Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 79

Дома отстояли на значительном расстоянии друг от друга, ближайшие поражали своей средиземноморской архитектурой, и сосны меж них казались какими-то мелколистыми пальмами.

– А, двойняшка! – воскликнул Ярик, выходя нам навстречу. – Ну, здоров! Давай выгребайся, хоть почоломкаемся.

По взглядами Яриковых охранников я выгребся из машины, и мы почоломкались. Он был в домашнем халате и от этого казался еще неприятнее. Никогда не любил мужиков в домашних халатах, а этот, халат, был и цвета отвратного – фиолетового с отливом. Цвета Москвы-реки на выходе из Москвы, только пах по-иному. Смесью французской туалетной воды и ленинградского «Беломора».

– Пошли, пошли, да брось ты свои костыли, – улыбнулся мне в лицо Ярополк и подставил плечо. – Обопрись на меня. Эх, угораздило же тебя, двойняшка.

Он отлично видел, как меня всего крючит от этой самой «двойняшки», но словно заранее рассчитал, что стеснительность не позволит мне отругнуться и назвать его «разнояйцевым».

– Ничего, двойняшка, – продолжал тащить меня Ярик. – Сейчас посидим, а вечером сходим в баньку, потом пульку распишем. Не часто мы с тобой видимся.

Он помог мне дойти до лифта, погрузил, выгрузил, а потом, в обеденной зале, исполненной под всех сразу Людовиков в содружестве с королевой Викторией, торжественно усадил за стол. Я бы еще стерпел эту тиранию чуть-старшего брата, но, честно казать, хотел сперва в туалет.

– Клешни бы неплохо помыть, – показал я на свои руки.

– И клешни, а хошь, и ласты, – засмеялся Ярик.

Горничная в белоснежном переднике подержала передо мной чашку для полоскания рук. А унося чашку, убрала и приставленные к столу костыли.

Обед прошел хорошо. Разнокалиберные графины с несколькими видами водок, настоянными женой Ярика Тамарой, по-прежнему наполнялись сами собой.

Сама Тамара вышла только к десерту.

– О, украшенье стола, отдохновение глаз! – вскинув руки, произнес Ромка.

Это надо понимать в плане внутренней красоты. Тамара никогда не была звездой подиума. Деревенское, круглое, веснушчатое, но очень опрятное, ласковое лицо, отнюдь не тоненький стан и далеко не прозрачные руки. Я был на их свадьбе в Рязани, когда там гремели скорострельные лейтенантские свадьбы, и, честно сказать, подумал, что этой простушке попросту здорово улыбнулось – выйти замуж за моего десантного братца. Но счастье измеряется в глубину. Ведь даже теперь, когда на улыбках многих жен офицеров был жирно поставлен крест, Тамара и этот крест несла как улыбку.

– Славичек, Ромик, – губы ее, как туман, опускались на наши лбы. – Извините, девочки задержали. Катька теперь заболела.

И она так же быстро ушла, едва пригубив свой кофе. Однако ее недолгое появление заметно нас размягчило. А меня даже несколько развезло. На фоне благополучных братьев я все еще оставался холостым, а детей даже не предвиделось. У Ромки ведь тоже имелся ребенок, и еще – полторы жены. Полторы – это потому, что его первая жена сдружилась со второй, и девочка жила на два дома. Так что братья у меня были вполне благополучные люди.

Если бы Ярик не начал опять обзываться «двойняшкой», предлагая на ком-то женить и меня, я бы, наверное, не выпил ту лишнюю рюмку, после которой ледяным голосом начал интересоваться, а куда он, гад, уезжает.

– Да тут недалече. В Америку,– спокойно ответил Ярик.

– Недалече, смотрю?





– Нынче все живут рядом. Все живут в радиусе ракет SS-18. Да и зачем нам далеко ездить? Чего ввергать в расходы Отечество?

– Так ты об Отечестве думаешь? А я-то думал, ты просто линяешь.

– Линяют зайцы.

– Ну, линяй, линяй! Заяц!

Тут я налил себе еще одну рюмку и, торжественно подняв тост: «За нашу свободную от таких-как-ты Родину!», – махом выпил.

Все-таки, пусть невостребованные, мы были дети «системы». Вера к державу сидела у нас в крови, в ее самых красных эритроцитах. И все-таки я был пьян:

– То-то смотрю, ты такой линючий! И рожа у тебя люнючая! И халат у тебя линючий! И вонючий! Вонючий и линючий!

Я долго не замолкал и категорически стучал кулаком по столу. Что-то звенело и падало. Ромка пытался меня успокоить:

– Брось, Славка, брось! Кончай, чего ты раздухарился! Отцепись от него! – он через стол протягивал ко мне руку и вдруг неожиданно оказался сзади. – Угомонись! – он давил мне на плечи сверху.

Но рука моя была на свободе, и она грозила Ярику пальцем.

– Не-е-ет! Я уже где-то видел такой хал-лат! Я уже видел такой хал-лат!

– Ну, видел. Ну и что, ну и где? – развалившись на стуле, смотрел на меня Ярополк.

– Где-где? – мой палец спиралью пошел куда-то под потолок. – Ну, где... Ах ты мелконький, гнусненький, итальяшненький мафиозко! – я пронзил его душу пальцем. – И не смей звать меня двойняшкой! Найди себе другую двойняшку! Купи себе двойника! Ты ведь купишь любого! Пусть ездит вместо тебя на твои воровские сходки! А ты сиди тут! Линяй! Линяй за свою заграницу! У-у, пр-родажник Родины! Шашки наголо! Крестный батько Мартын поскакал за кордон! А ты знаешь, что жрут в больницах! А ты знаешь, что люди имеют неот-ем-лен-нённое право жрать! А тебе клеили кость безо всяких почти наркозов?! А ты видел, как живут люди! А ты знаешь, сколько получают в колхозе? А ниско! А в театре ско?.. А ниско! А-уа!!

Меня уже куда-то тащили, но я продолжал орать:

– За что бились наши деды? Буржуй! Буржуй! Толстопуз! Отдайте мне мою ногу! Не вы ее ломали! Отпустите меня! Приспешники! Клевреты золотого тельца!..

Наконец, меня приземлили на какой-то диван, но я и оттуда продолжал грозить пальцем: