Страница 32 из 55
На другой день посадили они старика на свою лошадь, а сами пошли за его путеводительством. Старик не однократно просил их, чтоб они неотдавали его во власть его детям, кои, как достоверно, лишaт его жизни, естьли они с ними встретятся. Вадим и Бурновей обнадеживали его, что он под их охраненіем опасаться ничего не должен. Они разговаривали, шествуя, о неслыханной неблагодарности детей сего нещастнаго;у дивлялись что Перун удерживает гром свой к наказанію их чудовищнаго злодеянія; как вдруг они увидели идущих навстречу к ним нескольких угольников. Старик побледнел и с ужасом уведомлял своих охранителей, что трое из них его сыновья, а прочіе внуки. Непотребные злодея сіи, узнав отца своего, окружили его с своими топорами, и один из них закричал: кто тебе старая собака, позволил против нашего запрещенія из твоей норы выползти? —мы! отвечали им раздраженные Вадим и Бурновей. Мы научим вас вступаться в чужія дела, вскричали злодеи оные, напавши на них с своими топорами; однако мщеніе Небес посылало им казнь от руки Вадима и Бурновея: двое из них упали от первых ударов. Между тем трeтiй из злодеев всю ярость свою обратил на невиннаго отца своего, и разколол ему топором голову, прежде нежели защитники его могли упредить то. Раздраженные богатыри изторгли в ту же минуту мрачную его душу чрез тысячу ударов,из окаяннаго его тела. Они жалели еще, что принял он столь легкую казнь за свое беззаконіе. Внуки нещастнаго старика, может быть невинные в пороке отцов своих, разбежались от страху. Вадим и друг его, оплакав кончину нещастнаго, и прокляв памят отцеубійцев троекратном призываніи страшнаго, имяни Чернобогова, оставили плачевное оное место. Вскоре вышли они на дорогу, и следуя оною, достигли великаго селенія, отстоявшаго от Митавы верстах почти во сте; так удалились они, заблуждая в лесах. Ласковый обитaтель того места с удовольствіем принял их в дом свой, угостил и успокоил. Хотя мысли их наполнены были примером безчеловечія могущаго случаться в смертных. А хотя еще больше безпокоило их воображеніе об участи Арпадовой: но утомленіе принесло им сладостный сон. Еще не разсветало, как безпокойныя движенія и тягостные вздохи спящаго Вадима пробудили друга его; оный желая освободить сего от мучащих сномечтаній, прервал сон его. Любезный друг! сказал он; горестныя воображенія простирались в душе твоей и во время успокоенія твоего — Увы, друг мой! отвечал Вадим, воздохнув; никогда не видал я еще сна столько пріятнаго и столько мучительнаго. Дух возлюбленной моей Брячиславы, представ мне, возхитил все мои чувства; но когда объятія мои к ней стремились, оттолкнула она меня от себя с гневом, скавав: недостойной! удались; ты забыв клятву о вечной ко мне верности, начинаешь искать новых обязательств . . . . В сіе ужасное мгновеніе разбудил ты меня. Бурновей старался разогнат оставшуюся еще на лице его печаль: ты видишь, что сон твой есть пустое мечтаніе (говорил он ему); мне сердце твое известно, и я уверен, что никто, кроме Брячиславы, не занимал онаго. Вадим следовал сам себе, и не находя себя виновным пред Брячиславою, начал успокоиваться. Разговоры их относились по том до разных видов любви их; Бурновей не имел причины огорчаться своею; новыя обнадеживанія со стороны Озаны рождали в нем лишь желанія с нею видеться. Однако обязанный своим честным словом не остaвлять друзей своих до окончанія их нещастій, подвергался своей участи, и терпеливо сносил разлуку с своею любленною.
Оба друга заключили по том возвратиться в Митаву; забота об Арпаде не менее понуждала их к тому, как и благопристойность, чтoб, не оставить без принесенія благодарности за угощеніе князю Сусолов. В сем намереніи встали они, и начали одеваться для возпріятія пути, как Вадим, взявшись за свое платье, увидел на оном лежащее письмо, с следующею надписью: Непостоянному Вадиму. Надпись и не незнакомый почерк руки привели его в изумленіе; он схватил письмо, и не могши выговорить ни одного слова, показывал оное Бурновею. Потoм укрепясь, развернул письмо и читал содержаніе его: "Неверной Вадим! что сделала тебе злочастная Брячислава? Чем бы принудила тебя нарушить данныя ей клятвы? Княжна страны сей красотою своею поколебала твое постоянство; ты за избавлeніе оныя не пожалел отдать незнакомому перстень, коим обручился с Княжною Дакскою. Толь явное презреніе принуждает меня с тобою разлучиться: по обмененной сабле узнаешь ты, кто я, ожидающійся тебя для смертнаго поединка в Хомограде, столице славянорусскаго Князя.
— Почерк руки сходствовал весьма на Брячиславин, но Вадим, утвержденный в мненіи, что уже ее нет на свете, заключил, что пишет то к нему Арлад, возпріявшій подозреніе к обхожденію его с Княжною Сусольскою. Он едва не лишился чувств; столько он поражен был несправедливостью друга своего! Бурновей, разсматривая почерк письма, подтверждал догадки Вадимовы, и говорил, что оный сходствует на Аропадов. Так, любезной дгуг! говорил он Бурновею; невинныя ласки мои к Княжне здешней страны произвели в нем подозреніе; но боги видят, что сердце мое в том не участвовало. Он подумал, что я изменил покойной сестре его, и чрез то разрывает со мною дружбу. К огорченію моему ты, любезной Бурновей, видишь, что не одна досада сопровождает слова Арпадовы: любовь его превратилась в смертельную ненависть; он зовeт меня в Хомоград, где должен я погибнуть, естьли не от его руки, так от гонящаго меня брата моего. Но как бы то ни было, честь влечет меня в сію опасность! дражайшій, мой Бурновей свободен не вдаваться угрожающим мне бедствіям, и может возвратиться к своей возлюбленной Озане; что до меня, я нынеж отправляюсь туда, куда призывает меня честь и гонящая меня судьбина. — Бурновей утешал огорченного своего друга, клялся ему вновь, что никогда его не оставит, и что никогда не может подражать легкомыслію Арпадову. Оба друга сіи приготовлялись в неожидаемый путь, разсуждали о своем приключеніи, отчасу заблуждая впо мненіях, жалели о легковерности Арпадовой. Они заключили, что Арпад, взяв неосновательное подозреніе, с умыслу притворился больным, чтоб после переодевшись в другое платье примечать за поступками Вадимовіми. Сходство с ним незнакомаго коему он подарил в замешательстве обручальной перстень, еще более утверждало их в сем мненіи. Они не сомневались, что забота, кою оказал Вадим при опасности Княжны сусольской, уверила его еще более в подозреніи. Горесть Вадимовая была неописанна о потере перстня, оставшагося ему единым залогом памяти возлюбленной его Брячиславы; но не чем уже было пособить. Они приготовили письмо к сусольскому князю, изъявляя в оных благодарность за угощеніе, и извиняясь нечаянным случаем, принудившим их оставить двор его столь поспешно. Вадим уведомлял Урмана о своем злосчастіи, призывающем его в отечество, и предоставил на волю его благоразумію, следовать ли за ним в толь опасное место, или ожидать известія о участи его при дворе Готфском; он просил его о неоставленіи малоразсуднаго Простая.
В разстроеніи своем забыли они о упоминаемом в письме обмене сабель; но когда собрались они к отъезду и взялись за свое оружіе, увидели, что сабли их обе переменены. Удивительно казалось им то, каким образом попало письмо к ним в горницу; но обмен оружія казался им совсем непонятен: надлежало Арпаду входить самому в тoт покой, где они спали. Они призвали хозяина, и разсказав ему о случившемся, спрашивали, не приходил ли кто в дом его после того, как они заснули? Хозяин уведомлял их, что в поздные часы пріезжали к нему два чужестранца в полном вооруженіи, назвавшіе себя их служителями: почему от него и впущены были; что до свету еще вставши, входили в тoт покой, где они спали и по том оседлав коней своих, не известно куда уехали. Вадим по описанію хозяинову узнал, что были то незнакомые, избавившіе его от медведей, и не сомневался, чтoб один из них не был Арпад. Они не имели за чем медлить в том месте, и вручив хозяину заготовленныя письма, просили о доставленіи оных по надписям в Митаве, и поблагодаря хозяина за угощеніе, предпріяли путь чрез Варягію. Они уповали достигнуть Арпада, которому необходимо надлежало следовать в Хомоград чрез страну сію, естьли только прямо отправился он в то место, куда вызвал его для смертнаго поединка; и для тoго во всех местах спрашивали о проезжающих рыцарях. Разведыванія их были небезудачны; вступая на границы Варяжскія, услышали они о недавно проехавшем богатыре, о коем по описанію вида и оружія заключили, что был по Арпад. — Поспешим, любезной друг! сказал Вадим Бурновею; я, не взирая на несправедливый поступок со мною брата моей возлюбленной, остановлю его дружескими объятіями, и принужу жалеть о том, что он обидел меня безвинно после чего удвоили они езду свою, и для поспешности переменяли коней, когда первые уставали; благодеяніе Князя Полянскаго привело их в состояніе, что могли они делать таковыя издержки.