Дочь русалки

По логике вещей, любой вкусный запах, в данном случае домашних бутербродов с копченостями, должен бы подниматься вверх, в крайнем случае, тянуться по коридору. Но запах спикировал вертикально вниз и выманил из подвала Виталика. Он тут же обвинил меня в гадстве.

– Позвонил бы, гад, подготовились бы, – зачем-то он начал оправдываться, схлебывая за раз по полчашки чая и скоренько зачищая стол от остатков еды. – Я думал, ты еще посидишь на больничном, ведь правда, Анджела?

– Правда, – строго кивнула та.

– Мы ведь вчера тебе специально звонили, – тоже посерьезнел Виталик. – Хозяйка сказала, что ты ушел. Спрашиваю, на перевязку? Нет, говорят, медсестра приходит сама. Ну, и где?

– Чего?

– Где шляешься, говорю.

– В КВД ездил. В кожно-венерологический. Проверялся.

Виталик разинул рот и только-только не лопнул от смеха:

– Да неужто! Гляди, гляди, – повернулся с восторгом к Анджеле, – вот наш брат-неженатик! Языком мелет как пишет, а гонорар получает женского рода!

Естественно, при Анджеле я не стал вспоминать его гонорары, когда он вползал сюда на гнутых ногах, судорожно запирал дверь на ключ, заголял зад и зажмуривался еще до того, как в пузырьке разводился белый порошок бицилина.

– Ну и как? – с легким напряжением в голосе поинтересовалась Анджела.

– Что? Нет. СПИДа нет. Кровь чистая. Первая, положительный.

Я не стал говорить, что за день до этого был в своей районной поликлинике, и там кровь определили как «четвертая, положительный».

Зазвонил телефон. Анджела подняла трубку, раздула щеки и показала глазами вниз. Звонил Главный. Я делал знаки: «Скажи Главному, что я здесь». Она кивала то мне, то трубке, пока, наконец, не попался нужный контекст. После этого она еще долго смотрела на трубку и, прежде чем положить, силилась тряхнуть ухом, будто туда попала вода. Я не спрашивал, что ответил ей Главный. Перевел разговор на их счастливую семейную жизнь. Виталик задумался, потом сбегал в магазин, принес вина и закуски. Мы выпили за их брак. Они рассказывали о ЗАГСе, о заказанном столике в очень дорогом ресторане и как там не хватало меня.

Я поблагодарил. То был день, когда мы с Тамарой и Ромкой стояли на мнимых похоронах.

– Да, – посетовали они, – как ужасно совпало!

– Ничего, лишь бы вам было счастье.

Потом опять звонил телефон, Анджела отвечала и уходила. Виталик тоже бегал к художникам. Потом пришел молодой парень с видом выпускника Гарварда, бесцеремонно скинул на пол мою пишущую машинку, собрал и подсоединил компьютер.

– Вы раньше в какой программе работали? – походя вставил он. – Я предлагаю вам... – он назвал мудрёное слово.

– Мне все равно. Я в программах не разбираюсь. Покажите только кнопку библиотеки Конгресса, – попросил я, изучая клавиатуру.

– Библиотеки чего?

– Конгресса. США.

– К сожалению, сеть еще не готова.

– Тогда зачем мне компьютер? – притворился я очень грозным. – Скидывай его на хрен и верни мне машинку!

Увидев костыль, парень скользнул за дверь. Анджела быстренько показала, как составлять на экране карточные пасьянсы.

Все они ушли ровно в шесть. Я загадал, что, если пасьянс сойдется, то – опять позвоню. Пасьянс сошелся. Я снял трубку и набрал номер. Телефон Кукушкиной издавал только длинные, длинные и протяжные, как вой волка в ночи, гудки. Выходит, что так. Что Геля, Ангелина Кукушкина, действительно, улетела в Австрию. Почему бы не улететь?

Через полчаса заглянул охранник и сказал, что им велено обходить и проверять кабинеты. Главный требует, чтобы после семи в здании никого не было.

Длинные и протяжные как вой волка гудки.

Появление в дверях Главного могло бы в иное время сравниться с приходом статуи Командора.

– Здравствуй, – шумно ответил он на мое «здравствуйте», выбрал покрепче стул и тяжело сел.

Тот факт, что он не вызывал меня в течение всего дня и не пригласил для разговора сейчас, а, напротив, поднялся сам, говорил уже сам за себя. Главный взмахнул простыней платка, отер лоб, потом шею и уставился на охранника:

– Ну, чего стоишь? Принеси что-нибудь. Возьми в холодильнике. Там, у Нади найдешь.

Охранник побежал вниз, было слышно, как по чугуну лестницы грохочут его кованые ботинки.

– Играешь? – заглянул Главный в компьютер. – Меня бы кто научил. А то поставили этот гроб повапленный. Во что играешь-то?

– Да вот, в карты.

– Ну, давай, покажи.

Мы играли, пока опять не загремела чугунная лестница.

Едва мы выпили-закусили, Главный поднял бутылку и внимательно осмотрел наклейку.

– Когда был такой, как ты, собирал бутылочные наклейки. Поставил цель собрать пятьсот штук. А потом думаю, разве это цель – собрать пятьсот бутылочных этикеток? Вот вырастить сына, сочинить пьесу… и что там еще? А то пятьсот бутылочных этикеток! Есть тут разница? Есть?

– Есть.

– А вот я начинаю думать, что нет. Нет тут никакой разницы. Важно только лишь то, имеешь ли цель и насколько она реальна. Это как солдату стать генералом. Или тебе стать главным редактором. Думаешь, достойная для тебя цель?

– Я не…

– Молчи. Знаешь, какой самый страшный для меня некролог? «Умер главный редактор…» Понимай: как умер главным редактором. То же самое, что «он собрал в жизни пятьсот бутылочных этикеток». Ладно. Вот что. Стол останется за тобой. Старое удостоверение можешь пока не сдавать. Брат за брата, конечно, не отвечает, но посиди покуда за штатом. А потом что-нибудь придумаем. Я добра не забыл.