполнив по их желанію, поспешал отправленіем их из Хомограда, где со всем тем пребываніе Вадимово было не без опасности. Между тем, как снабдил он их добрым вооруженіем и лучшими коньми с княжей конюшни: предстали и означенные богатыри. Вадим, бросился с разпростертыми руками к тoму, коего он победил, и возобновив благодарность за спасеніе жизни своей от него в Сусолах, просил о удовольствованіи его желанія, почему известна ему возлюбленная его Брячислава и перстень, коим он с нею обручался? Требованіе ваше не состaвляeт для меня тайны, отвечал сей молодой и прекрасной богатырь: но скажите мне прежде, какое удовольствіе находите вы говорить о такой особе, которую время, хотя не очень долгое, истребило из вашей памяти? — Возможноль, вскричал Вадим; чтоб когдани будь сердце и мысли мои могли быть к тому удобны! Я не нарушал клятв моих, я до конца дней моих не нарушу к моей возлюбленной Брячиславе. Память ея навек пребудет услажденіем и горестію моей нещастной жизни. — Вы принуждаете меня вновь уличить вас, что память ваша с словами вашими несогласна. — Как? — Черты Брячиславины вам уже неизвестны. — Мне? сказал Вадим, устремя взоры свои на незнакомаго; боги! продолжал он трепеща во всех членах; твои слова ... переодеяніе ... Ах, естьли может быть чудо! одна мысль сія может умертвить меня радостію . . . Но нет столько щастія, не для Вадима.
—Он схватил незнакомаго за руки, цаловал оныя, показывал на свое сердце, и не мог выговорить ни слова. Состояніе его смягчило незнакомаго: струи слез покатились по румяным щекам его, и по сим движеніям Вадим узнал свою Брячиславу. Любезная! . . . вскричал он, и бросясь к ней лишился чувств. Бурновей не в лучшем Вадимова находился состояніи; ибо разсматривая другаго богатыря, познал в нем свою дражайшую Озану, кою считал в Бастарніи, подверженную гоненіям ея непріятелей; он стоял пред нею на коленах, между тем как другим подавал помощь безчувственным, Вадиму и его возлюбленной. Возможно ли, прекрасная Озана! чтoб нещастной Бурновей, говорил он, мог поверить глазам своим? Не мечту ли вижу я? — Нет, мой возлюбленный! отвечала она; Озана некогда учинила вас нещастным противу воли своей; но постоянная ея к вам любовь, изгнав из отeчества, принудила странствовать по следам вашим для изгнанія из сердца вашего сомненія. — Чeта сих любовников предавалась своему восхищенію, и делала друг другу тысячу вопросов до объясненія их приключеній; между тем как старанія Русимовы привели в память Вадима и Брячиславу. Вадим не верил глазам своим; спрашивал у всех, не стит ли он, и наконец наговорил множество слов содержащих в себе много радости и страсти и не имеющих связи. Восторги его никогда бы не кончились, естьлиб Русим не припомянул,что он находится еще в столице своего брата. Для предупрежденія всяких затрудненій приказал он изготoвить все нужное к путешествію и для новых их товарищей: несколько невольников держали оседланных коней, и готовы были исполнять их повеленія. Русим прощаясь, повторял Вадиму свои советы , чтоб он ожидал от времени перемены своей участи, и не забывал бы, что выгоды собственныя не должны быть предпочтены выгодам отечества.
Таковым образом оставили они Хомоград; чрез четыре дни находились уже в пределах Варягіи и твердо вознамерились шествовать ко двору Готфскому: хотя советы Русимовы вложили великодушное заключеніе в сердце Вадимово, не искать помощи для пріобретенія оружіем своего наследія, но надлежало ему странствовать для пріобретенія безопаснаго места, где бы можно было прожить до тех пор, пока боги переменят участь его. Бурновей нашед свою Озану, считал себя довольнее всех на свете, и не хотел разлучиться с своим другом. Они разсказали своим любовницам приключившееся с ними во время разлуки. Брячислава чрезмерно обрадовалась, узнав, что брат ея в живых находится. Но как до сего времяни Вадим предавался еще токмо восхищенію, которое не допускало его полюбопытствовать, каким образом возлюбленная его спаслась при погибели Геркуланы; он просил ее разсказать о своих приключеніях, в чем и удовольствовала она его следующим образом.
Повествованіе Брячиславы.
Нет нужды описывать мне то страшное произшествіе, во время котораго мы разлучились, и с котораго времяни вы, любезный Вадим, имели причину считать меня мертвою. Сильные удары землетрясенія, начавшіе разрушать зданія, принудили меня, как и многих других бежать из города. Едва успела я сесть на коня приготoвленнаго служителями Публія Iовиніяна, и выскакать из ворот, как дом сего Римлянина обрушился. Выезжая за город встретилась я с самым Публіем,возвращавшимся с охоты, за приключившеюся ему головною болезнію. Уведомила я его об разрушеніи его дому и опасности медлить в городе: почему он послав служителя своего к вам, любезный Вадим, уведомить вас о нашем убежище, которое решились мы взять на корабле, приготовленным для нашего отъезду, мы поскакали к морской пристани; но не успев еще двух сот сажен отъехать, оглянувшись с ужасом были свидетелями, как посланный к вам служитель был пожран разверзшеюся землею. Когда достигли мы корабля, и сели на оной, море начало стол жестоко волноваться, что принуждено было отрубить якорь, дабы удалиться от берегов. Ветр понес нас в открытое море; и сколь ни удалены мы были от Геркуланы, но могли видеть погибель оной, последовавшую от огненнаго изверженія Везувіи. Не нужно описывать вам тогдашнее мое отчаяніе, когда представлялась мне опасность моего возлюбленнаго Вадима: он находясь в подобных о мне заботах, легко то себе представить может. Наступившая ночь и умножившаяся буря довершили трепет наш: не осталось нам надежды к спасенію на корабле, носимом по воле ветров без управленія, и в море, наполненном подводными камнями; ибо кормило было оторвано и ветрила оборваны. Наконец совершилась наша участь; корабль разбило об камень. Не знаю, что последовало с великодушным Публіем и прочими; ибо я сама опомнилась над вечер другаго дня, быв извержена на отломке корабля на берегах Кампанских, в разстоянія от Геркуланы верст пятидесяти. Сострадательные земледельцы, считая меня по мужскому одеянію за Римлянина, взяли меня в свои хижины, и старались возстановить истощенныя мои силы. Повествованія их о совершенной погибели Геркуланы умножили печаль мою; потому что я отчаялась в вашем, любезный Вадим, спасеніи. Все то соединясь, повергло меня в болезнь, продолжавшуюся две недели. По выздоровленіи моем старалась я чрез моих благодетелей достaть себе коня и полное вооруженіе, заключив, что в одеяніи странствующаго богатыря безопаснее могу продолжать путь и поиски мои; оставшіеся у меня дорогіе камни, которые вручили вы мне отъезжая на охоту, облегчили мое желаніе. Первое мое стараніе состояло в разведаніи об вас (говорила Брячислава Вадиму): я прибыла к тому месту, где стояла цветущая Геркулана, я видела токмо черную гору курящихся еще камней из пеплу. Все окрестности ея, по которым я разведывая об вас, пріезжала, показывали остaтки всеобщаго пожару: земля представлялась обнаженною, и опаленныя древеса не имели на себе листу. Оставшіеся в живых жители разбежались в розныя места; а изредка встречавшіеся со мною не могли мне подать ни малаго об вас известія. Куда мне было прибегнуть опричь моего отечества! И в оное направила я путь мой, проливая слезы, об моем уроне. Щастіе определило подать мне облегченіе в печали избраніем самаго того пути, по которому следовал возлюбленный мой Вадим; описанія, сделанныя от видевших его, и вопросы его у них о Брячиславе, уверили меня, что он не токмо жив, но и следует в Дакію. Таковым образом поспешала я в мое отeчество, разспрашивая всюду о проехавшем боraтыре Вадиме, и находились уже в стране Бастарнов — Ах! я припомнил теперь, сказал Вадим, обратясь к Озане, что я слышал от вас о проезжем богатыре, спрашивавшем обо мне вашего брата! без сомненія была то моя возлюбленная Брячислава. Скольких бы печалей избег я, естьли бы судьба моя позволила с вами повстречаться! Не уверился бы я в ея смерти и не подал бы ей причины к несправедливым подозреніям о моем постоянстве.— Брячислава истребила сіе горькое замечаніе своего возлюбленнаго нежным поцалуем, и продолжала повесть свою. — Старана, которою я проезжала, была тогда опаснее, нежели обыкновенно для странственников: Бастарны, повсегда склонные к грабежам, возгордясь некоторыми успехами в войне противу Римлян, вышли из повиновенія к своим начальникам, и разсеявшись всюду, производили по всем дорогам страшные разбои. Я по нещастію впала к ним в руки, и не сочтя за полезное обороняться противу множества, была пленена; и по приведеніи к Меотискому морю обще с другими пленниками, продана Фракійскому купцу, торгующему невольниками. Новой господин мой, не ведая об моем поле, повез меня в средиземное море, надеясь продажею грекам получить за меня хорошую прибыль; однако возставшая буря отнесла корабль его к сирійсским берегам. Трипольскій разбойник набежал на нас тогда, как по утишеніи бури намерены мы были возвратиться к Греческим островам; произошло жестокое сраженіе. Я не надеясь лучшаго со мною поступка от варваров, чем от Фракійца, вздумала оказать помощь последнему, уповая, что в случае удачи может быть подвигну его к великодушію и получу от него свободу. В сем намереніи уговорила я к тому многих славян, сидевших со мною в нижней части корабля под караулом: мы разломали двери, отняли у приставов наших сабли, и пробравшись в запасную оружейную, все бежали вооружась на помощь нашему господину. Фракіянец пришел в смятеніе, нашел себя между двух непріятeлей; но я ободрила его увереніями, что мы приняли оружіе для защищенія его. Да даруют боги, вскрикал он с радости, чтоб великодушное ваше дело не осталось без награжденія! сиріянцы имели уже некоторыя выгоды в своем нападеніи, половина почти Фракійцов была от них побита, и многіе из них вскоча на наш корабль производили ужасное кровопролитіе. Но когда мы приспели, сраженіе получило другой вид: Сиріянцы, бывшіе на нашем корабле не успели возвратиться, и пали от наших сабель. Мы возпользовались смятеніем, произшедшим от того на разбойничьем корабле; ворвались на оный, большую часть варваров побили, а прочих принудили отдаться в плен. Фракіянец, увидев себя избавленна от предстоящей неволи, и получившим великую добычу на разбойничьем корабле, приносил нам бладарность, и по возвращеніи своем в Византию обещал учинить нам опыты своего признанія. Прибрав пленных сирійцев и добычу на свой корабль, зажгли мы разбойничье судно, а сами поплыли к проливу Фракійскому. На пути господин наш хотя еще не объявил нам свободы, но были мы от него содержаны не тaк, как невольники; он пристaвая к греческим островам, распродал плененных Сиріянцов; и проплыв пролив, благополучно вошел в Византійскую пристань. Я удивилась, вступя в дом сего купца, когда нашла оный по огромности, богатству и множеству рабов обоего пола, сходствующій более на дворец какого нибудь государя, чем на купцов, которой торгует невольниками. Мы угощаемы были чрез несколько дней великолепно, и по обращенію с нами господина нашего не сомневались, что получим от него все воздаяніе оказанной ему услуги свободу. В самом деле, призвал он меня наконец с прочими Славянами, участвовавшими в спомоществованіи ему, и говорил обратясь ко мне: Почтенный Дак! (так называлась я со времяни моего плену) великодушный поступок ваш избавляет вас от плена; я считал бы себя проклятія достойным, когда бы отлагал далее явить вам признаніе мое возвещеніем вашей свободы. Сколь ни важны обстоятельства, принуждающія меня еще потребовать некоторой от вас услуги: но я не осмеливаюсь предложить вам об оной, когда вы не позволите мне объяснить то под видом прозьбы, или свободнаго договора. — Я взглянула на моих товарищей, и приметив на лицах их согласіе узнать о требованіи Фракіянца, сказала ему: все, что уклоняется от добродетели, не удобно войти в желанія особы, подобной вам в великодушіи; почему мы ожидаем объясненія вашего требованія. Примечаю я, отвечал на это бывшій наш господин с видом удовольствія, что вы все люди военныя и пріобыкшія служить с оружіем. Не будетели вы согласны вступить в службу Марободуна, Короля Маркоманскаго, моего сродника? он имеет надобность по некотoрым намереніям своим противу враждебных соседей в воинах испытанной храбрости для пріумноженія сил своих. Я предлагаю вам наем, и обещаюсь заплатить при отъезде вашем отсюду по два фунта серебра в задатoк; я снабжу вас коньми и оружіем, а притом о цене жалованья оставляю договариваться с самым Марободуном по вашему благоразсужденію. Вы, почтенные славяне, видите (продолжал он), что сіе предложеніе, приближая вас к вашему отечеству, облегчит и трудности, с таковым длинным путем до онаго соединенныя. Сверьх того остaнется в вашей воле не принять службы сей, когда условія ваши там не будут для вас выгодны; а сребро, данное мною вам в задаток, почтено мною будeт за дар, оказанный с стороны моей к вашему одолженію. — Все товарищи мои сочли предложеніе сіе за усугубленіе благодеянія фракіянцова, и с радостію на оное согласились; я сама хотя не имела надобности в помощи сей к возвращенію моему в отечество в разсужденіи дорогих камней, сбереженных мною от грабежа Бастарнов, но находила способ сей безопаснейшим для пути в обществе множества храбрых людей. Между тем, как прочіе пошли пріуготoвляться в дорогу, фракіянец остановил меня, и наедине удовлетворил любопытству моему ведать, каким образом купец, торгующій невольниками, мог быть в союзе с владетельным Государем. — Без сомненія, сказал он, странно кажется вам, что я промышляя торговлею, нахожусь, соединен ближним родством с Государем Маркоманским; я объясню вам оное; предки мои произходят oт рода Фракійских царей, и дед мой, был требователем престола своих предков, принужден искать убежища своего при Дворах чужестранных Государей когдаРимляне учинились властителями Фракіи. Судьба привела его к Королю Маркоманскому, где он достоинствами своими пріобрел сердце дочери его, и был почтен свершеніем сего союза. Таковым образом отец мой, родившись от Королевны тетки Марбодуновой, был двоюродной брат сему Государю. Дед мой провел жизнь свою в Маркоманах, всегда искавши чрез разныя, но безуспешныя средства, ослабять власть Римлян во Фракіи и неудачи повергли его в уныніе, прекратившее дни его. Отец мой остaлся наследником пустаго права; бунты,произходившіе в Маркоманах, понудили его оставить сіе Государство: и как отечество для всех бывает любезно, возвратился он в Византію под скрытым имянем. Чтоб лучше отвлечь от себя подозренія, начал он торговлю невольниками. Промысл сей столько был прибыточен, что собрал он великія сокровища, которыя оставил мне после себя в наследство. Он умирая, запретил мне помышлять о праве предков своих на Фракію, и подтвердил продолжать торговлю. Ты проживешь спокойнее, нежели бы мог ты ожидать сего от невозможнаго пріобретенія престола, говорил он мне. Средственное избранное мною состояніе, и выгоды. пріобретаемыя от собственных трудов своих, награждают миром дни мои, чего бы не имел я никогда, хотя бы достиг самаго венца Римских Кесарей. Многія другія наставленія его казались мне столь истинными, что я оным последовав, провождаю век мой в изобиліи и покое. Между тем бывал я и у сродника моего в Маркоманах. Марободун по добродетелям своим не считaeт, чтоб унижало его родство со мною, и не взирая на различіе наших состoяній, пользуюсь я совершенным его дружеством. Оное принуждает меня обращать часть богатств моих в его пользу. Я стараюсь всех богатырей и других храбрых людей, встречающихся мне в моих путешествіях, склонять к вступленію в его службу, и тем умножать силу войск его. Марободун давно уже имеет намереніе прiобресть оружіем страну Квадов, на кою Маркоманы считают древнее право. Поступок Раслава, сына квадскаго князя, умножил ненависть его и кроющееся мщеніе. Слышно, что он злодейски похитил дочь Асамры, дочери Марободуновой, находящейся в супружестве за Князем Болгарским. Хотя отец Раславов и не одобряет таковаго поступка своего сына; но со всем тем с их стороны прибавляется непріязнь к непріязни, и понуждает Марободуна начать войну с Квадами. Шествуйте, почтенный Дак, ко двору моего родственника, где храбрость ваша имеет пространное поле к прославленію вашего имяни; а при том мое одобреніе пріобретет вам отличіе от прочих ваших товарищей, коего вы достойны. Я не любопытствую проникать в тайну вашего произхожденія; но уверен из поступков ваших, что вы далеко превышаете прочих славян, бывших с вами в моей неволе. — Я отблагодарила Фракіянца за его благосклонныя ко мне разположенія; он вручил мне грамоту к королю, дяде своему, и снабдив нас коньми, оружіем и обещанным сребром, отпустил в путь. Я имела щастіе пріобрести доверенность моих товарищей, и избрана от них в пути нашем начальником; мы прибыли безпрепятственно ко двору маркоманскому. Мы не застали Марободуна в столице его; потому что он готовясь начать войну с Квадами, отбыл к войску собирающемуся близ границ. Представили нас королеве, его супруге, котoрая, прочитав грамоту, приняла меня благосклонно, и повелела ближнему своему боярину, сделав договор с прочими воинами, отправить оных в войско к своему супругу. Что до вас касается, говорила она мне, я почитая вас рожденным не для столь низких условій, оставляю на вашу волю, следовать ли к моему супругу для сысканія славы, или остаться при Дворе нашем, или отъехать куда угодно. — Признаюсь, говорила Брячислава, что пол мой создан не для войны: сердце мое понуждало меня искать моего возлюбленнаго Вадима при дворе моего родителя, и предложеніе королевы Маркоманской облегчило некоторым образом затрудненіе, котoрое имела я в освобожденіи себя честным образом от условія заключеннаго с фракіянцем. — Великомочная королева! отвечала ей я, обстоятельства мои переменились со времяни отъезда моего из Византіи: возвращеніе в мое отeчество, учинилось необходимым, и я испрашиваю милостиваго позволенія от Вашего Величества, остaться при дворе вашем до времяни, как я получив некоторыя известія, могу решиться служить в войсках ваших, или поспешить в дом мой. Королева позволила мне сію милость, и повелев участвовать за столом ея, оказывала мне многіе знаки своего благоволенія. Пробыв при Дворе маркоманском более двух недель, в которыя дожидалась я ответу на письма мои, в Дакію посланныя, отчасу пріобретала я доверенность сей Монархини, а особливо дочери ея, Королевны Цедальмы. С самаго пріезду моего в страну сію примечала я некоторую скрытую печаль на лицах прекрасной сей Королевны и самой ея родительницы. Благопристойность долго удерживала меня от любопытнаго желанія узнать причину оныя; но наконец из состраданія решилась я на то осмелиться. Как имела я свободный вход в чертоги Цедальмины, то употребила послеобеденное время притти к ней, и спросить о причине скрытной ея скорби. Я нашла ее сидящую одну в великом уныніи, и испускающую тяжкіе вздохи. Светлейшая Королевна! сказала я ей; великодушіе ваше может извинить дерзость, произходящую от моего к вам усердія. Не могу я равнодушно взирать на печаль, всегда вас окружающую: вознамерился я предложить мои услуги, естьли оныя могут с пролитіем крови моей быть полезны вам, и облегчить причины скрытой вашей горести. Естьли удостоите меня таковой доверенности, и откроете мне ваше таинство, может быть я разсмотрев обстоятельства, изыщу средство возвратить вам спокойство. Королевна взглянула на меня с удивленіем, и по некотором молчаніи сказала: храбрый бoraтырь! сожаленіе ваше обо мне доказывает о благородстве ваших чувствованій. Вы первый на свете человек, принявшій участіе в моих нещастных обстоятельствах, содержащих меня в безпрестанной печали. Вы доказываете, что в вашем отечестве больше великодушных людей, нежели в моем, когда поднесь еще здесь никто не выискался могущій за меня вступиться. Поведенія ваши давно уже заслуживают мою доверенность; и я не нахожу по тому причин скрывать от вас мое приключеніе. Она приказала мне сесть, и начала разсказывaть об оном следующим образом.