Страница 25 из 34
Шампанского без алкоголя мне, ведро лошадиное!
Пуговицу повешенного нашла – удача больше, чем встреча с Принцем на Белом Коне!
Пуговица руку жжет – не поддельная, с трупа упала, настоящая, как ноги балерины Ксешинской!
Я не стыдилась подружек, втайне от них пуговицу за щеку спрятала в ротик – миленький мой коралловый ротик, обожаю его!
Губки-ниточки гранатовые сжала, и – УУУХ! Связь с Миром потеряла, попала в Мир призраков, где собаки дерутся на кладбищах, кошки друг за дружкой с ножами гоняются – вертихвостки полосатые.
Я в призрачном Мире превратилась в гимнастку; бесстыдница, даже сейчас щеки горят стыдом за видение, словно я не подготовилась к экзамену по французскому естествознанию!
На мне трико обтягивающее – выпуклости и впадины не скрывает, а подчеркивает, виноватой меня выставляет перед другими призраками.
Характер мой в дурмане изменился, я прыгаю, скачу козой по спортивному залу, мяч подбрасываю, перекатываюсь, лентами размахиваю, будто палочками для китайского риса.
Через стол прыгнула, а ноги широко разведены, на потеху публике – грубой, все мужчины в пенсне-с, а женщины в беличьих шапках, и в носу каждой зрительницы – кольцо африканское!
Первое место по художественной гимнастике – спорту бедных – заняла, даже ляжки в видениях превратились в камень – не подходи, расколются!
Вышла я из Мира призраков, дрожу куницей под волкодавом, а подружки меня по щекам хлещут веерами и белыми лайковыми перчатками, уксус в ноздри и в ушные раковины заливают, а на глаза скипидарную воду льют в больших количествах – утонула бы, если бы не имела высшей похвалы за плаванье с отягчающими обстоятельствами!
Выжила, а пуговицу проглотила – не искала её, потому что о возвышенном думаю, а не о низменном, батракам и злым силам, подобным чёрту, интересное!
Графиня Алиса Антоновна подошла – лебедь на танцах – к четырем воинам: рослые, умудренные жизнью, с усами-веслами, широкоплечие красавцы краснолицые, синеносые – Тургеневские им книжки в помощь.
Рассматривала неподвижную женщину, красивую, как дорогая погребальная плита!
Женщина без чувств лежала на траве-мураве; руки ноги тонкие, не крестьянские, волосы – братья и сёстры волосам воительницы Ксены – угольные, длинные, нефтяные реки.
— Груди у неё большие, неблагородные, а остальное – если в избе-читальне подучится — поможет движению девушек за освобождение от работы и насмешек мужчин; мы – не рабыни в очках, не раскоряченные батрачки – АЙ! нелепо сказала, почти неприлично, накажу ротик за словоблудие.
Она – ведьма в шестом поколении, как Суворов – воин?
— В тринадцатом поколении ведьма! – женщина приоткрыла глаза, произнесла в шелестом осенней листвы в голосе уступчивой и мягкой библиотекарши!
Ближайший стражник – ловец снов, мельник в плечах — ловко оглушил – погрузил в дивный искусственный сон очнувшуюся; ударил лопатой (плашмя) по голове!
— Занимательно! Успокоили ведьму, даже не увещевали, не беседовали с ней о поэтике; да куда вам, простолюдинам; арфу от свирели не отличите! – графиня Алиса Антоновна засмеялась, приседала (трудно с длинными ножками-столбиками), хлопала себя по коленкам – ослепительная в молодой наготе. — АХАХА!
Не найдете семь различий в арфе и свирели, лопоухие грязнули; воняет от вас кабанятиной, но не благородными свинками, которых подают на вечерах искусств, а поросятками чумазыми – видела в сельской местности, за поселянок приняла сначала, беседовала со свинками, как с простолюдинками!
Классная дама княгиня Алексеева Ирина Евгеньевна мне Истину открыла, я засмущалась, заробела, носком бальной туфельки по спинке свиньи вожу, укоряю себя за невнимание к биологии и антропологии; опростоволосилась бы в Париже на выставке людей разных стран и континентов, обезьяну от человекоподобного раба не отличила бы!
Сходите к ручью, умойтесь, пачкуны! – графиня Алиса Антоновна зажала носик миленькими пальчиками – по три золотых сольдо за пальчик на ярмарке музыкальных инструментов.
Воины переглянулись, внимательно осмотрели обнаженную графиню Алису Антоновну с ног до головы, не обделили вниманием и воительницу Ксену, её прелести и удивительный наряд чемпионки по прыжкам в высоту!
Пять минут бойко кричали, жестикулировали (время от времени стучали лопатами по голове просыпающейся ведьмы), вспотели – дух от воинов пошёл тяжелый, ветки ближайших деревьев не выдержали, сбросили балласт листьев.
— Говорят, как люди!
Но смысл ускользает от меня, как в бане ускользнул веник! – графиня Алиса Антоновна улыбалась уходящему Солнцу, прекрасная в добродушии – полевой цветок нетоптаный. – В Институте Благородных Девиц у нас по пятницам общий банный день, мы в фанты играем в бане, а ещё – нос и ротик зажмём, глазки прикроем – пыжимся, кто дОльше под водой в бассейне просидит, словно в Рай попал и не выходит.
Шалости, гордыня, если соревнуемся, но нам, морально устойчивым – простительно, отдыхаем, набираемся сил перед обязательными танцами – душа девушки в танце воскресает!
Банщик-истопник гусар в отставке Варфоломей Симеонович нам не особо докучает – шайки подносит, веники распаривает – добрейшая душа, мы его за мужчину не считаем, страшно представить, если бы к нам в баню ворвался злодей с мечтательным взором убитого ребенка.
На мыльный пузырик загляделась – радужный, очаровательный, словно глаз щеночка, и веник свой уронила на пол – дурно, если девушка не следит за вениками, так и честь можно уронить – не поднимешь с помощью извозчиков!
Наклонилась, веник поднимаю, а он — мыльный проказник – ускользает, ожил, прутиками щекочет, озорничает!
Варфоломей Симеонович мне на помощь пришёл – веник ловит (подружки от смеха путают мыло и мочало, холодную и горячую воду), со мной в пене барахтается буквой ять!
Раскраснелся, тяжело сопит, из ноздрей у него розовая вода – не ароматическая, а из горла – погребальный марш!
Поймал веник, стыдится, что неловок, глаза опускает, мне веник протягивает, словно лавровый венок победительнице конкурса красоты.
Журит по-отечески:
«Барышня Алисия Антоновна, прилежная, соразмерная – сабля казацкая!
Берегите веник, он не глаз волка!
Веник в бане – оружие девицы; если лихоимец ворвется в собольей шубе, вы его веником по очам воспаленным, по носу орлиному – честь свою отстоите!
Если воин в бою потерял оружие, то враги ликуют, воина обмазывают дурными мазями, пилотку его дырявят в трёх местах и бросают незадачливого солдата в реку – на смех рыбам пескарям, в гневе раздувающимся до поросят!
В сражении под Парижем у меня сабля выскочила из потной ладони – да, стыдно говорю при воспитанных девушках о подлых ладонях, но – я не благородный, мне иногда дозволено шалить языком.
На меня турок летит – картинный: феска, шаровары украинские, рубаха с петухами, туфли красные с загнутыми носками, на пять размеров больше купил в Торжке.
Увидел, что я без сабли, остолбенел, и в это время веревка на портках турка расслабилась, болела долго.
Портки с него слетели – дилемма: я – без сабли, турок – без порток, не война, а – балаган с кловунами.
Застыдились мы, дали друг другу обещание, что не расскажем военному начальству о конфузе, обнялись, потрогали друг друга за усы – так тараканы и муравьи общаются – усами; и разошлись в разные стороны, он – на Восток, а я – на Север к тунгусам и чернокожим медведям!»
Графиня Алиса Антоновна замолчала, склонилась (стражники застыли, вглядывались в раскрытые ягодицы девушки, чувствовали себя баранами перед Вечным Огнём) над оглушенной ведьмой, осторожно, по-младогегельянски, потрогала её правую грудь.
— Грудь настоящая, без прокладок, значит, ведьма – не перевоплотившийся банщик Варфоломей Симеонович!
Судьба нам подкидывает спутников; нужна воительница – пожалуйста, будто сок березовый весной!
Ведьмы и гнома не хватало – ведьму встретили; без смысла лежит, к повешенью готовится, но знаю – полюбим мы её, и она нас полюбит, подружимся, в хоровод встанем, светлячками на балу закружимся – умиление с картины Репина «Кострома в огне»! – плавно провела ладошкой перед лицом ближайшего, слоноподобного воина: — Чумазый простолюдин!