Страница 27 из 34
Ко мне девушка Азалия – первая красавица на деревне – толстая, шикарная – во сне её увидишь – не проснёшься – подошла, ластилась сойкой к продавцу жмыха.
Раньше отвергала мои ухаживания, а в тот день обезумела от страсти, будто её в могильной яме разума лишили.
Ногу мне на плечо закинула, пальцами в ушах ищет золото, жадно губы мои засасывает своими мягкими, зовущими половинками – я от ужаса и восторга не понял, что за губы – верхние Райские или нижние адские.
Дрожу от добродушия, вот-вот откровенную дерзость совершу, возлягу с Азалией на сене – к перемене погоды, когда парень с девушкой дитя зачинают.
Но видение на тонких козлиных бородатых ножках пришло – будто Азалию через пятьдесят лет крюком ржавым проткнут и над костром повесят, а в костре – кости утопленников.
Не удержался, рассказал девушке, успокаиваю, уговариваю, обещаю, что ещё пятьдесят лет впереди для утех и драк с вурдалаками, огромный век для крестьянки, например, её матушка и месяца не протянет, погибнет в объятиях покойника.
Азалия испугалась, упала в припадке – я сначала думал, что в припадке любви, но пригляделся – змеи чёрные от досады, призрачные, изо рта красавицы поползли, на меня глядят янтарными очами, упрекают человеческим голосом – замужней купчихе не пожелаю!
Я в горницу забежал, батюшку в бороду целую, рубаху на груди его рву, головой о лоб отца бьюсь в безысходности – так танцовщица рыдает на коленях у Властителя:
«Батюшка, прости меня, что предсказываю тебе смерть от поцелуев вурдалака – не самый худший конец для деревенского конокрада!
В видениях мне пришло, что Азалию сгублю предсказанием, и ты меня в солдаты отдашь, а в солдаты мне нельзя, потому что – плоскостопие, но взятку дашь воеводе, он меня запишет в опричники, в ликвидационную команду – опасно, но и почётно, много денег, как в казне преуспевающего Короля.
Но убьют меня в солдатах, чести лишат — воительница с одной грудью – в частных танцах на столах ей танцевать, но воюет, честь рода защищает – проткнет мне печенку, вдавит очи орлиные, сломает руки рабочие, ногой отобьёт мошонку – жуть!
Не отдавайте меня в солдаты, а то предскажу вам две сковороды с кипящим маслом в аду, ягодицы ваши — пух!» – заплакал, робею, топор глазами выискиваю, чтобы батюшке голову отрубить – обрубить предсказание.
Отец меня перехитрил – свалил на пол, связал неразрыв-травой, бранился, прыгал на моей грудной клетке, хотел рёбра сокрушить, но веса в тщедушном отце меньше, чем в гномике с цветами в манишке.
«Отцы наши умерли, и деды наши умерли, а ты – самодовольный сын лукавого, от ярмарочного кловуна тебя матушка нагуляла – смерти боишься!
Родине служи, а деньги, честь и отвагу мне приноси – плата за мучения, которые предсказал в пьяном виде хулителя нравственности!
В солдатах тебе пипиську с предсказаниями отобьют – я предсказываю, кот в сапогах!» – бредит, но страшно, почернел неполиткорректно.
На телегу свалил рядом с вёдрами с навозом и костями грешников, в город повез, в гвардию короля – больного, слабоумного, но в силе, свет от него зеленый, как от Чума-горы!
Я по дороге извернулся, убежал, батюшке вместо себя связанный призрак графа Антуана оставил; неприятное впечатление от призрака без штанов, будто в баню с лешими угодил.
Но отец – близорукий по глупости (мухоморов обкушался в детстве) подмену не заметил, насвистывает, довольный, что меня на погибель верную везёт.
Я бегом, прыжками — в чёрта сам с собой играл – удаляюсь, да заигрался, бедолага с неавторитетной тварью в портках, в пустыню орков добежал и в могилу ухнул – так девица в кабаке теряет чистоту нравов.
Вылез в удивлении – кто могилу в чистом поле вырыл и не зарыл? колдунья свинка Пеппа?
Задумался и — снова упал в могилу, вылез, огляделся – не в бане с татуированными женщинами, но смотреть положено – кругом могилы, нет им числа, и все пустые, ждут Принцев и принцесс.
Не для крестьян же, кто-то – с мозолистыми руками вепря – старался.
Пустынник – дед бородатый голый, но усы скрывают мошонку – в колбе колдуна ей место, столетней – ко мне подошёл, голову мою между ног зажал, щекочет усами, и вещает; голос у пустынника – нечеловеческий, внутриутробный – будто младенец из живота матери-героини хрипит:
«Нюхательного табака не видел пятьдесят лет, а могилу вижу каждый день – награда мне могилы за Правду!
Истину ищу, ответы на вопросы: Кто я в этом Мире? С какой целью живу? В чем смысл жизни человека?
Книги врут, книги – в костёр!
Не в книге Истина, а в – могиле!
Могила – ловушка, Истина в могилу свалится, сломает ножку белую, а я Истину схвачу, узнаю её ближе, поцелую в уста сахарные, потому что Истина сладкая, как девица; невозможно представить Истину тухлой капустой или гнилой рыбой!
Но сто тысяч могил отрыл, а Истина не попалась, хитрая, лживая Истина с очами-рубинами!
Нагие танцовщицы падали в мои могилы, бранились, глумились, прельщали, совращали, но – железный хлеб танцовщицам на обед за обман, потому что они не Истина!
Принцессы часто падали, Принцы с Конями валились в могилы, будто тюки с ватой!
Проклинают меня, обещают самый большой котёл с кипящим маслом в аду, а я знаю – Истина мне поможет из ада в Рай подняться на крыльях голубого дракона!
Нет! Не перечь мне парень, уши тебе оторву, если ты не Истина! – сказал страшно, нож пластмассовый — для отрезания мошонок у свиней – к моему левому уху поднёс, и – чики-брык – фокус факира Дыныса – ухо мне оттяпал почти по мошонку! – Воин отбросил прядь пшеничных волос, показал Ксене безухость, стыдливо показал, зарумянился – девица красная в теле солдата! – Я зарыдал, призрачные слезы размазывал по ляжкам пустынника, о своей жизни гадальщика рассказывал, умаслил рассказом дедушку, в медУ гречишном обвалял!
— Сын ехидны и блудливого мёртвого осла! — пустынник всполошился, прижался к моему личику своими сухими ягодицами – курица на насест садится. – Не отрежу тебе пятки за ложь твою, не Истина ты, но – поцелуй в зад черного вурдалака, он – твоё зеркальное отражение в озере любви!» – Закричал по-лягушачьи, по земле покатился и превратился в чёрного вампира, неприглядного, кривоногого, а вместо рогов – серп и молот.
Я от чудища побежал, не знаю, где найти спасение – среди обнаженных поселянок или в Королевской гвардии.
Оно за мной несется, покусывает в ягодицы, страшно челюстями подгоняет, обещает мне откусить всё непотребное – извращенец, а не Искатель Истины!
В Королевские казармы меня загнал, одежды с меня сдернул и оставил обнаженного среди удивленных расторопных старых воинов с усами на плечах – тараканы!
Воевода из поганой ночной кружки мне в лицо брызнул, словно призрака отгонял серебряной водой!
«Не сержусь на тебя, румянозадый парень, заря тебе ниже поясницы! – подсел ко мне, копьё на плечо положил, ищет руками во мне ответы на свои вопросы – зачем живёт! – Поведай, почему от обнаженной красавицы убегал зайцем косым?
Ты – ворона?»
Я удивился, уверял, что не от красавицы нагой спасался, а от пустынника в облике вурдалака злостного, вонь серная у него из ягодиц!
Одни воины укоряли и бранили меня за ложь, другие – опытные – верили мне, задумались о смысле жизни, кричали в сильнейшем волнении носорогов, били кулаками пудовые в свои перси налитые!
Приняли меня в свой дружный коллектив сластолюбцев, любителей картин с повешенными ведьмами.
Заматерел я в постельных баталиях, но не живу, а умираю медленно в ожидании своей смерти от руки вашей, воительница Ксена, пчелу вам на грудь, порадуется пчелка, возомнит себя полосатой феей!
Что фея, что пчела – одно, летают, жужжат, пользу приносят – мёд и сладострастие!
— Презренное существо с гениталиями козла! – воительница брезгливо отпихнула (АХ! Высший балл за очарование, за грациозность, за поднятую ножку – важно, если ножка девушки при теле!) воина! – Тухлое твоё пророчество – не убью тебя, ищи ветра в попе!