Алиса Длинные Ноги

Мы лбы расшибли в излишнем усердии на него посмотреть в замочную скважину, словно из нас скромность вытащили зубодробильными щипцами! – графиня Алиса Антоновна подошла к воительнице, обняла её – грудью в грудь – две розы на поле смирения. – Скупой моряк, вызывал у нас ужас и отвращение усами, усы у него живые, из лапы осьминога.

Вы – не моряк, я ощущаю в вас потребность, Ксена; обучу вас манерам, придам лоск, возможно, облагородитесь, отличите картину Малевича от серого волка.

Не упущу случая, предлагаю вам сопровождать и охранять меня и мою Наставницу; рыцарь в охранники не годится, потому что рыцарь – мужского пола, а нам, девицам, стыдно и непозволительно с другим мужчиной, не с женихом прогуливаться, вкушать, рассуждать о строении Вселенной – смешная Вселенная, много в ней трюков, как в цирке Шапито.

Вы мне напомнили воспитанницу того адмирала, у которого усы из осьминога.

Княгиня Ерохина Анна Александровна — высочайшая утончённая особа, затейница, нас веревками свяжет, мы бурлаков изображаем простонародных, да, в играх опускаемся до простоты, потому что сложное состоит из маленьких квадратиков.

Мы тянем княгиню Анну Александровну на буксире – потеха, смеемся умеренно, ладошками блинчиковыми ротики алебастровые прикрываем — затейницы со взглядом в Светлое Будущее. – Графиня Алиса Антоновна, словно получила согласие воительницы, обернулась к фон Карле, потрепала лоскутки её платья, задержала взгляд на порванных панталонах, шириной в Красное Море. – Наставница, моя мудрая фон Карла, вас бы за скромность произвела в бурундучки полосатенькие, они миленькие – СЮ-СЮ-СЮ!

В наших трудах и поиска Истины – облагородить всех девушек этого Мира – нужны ещё помощники – ведьма; и гном бородатый, с широкими плечами, незатейливым мужицким юмором, топорными чертами лица…

ОХ! Обмишурилась я, опростоволосилась, не проложу дорогу к Счастью, если мужчину гнома в спутники задумала, словно у меня мысли выдуло, нехорошая я, согрешила мыслями! – графиня Алиса Антоновна присела на труп (Не думала об оживающих мёртвых, а представляла под ягодицами белый кожаный диванчик из Версаля – похвальные мысли для морально устойчивой барышни!). – Гном – мужчина, непотребство, приводит душу в смятение, словно меня на уроке эстетики Наставник князь Егор Алексеевич побранил!

— У гномов жены бородатые, не следят за лицом – опричницы, вам в спутницы гномиха – гнОма пойдет, Алиса Длинные Ноги! – фон Карла обращалась к графине Алисе Антоновне, но смотрела в глаза помрачневшей (воительница уже наложила стрелу на тетиву, искала мишень – глаз вурдалака!) Ксены. Молчаливый взор фон Карлы говорил, передавал тюки информации на зависть Магрибским купцам: «Соглашайся, Ксена, сопровождай графиню Алису Антоновну; она – свет в окошке нашей безнравственности, сильнейшая духом личность!

У тебя нет мужчины, ты делаешь вид, что не интересуешься Принцами, но они тобой не интересуются, потому что забавы ради и стрельбы из лука, для удобства, ты отрезала себе правую сиську – птицам Фениксам на смех!

Одна бродишь, окаянная, а при Алисии – при деле, в историю войдешь, в Храм Судьбы под руку с легендарным Индианой орком войдешь!»

Ксена закусила губку – тонкая дорожка, берега белоснежной реки зубов, подумала миг, кивнула согласно, покорилась простоте и чистоте графини Алисы Антоновны.

— Превосходненько, умилительно, я чувствую себя на ярмарке жуков скарабеев! – фон Карла подмигнула Ксене, сдула пылинку с левого алебастрового плеча графини Алисы Антоновны. – Ведьму? Ведьм возле дорог и по лесам – тьма, драку устроят за право прислуживать вам в течение трёх лет, графиня Алиса Антоновна!

Мне ведьма в служанки набивалась, умоляла принять банщицей, обещала, что каждую пятницу в бане будет мне угождать березовым веником и квасом из белых грибов, чтобы я почувствовала костёр Райский, из белого бездымного не горячего огня.

Отказала я ведьме, потому что в баню одна хожу, стыжусь наготы, без одежды чувствую себя куропаткой на вертеле! – фон Карла сдернула с ближайшего трупа вицмундир с галунами, аксельбантами и коралловой звездой, накинула на плечи, будто тьмой накрылась. – Появится возможность добрая, – взгляд на графиню Алису Антоновну – так казначей любуется золотом, – приобрету себе платье – лучше прежнего, с черной – в знак скорби по неграмотным — лентой через плечо!

— Завоюем одежду, окропим вулканической кровью врагов! – Ксена надула грудь – одна, но ОГОГО! Горы скрипят зубами в восторге от груди Ксены!

— Подайте мне нескромную карету! Без кареты моя добродетель покроется пылью дорог, а моральная устойчивость пропадёт под насмешками придорожных разбойников! – графиня Алиса Антоновна надула губки, капризничала, но взглядом ластилась котёнком к фон Карле и воительнице, показывала, что романтизм выше грубой силы и мудрости!

— Трактирщик – любитель браги и поганок, карету из чистого золота! — воительница, наконец, нашла цель, направила стрелу взрывному трактирщику в правый глаз, затем передумала и медленно опустила – к его мошонке (болталась из-под кожаного передника, как у Магрибского суслика)! – Я сопровождаю девушку, воспитанную в Институте Благородных Девиц и в интеллигентной семье, где каждое слово – повод для долгих размышлений и воскурения благовоний с запахами Правды.

Я поднимаю ногу выше головы медленно, словно в твоём сне о большом городе, где каждый камень – легенда о Тильтиле.

Как только ножка моя левая достигнет предела, намеченного Природой, ты увидишь ад; для приличных звездочётов – Рай!

Не убежишь от своих мечт в Райские кущи, запутаешься в ногах, упадешь подстреленным сусликом на поле боя белок.

В семнадцать лет я впервые попала в Огромный город – он мне казался гигантским, неповторимо гадким – с отбросами производства на тротуарах и с отбросами общества в трактирах и Публичных заведениях с красными фонарями из костей вурдалаков.

Люблю оборотней, оседлаю – и летим пугающими тенями мёртвых по ночному лесу, губы слегка шевелятся в приветствии пионерам Зачарованных Болот:

«Здравствуйте, русалки!

Поклон вам, гарпии с умом колдунов!

Моё почтеньице собирательницам мха для затычек между ног!»

Возле приличного заведения (тряпочки на окнах прозрачные, я потом узнала – занавески) ко мне подошла женщина с усами, красивая, высокая, статная, голос – зов предков из преисподней.

С невыразимой простотой городской шмары она погладила меня ниже спины сзади, охнула, схватилась за сердце, и в восторге – наигранном ярмарочном, или истинном – произнесла на выдохе, словно вынырнула из проруби в Мировом Океане:

«В моём заведении пляшут и поют лучшие девушки Восточных Земель – гагары им вместо подушек.

Обхождение знают, получили элементарное образование общения с купцами и стражниками, за сто сольдо не купишь подобного образования на Юге, где девушки – рыбы.

Купцы монистами звенят, презирают окружающих, называют рудокопов преступными гномами, а сами – кочаны тухлой капусты! – женщина обольщала меня словами и мягким медовым голосом, за руку вела в дом, вылепленный из глины, форма – огромная лодка. – Мои девушки к купцам выходят, не ластятся, а своими жизненными делами обеспокоены, будто одни на белом Свете, и нет вокруг унылых вурдалаков с очами кастрированных эльфов.

Одна шляпку снимет и перчатки, шляпку – на трюмо, а перчатки небрежно бросит на подоконник, протянет озябшие руки к огню, пальцы поджаривает, словно сосиски, и не замечает адской боли.

Другая – чулочек поправляет, а дырочку заметит – охает, ахает, носится по залам в недовольстве, свечи тушит, с призраками ругается, а затем легко на канат между люстрами поднимется (так Джек на Небо залезает), по канату идёт и плачет, что у неё на чулочке дырочка с горошинку.

Мужчины в заведении рыдают от умиления, девушкам помогают справиться с жизненными неурядицами, приглашают откушать филе из бёдер птицы Счастья – беда с птицей, не поймать, а вместо неё под соусом курицу подаём – очень мясо похоже на мясо ляжки птицы Счастья.