Страница 41 из 55
В продолженіи времяни, как два друга в неизвестности об участи своей сидели в темнице: Русим торжествующій вошел в Хомоград, ведя с собою во узах поиманнаго Худояра. Между тем, как пріуготовлялись к празднованію победы и к казни сего страшнаго бунтовщика: усердный Урман, забыв собственную опасность, и известясь Вадимовым письмом, шествовал за ним в след в области Гардориковы. Он слышал, что два чужестранных бoraтыря чрезмерно прославились в прошедшей войне, и знал по описаніям, что были то Вадим с Бурновеем; но не ведал, куда оные удалились. Разведывая в Хомограде, узнал он также, что два чужестранца содержутся под караулом, взятые по подозренію в участвованіи с бунтовщиком: сіе причиняло ему насказанную печаль и опасность для жизни Вадимовой. Не смел он приближиться к темницам, где оные содержались для удостоверенія себя в том, опасаясь больше навесть подозреніе. Размышляя, что ему начaть в сем случае, заключил он разнесть слух о смерти Вадимовой, полагая, что оный избавит его Княжича от опасности, в случае, когда он в числе чужестранцев, содержащихся под стражею. Легко ему будет оправдаться в сообщничестве с бунтовщиком, думал он, когда только не узнают больше. Выдумка сія казалась ему полезна и в другом виде к полученію Вадимовых требованій о наследіи его; ибо удобнее будет предпринимать способы противу Гардорика, обезпеченнаго слухом о смерти братней. В сем намереніи сочинил он грамoту от имяни Вадимова к его царствующему брату, которую будто бы писал он из Дакіи, умирая от раны, полученной на сраженіи с Римлянами; в оной прощал ему все гоненія, принудившія его странствовать по свету, избежав из заточенія, и просил, чтоб хотя по смерти возвратил к нему братнюю любовь. Урман не имел причины опасаться, чтоб сомневались в почерке руки Вадимовой, когда оная ни кому в отечестве его не была известна. С сею грамотою требовал он, чтоб представили его пред Русима; в чем и не имел затрудненія в разсужденіи важности принесеннаго им известія. Русим выслушав его, и приняв грамоту, как легко догадаться, счел Урмана за обманщика; он не узнал его, потому что лета переменили весь вид его. Однакож опасаясь выводить ложь его, дабы не открылось каковым либо образом то, что Вадим находился в войсках под его начальством, скрыл свои мысли, повел Урмана во Дворец и представил Гардорику. Сей Государь, выслушав Урмана и прочитав грамоту, оказал великую в лице своем печаль о мнимой смерти Вадимовой. Раскаяніе ли в том действовало, или хитрость, но он признавался в несправедливости своей противу брата, называл себя его убійцею, и повелев наградить Урмана, удалился во внутренніе чертоги оплакивать кончину его, или может быт радоваться,что избавился опаснаго совместника своему престолу. Урман догадывался с своей стороны, что Гардорик не легко мог бы положиться на слова незнакомаго, естьли бы слух о смерти Вадимовой не был ему полезен для прекращенія всяких возмущеній, кои с сей стороны могли бы приключиться от некоторых недовольных людей под видом защищенія права Вадимова; однакож Арпад опасался, чтоб Князь не повелел его взять тайно и чрез мученіе удостовериться в истинне; и для того отказавшись от награжденія, скрылся.
Печали владеющих государей по своим умершим братьям редко бывают здоровью их опасны; по крайней мере Гардорик чрез три дни появился к своим вельможам, и объявил повеленіе прежде торжества о победе казнить Худояра, а по том справишь Тризну[30] в память покойнаго брата своего Вадима. Он повелел двум чужестранным богатырям сражаться о смерти и свободе над могилою, которая будет учинена в память Вадимову. Пріуготовленія сделаны, и Вадиму с Бурновеем в тож время объявлено, что имеют они на Тризнах, учреждаемых в память брата княжняго Вадима биться, и что победитель получит вольность, а побежденный будет казнен. Вадим с Бурновеем сидели в разных башнях: и по тому не ведали, с кем они должны сражаться. Легко вообразить, сколько удивлен был сам Вадим, что судьба принуждает его заступить место ратоборца на Тризнах, в собственную честь его учреждаемых. Не понятно казалось ему; каким образом разнесся слух о его смерти; однако принужден был покориться участи, и в молчаніи готовиться пріобресть жизнь свою чрез свою храбрость.
Определенный день настал, Вадим получил полное вооруженіе и коня, и выведен был за город к высокому холму, прозываемому Броница[31], под присмотром ста вооруженных всадников; противник его также находился на другой стороне под своею стражею, и как лица их закрыты были шеломами, не могли они узнать друг друга. В пямять Вадимову близ холма устроено было великолепное надгробіе. По принесеніи жертв Чернобогу, и между тем, как устрояли столы для пиршества народнаго, при коем присутствовал сам Гардорик, дан был знак к началу сраженія между Вадимом и Бурновеем. Провождавшая их стража, сделала из себя обширный круг; а Князь славянскій с Русимом и прочими вельможами взошли на холм для удобнейшаго смoтренія.
Таким образом сіи два верные друга не знав, начали между собою смертельной поединок. Они разъехавшись ударились копьями столь жестоко, что оныя на несколько отломков разлетелись, и не причинив друг другу вреда, но с тою разнотою, что Вадим усидел неподвижно, а Бурновей едва в седле удержался. Надлежало им докончать поединок свой на саблях; но чрез долгое время сражаясь, никто из них не получил ни одной раны. Наконец удалось Вадиму уязвить слегка руку своего противника, но в самое то время конь упавши под ним, придавил ему ногу; противник Вадимов не возпользовался сею выгодою, и вместо пораженія его в случае, когда дело шло о жизни и смерти, явил опыт безпримернаго великодушія; он сскочил с коня своего, и помог непріятелю высвободиться. Они постояв несколько, начали производить рубку пешіе. Щастіе перешло на сторону Вадимову; он ударил противника своего по голове столь жестоко, что хотя не прорубил шелома, но он зашатавшись упал. Вадим, не хотя непріятелю своему уступить в великодушіи, подскочил, подал ему руку и помог встать. Поступок таковой удивил всех зрителей, а не менее и самаго Бурновeя. Храбрый богатырь! сказал он Вадиму: великодушіе ваше меня обезоруживает; я лучше готов принять определенную казнь, чем нападать на мужа редких добродетелей, и признаю себя побежденным. — Не успел он докончать слов своих, Вадим узнал по голосу своего друга, бросил саблю и обнял его, вскричал: Бурновей! зри немилосердую судьбу, принуждающую нас покушаться на жизнь взаимно нам драгоценную. Но прежде пусть я умру растерзан всеми мученіями, нежели удовлетворю безчеловечной воле славянскаго князя. — О любезный друг! вскричал Бурновей; жесток приговор, для нас изреченный, но не исполнится оный над моим другом! Когда неблагодарная страна сія назначила одному из нас смерть, вместо лавр, пріобретенных нашими заслугами: Бурновей охотно умрет за своего друга. — Да! подхватил Вадим, естьли бы я столь подл был, чтоб мог принять сію жертву. Ступай любезной Бурновей, возвратись к своей возлюбленной Озане; ты должен для нее сохранить дни твои. А я . . . я избираю смерть! мне не за чем убегать оной, когда нет уже на свете моей возлюбленной Брячиславы. — Но ведаешь ли ты (говорил Бурновей, сняв шелом свой), что не допустят нас сего исполнить, хотя бы я и согласился на твое безразсудное требованіе, которым обижаешь ты своего друга? Умрем вместе, когда так должно, когда я знаю, что не уступишь ты мне сей славы, умереть за себя. — Умрем! вскричал Вадим, сорвав шелом с себя, они готовились дать друг другу смертельные удары, как из среди народа простерлись к ним два голоса, остановившіе их страшное намереніе. Удержись для Брячиславы! удержись для Озаны? кричали оные. Два друга остановились в изумленіи, не ведая, кто были те, коим известны имена их возлюбленных; они вспомнили о побежденных ими рыцарях; не сомневались, чтоб не оные были то, и искали оных безполезно среди народа. Между тем, когда сражающіеся открыли лица свои, некоторые из чиновников, бывших на последнем побоище противу бунтовщиков, узнали виновников славянской победы, и начали кричать; удержи, Гардорик, свое неправосудіе! Ты своих защитников на смерть осуждаешь! Народ, готовый всему последовать, повторял сіи восклицанія, и всяк крича неправосудіе! готов был бунтовать, не ведая причины. Спор сражавшихся, сопровождаемый дружескими обниманіями, обратил давно уже вниманіе Государя Славянскаго; но при восклицаніи народном немедленно послал он Русима узнать о произходящем. Сей престарелый воин спешил в круг, взглянул и узнал Вадима и Бурновея; обнявши сих героев, повел он их к Славянскому Князю, и шествуя успел сказать Вадиму на ухо: не опасайтесь! вас счищают мертвым. Вадим, приведенный сперва в смятеніе ободрился, и шествовал предстать своему брату и гонителю. — Возблагодарим богов, великій государь! сказал Русим, удержавших приключеніе, имевшее покрыть нас вечным стыдом. Мечислав и Бурновей в неведеніи осуждены были по неосновательному подозренію; я представлял уже вашему величеству, что их храбростію пріобретена победа над Худояром. — Боги! какая неосторожность! вскричал Гардорик, вскочив с своих кресел, и бросясь, пустился в великія извиненія пред Вадимом и Бурновеем. Он обещал им золотыя горы, сулил все важные чины в своем государстве, и окончил, прося у них прощенія. Великій государь! сказал к нему Вадиме; приключеніе наше есть воля своенравной играющей над нами судьбины, и мы не можем обвинять тебя в неправосудіи по нечаянному случаю; не можем также принять милостей тобою нам предлагаемых. Мы служим не из платы, каковаго вы рода оная ни была слава, наше награжденіе, храбрый Русим свидетель того, что мы отказались от почестей. Не хотели мы и тебя, государь, отяготить изреченіями благодарностей; но когда случай удержал нас, поспешающих в Винету для сдержанія честнаго богатырскаго слова, просим у тебя сей милости, чтоб позволить нам сейчас отъехать, дабы не почли нас обманщиками. — Гардорик удивился таковому безкорыстію, я удерживал их учтивыми прозьбами, чтоб они остановились хотя до окончанія Тризн, отправляемых в память его брата. — Мы желаем вечнаго блаженства Вашему Светлейшему брату (сказал Бурновей, разумея причины, побуждающія друга его поспешить из областей Славянских); но сочтем за множайшую милость, когда снабдив нас оружіем и коньми, позволите сей час предпринять нам необходимый путь наш. Русим с своей стороны шепнул князю, что неблагопристойно противиться желанію их, когда уже прошедшаго возвратить нельзя, он обещал своему Князю разсказать и причину, понуждающую их спешить в Винету. Гардорик, оказав великое сожаленіе, согласился уступить их воле; он снял с себя золотую цепь, и надел оную на Вадима, а Бурновею подарил великой цены с руки своей перстень, и повелел Русиму, удовлетворя всем их желаніям, проводить их с честію. Заботливый Русим, ускорил прощеніем, и оставив празднество, препроводил их в дом свой. ——
30
Тризны отправлялись у Славян в память умерших, с великим торжеством приносимы были тогда жертвы; народ угощаем был чрез три дни довольством снедей и напитков; что может быть и названіе Тризне в разсужденіи трех дней произвело. При Тризнах в память великих особ застaвляли пленных, или на смерть осужденных, биться о смерти и свободе по подобію Римских Гладіаторов.
31
Холм Броница, насыпан в память богатыря Славянскаго Тугоркана, и устaвлен был весь бронями, или латами побежденных им богатырей; от чего и названіе получил. О чем смотри обстоятельное описаніе в пятой части Руских Сказок, с листа 154.