Алиса Длинные Ноги

Вы заплатили вступительный взнос – пятьдесят копеек, под неодобрительный хохот толпы играли роль простушки, деревенской девушки пьяницы, которая испытывает Судьбу, по наивности не идет в кабак, а пытается заработать на свадебные штаны для новоиспеченного жениха – сына лесоруба.

Вы, якобы неумело натянули тетиву, а я видела, чувствовала – дитя улиц, меня трудно обмануть, обмишурить, провести вокруг пальца и вывести из дома; улица воспитала меня, и засаленные карты – не пугают, а радуют – так радует собачку знакомая косточка.

Выстрелили – в белый свет, даже в копеечку не попали, специально дурочку из себя разыгрывали, чтобы толпа разогрелась, позволила себя одурачить — нет ярмарки без дураков!

Умело завоевали любовь мужской части толпы – упали, задрали ноги, показали себя всю, и долго не поднимались, будто вас судорога наказала за деяния отца виночерпия.

Снова заплатили пятьдесят копеек – устроитель состязания ради смеха и ваших белых ягодиц и бесплатно бы вас допустил, но вы разыгрывали комедию под названием «Честная пастушка»!

Лук зажали между ног – ОХОХО! грешно выглядело, у двух купцов сердца остановились от сладостного медового зрелища; коряво выстрелили, но стрела – многие думали, что случайно – попала в центр мишени – так красивая девушка пустышка попадает на заседание Академии Волшебства.

Вы завоевали любовь толпы, лишь я вас ненавидела, завидовала вашей красоте, умению стрелять из лука, видела в вас затаившуюся кобру.

Пять выстрелов – лук на голову надевали, выворачивали руки, но попадали в мишень; никто не заподозрил вас в профессионализме, потому что не щурили глаз, не целились, не отставляли выгодно ножку – что в ногах девушки, кроме прелести?

Получили приз, воины (не догадались, что их одурачили) подкручивали усы, заигрывали с вами, щипали ниже поясницы, щипками доказывали превосходство усатых над гладколицыми.

Пробежал вурдалак, вы его не пнули, а любая девушка пнула бы вурдалака, не упустила бы случая потешиться днём над ночным убийцей, похожим на мешок с кукурузой.

Стражники приглашали вас в барак, вы натужно хохотали, сверкали хрусталём очей, соглашались, но предупреждали, что сначала сбегаете на речку омыть чресла в буйных водах – полезно, если девушка с почесухой и с дурными мыслями в груди.

Ловко ушли с ярмарки, захватили приз, словно ограбили казну разорившегося Короля.

Сейчас вы видите сцену насилия – меня пытают, трогают, но я – песчинка в пустыне бездуховности.

Алиса Длинные Ноги – цель, мечта, спасите её, и тогда старое фиолетовое крепкое не встанет колом в вашем желудке! – фон Карла поднялась, похожая в клочках одежды на пугало, но её сбили на окурки и кости, повалили спелой грушей в корзину изобилия.

— Что за ненужные слова, фон Карла, я бы назвала их бредом, но мой язык, воспитанный на благозвучии, никогда не произнесет бранное, ощипанное, слово! – графиня Алиса Антоновна вещала с плеча хулигана, поправила левую грудь – урожай дынь отражался в груди. — Прекрасная простодушная девушка воин – не рыцарь, не Принц на Белом вдохновленном Коне, похожем на айсберг.

Айсберг приплывет – не удивлюсь, потому что знаю – благовоспитанную морально устойчивую девушку всегда спасут, не позволят пятну бесчестия появиться на Солнце добродушия.

Никто и ничто меня не обесчестит, не нагонит грозовую тучу на моё луженое целомудрие!

Не охальник меня держит – не прощу ему укус за ягодицу, а – пустота меня схватила, тащит в свои покои, где стены превращаются в вечность.

Разве возможно винить пустоту; дам ей шанс – пусть строит избу-читальню для необразованных пастушек, приглашает наилучших напомаженных учительниц-наставниц, и в уголке, возле печной трубы вспоминает меня, надушенную, облаченную в панцирь моральной устойчивости; нет крепче брони, чем Добродетель!

Вот-вот появится Принц на Белом Коне и прогонит кусателей за ягодицы, перевоспитает их поэтическим настроением, даст шанс обрести духовность и научиться игре на арфе!

— Ваша Алисия верит, что её держит пустота, а не хулиган с лопнувшими жилами на шее, вол позавидует этой шее оборотня? – воительница подняла за руку фон Карлу, словно нехотя в бане, отпихнула ногой двух разохотившихся купцов. – Она надеется, что рыцарь спасет от бесчестия, а до рыцаря — добродетель – доспехи?

Голая, а держится Принцессой на балу у орков!

Признаюсь – я пыталась однажды играть на струнах ветра, извлекать ноты бесконечной любви к природе!

Двенадцать разбойников повесили за прелюбодеяние с чертом; всех чёрт прельстил, в образе купающейся белошвейки задабривал пирогами, сулил горы винограда.

Разбойники покачивались на ветру, загадочные в смерти и ночи – так в лесу ночью каждый пень кажется сгорбившимся стариком гномом.

Я подошла, качнула первого – послышался вой оборотня в зачарованном лесу; качнула второго — отозвались сатиры на болоте.

Рождалась ночная песня жизни и смерти, отвратительного и уродливого, кота и сапога.

У меня по щеке пробежала непрошенная слеза – росинка утренняя!

Долго вспоминала тот случай, никому не рассказывала о музыке повешенных, а сейчас, под действием наивности вашей подопечной — расчувствовалась, дрожу единственной грудью, а вторая грудь отдыхает в Мире безмолвия, где каждый сугроб — человек! – Воительница подняла ногу выше головы, медленно водила перед восторженными сковородами лиц посетителей трактира; затем задрожала мелко, личико её покраснело – стало необыкновенно прекрасным, прозрачным, через кожу видны золотые прииски. – ННЕ-НА-ВИ-ЖУ МУ-ЖЧИН! – Воительница в темпе болотного вальса каблуком прошла по кругу – свалила пять крепких самцов с непередаваемой смесью запахов из манишек!

На девушку набросились глупцы, имя им — Челюсти!

(Самые несмышлёные — интеллигенты кабацкие трусливо-мудрые – под шумок, наученные опытом – если слабый затеял драку, то обязательно победит – собирали со столов кувшины с фиолетовым крепким, блюда с дичью, хлеб, отталкивали трактирщика и выбегали – на волю, где шишки радуют, а не вырастают на лбу.

ЦАХ-ЦАХ!

Воительница уклонилась от меча, нацеленного в промежность, подпрыгнула, зажала голову противника между ног, свернула шею, будто веточку у березы отломила:

— За честь девичью! За двоевластие ног!

ХРУСЬ-ТРУСЬ!

— За понимание и повешенных музыкантов! — Выбила зубы с частью челюсти десятнику со знаком отличия в петлице – так проказливая балерина отказывает шкодливому банкиру.

Насильник с графиней Алисой Антоновной на плече задумался, осторожно – чтобы груди не сломала хрустальные – опустил девушку на пол.

— Воительница, мужика у неё нет, поэтому приключения ищет, тушит страсть дракой, пожарница, мать её так и разэдак! – из-за спины хулиган достал дубину трехпудовую с шипами (из пенисов моржей), с тоской размахивал над головой, понял, что обречен – не совладать с девушкой, если девушка без трусов затеяла драку кабацкую чертям на страх. – Побьёт меня, убежал бы, но не умею бегать, догонит – в ягодицы мои распростёртые пнёт – каблуки ОГОГО! – копчик отобьёт, никакой кафтан с ватой мне не поможет в гробу!

— ИИИЫЫЫХХХ! Я – Ксена! – воительница увидела дубину, всполошилась, кровь хлынула в единственную грудь, надула её мешком для дирижабля.

Девушка подпрыгнула, и в немыслимом, нарушающем законы гравитации, прыжке три раза перевернулась в полёте, осветила мрачные разбитые лица блеском ягодиц и удивила небритой промежностью с щедрыми волосами.

УУУУХХХ!

ЫЫЫЫХХМА!

ХУУУРМА!

Удар двумя ногами в грудь насильника, грохот, мат, и самый главный злодей, зачинатель драки отлетел с со сломанной грудной клеткой – лешему на радость.

Через три минуты воительница стояла на груде стонущих и затихших, ублажала золотым гребешком роскошь волос.

Поза – ничто не добавить, ничто не выкинуть, выверенная, эффектная (В театр имени Якова Свердлова надо бы пригласить Ксену!).

— Моряк, адмирал флота в наш Институт Благородных Девиц приезжал, нарядился филином!