Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 12



- С сыном кого?

- Кого? Кого? Хочешь узнать? Чтобы рассказать тебе, я и послал тебя за ним. Ты сын того, кто уехал на карете на праздник, а я – на пороге смерти. Того, кто забрал и украл у меня все, а в довесок дал мне еще и тебя.

- Не понимаю, не понимаю!

- Так пойми же! Этот сеньор, который повернулся к тебе спиной, сеньор, который сказал, что не знает меня, он твой отец!

- Мой отец… Мой отец? – пробормотал мальчик изумленно.

- Но не беспокойся, он тем более не узнает тебя. Какая мерзость!

- Сеньор Бертолоци, повторите. Мой отец? Вы сказали, мой отец…?

- Твой отец Франсиско Д`Отремон. Скажи это всем, кричи об этом везде! Твой отец Франсиско Д`Отремон. Своим несчастьем ты обязан ему. Ему обязан нищетой, стыдом, наготой, голодом. Ему обязан оскорблением, которое тебе кинут в лицо, когда станешь мужчиной, потому что он опозорил твою мать! Всем этим ты обязан ему. И теперь, когда я его зову, потому что умираю, потому что ты остаешься один, а он уезжает на праздник, где его ждут… – рыдания срывались с его горла, оставляя место нежности – Хуан, Хуан, сын мой…!

- Сеньор!

- Я ненавижу тебя, потому что ты его сын, но есть кое-что, чем ты можешь смыть это пятно. Когда станешь мужчиной, найди Франсиско Д`Отремон и сделай то, на что у меня не хватило смелости: убей его. Убей его! – и, словно в этих словах был последний вздох, упал без сознания на пол.

- Сеньор, сеньор! Ответьте!

Тщетно он тряс его. Андрес Бертолоци больше не мог ответить!

На берегу не было никого: ни возле глубокой расщелины, у входа к узкому песчаному пляжу, ни на величественных вершинах скал, о которые разбивались морские волны; никого не было на вершине Мыса Дьявола; никого, кого мог достать его пристальный взгляд. Ни души, ни человеческого пристанища. Только жалкая лачуга, сокрытая темной вершиной Мыса Дьявола, уходящего в море.

Это имя хорошо подходило для скалистой местности, сейчас еще более опустошенной, под низкими плотными сероватыми тучами, что обволакивали горы, такими низкими, такими близкими к земле, словно они хотели поглотить ее. Твердым шагом Франсиско Д`Отремон подошел к той хижине и позвал громким голосом:

- Бертолоци!

Имя гулко раздалось в голой комнате без дверей и окон, почти без мебели… На убогой кровати лежало окаменевшее тело, выделявшееся под простыней, удивительно чистой для такого места. Пораженный Д`Отремон прошептал:

- Бертолоци…

Махом сдернув простыню, чтобы увидеть лицо умершего, на которого смерть уже наложила свою маску, он едва узнал в нем того молодого мужчину, здорового и высокомерного, который был его соперником. Седина пробивалась сквозь спутанные темные волосы, через густую бороду, покрывавшую худые щеки, а также тень великого покоя на закрытых веках. Вздрогнув, Франсиско Д`Отремон накрыл лицо и отошел на шаг.

Он пришел поздно, слишком поздно. Эти лиловые губы уже не расскажут ему тайну, которую хранили. Они замолчали навсегда. Рука Франсиско Д`Отремон нервно нащупала конверт письма, которое он даже не прочитал. Он хранил его, словно отраву, оружие, словно спящую ядовитую змею. Но теперь, стоя перед неподвижным телом, он разорвал конверт и сделал шаг к окну без створок, сквозь которое проникал белый свет нарождающегося дня.

«Пишу тебе из последних сил, Франсиско Д`Отремон и прошу тебя прийти ко мне. Приходи без страха. Я не зову тебя для мести. Слишком поздно получать плату твоей кровью за все то, что ты сделал мне и ей. Ты богат, любим и уважаем, тогда как я нахожусь в унизительной нищете и жду приближающуюся смерть как единственное избавление. Не хочу повторять, насколько я ненавижу тебя. Ты это знаешь. Если бы я мог убивать одной мыслью, то тебя уже давно бы не было. Я иссушил себя постепенно этой злобой, которая овладела моей душой…»

На мгновение Франсиско Д`Отремон прервал чтение, чтобы посмотреть на каменный лик под простыней, чувствуя, что его охватывает тревога и ему становится трудно дышать в этой лачуге, которая, казалось, тоже отвергала его, и он снова вернулся к чтению.

«…Злоба убивает меня сильнее, чем алкоголь, чем заброшенность. Из-за ненависти я молчал столько лет. Сегодня хочу сказать тебе кое-что, что может заинтересовать тебя. Это письмо вложит тебе в руки мальчик. Ему двенадцать лет, и никто не позаботился о том, чтобы окрестить его и дать имя. Я зову его Хуан, а рыбаки побережья Хуан Дьявол. В нем мало человеческого. Он хищное животное, дикарь, я вырастил его в ненависти. У него твое порочное сердце, и я дал, кроме того, полную волю его инстинктам. Знаешь почему? Скажу тебе на случай, если ты не решишься приехать и выслушать меня: это твой сын…»

Письмо задрожало в руках. Глазами, расширившимися от тревоги, он вновь посмотрел на влекущие огненные строки, одним глотком выпивая остаток яда тех слов.

«…Если он стоит перед тобой, посмотри в его лицо. Иногда он твой живой портрет. Иногда похож на нее. На нее, проклятую. Он твой. Возьми его. У него отравлено сердце, а душа испорчена злобой. Он не знает ничего, кроме ненависти. Если ты заберешь его, то он станет твоим наихудшим наказанием. Если бросишь, он станет убийцей, пиратом, грабителем, который закончит дни на виселице. И это твой сын. У него твоя кровь. Вот моя месть!»

Побледнев от ужаса, затем покраснев от негодования, Франсиско Д`Отремон скомкал письмо – последнее послание побежденного соперника, теперь уже неподвижного недруга. Его триумф после смерти был такой силы, какой силы было его падение при жизни. С внезапным порывом безудержного гнева, он подошел к его постели и открыл лицо умершего, и выкрикнул, дрожа от отвращения и ярости:



- Ты лжешь! Ты лжешь! Это неправда! Почему ты не дождался меня при жизни, чтобы признаться мне в этом? Ты лгун! Трус! Каким всегда был и должен был себя вести до самого конца! Трус, да, трус! Никогда не искал меня лицом к лицу. Никогда, как настоящий мужчина, который должен был призвать меня к ответу. А теперь, почему ты мертв? Почему не дождался меня? – Он отступил назад, пошатываясь, ничего не видя, кроме красного тумана, который создавал вокруг него дух нереальности. – Ты самый подлый из всех обманщиков, но твоя глупая месть меня не настигнет! Нет! Нет!

- Сеньор Д`Отремон! – раздался тихий голос Педро Ноэля.

- Это неправда! Это неправда!

- Д`Отремон! – повторил Ноэль, приближаясь. – Д`Отремон!

- Трус… Негодяй…!

- Друг мой, вы сошли с ума?

- Что? – отреагировал наконец Д`Отремон.

- Вы не здоровы, сошли с ума. Вернитесь к реальности…

- Ноэль… Друг Ноэль…

- Успокойтесь, пожалуйста. Успокойтесь…

Франсиско Д`Отремон огромным усилием воли отдалился от постели мертвеца, в то время как Педро Ноэль с уважением приблизился к ней.

- Он обманщик. Обманщик и мерзавец…! – изрек Д`Отремон глухим голосом.

- Он уже ничто, друг мой, ничего, кроме грустных останков. Оставьте его и пойдемте.

- Как вы здесь оказались? – спросил Д`Отремон, выходя из оцепенения.

- Мне показалось правильным отыскать вас. Баутиста сказал, каким путем вы последовали. Думаю, приехал вовремя, а вот вы, наоборот, слишком поздно. Пожалуй, пойдемте же…

- Подождите, подождите… А где мальчик?

- Какой мальчик?

- Который принес письмо. Где он?

- Не знаю. Я никого не видел. Полагаю, несчастный Бертолоци жил в совершенном одиночестве.

- Ребенок жил с ним. Где он?

- Повторяю, что никого не видел, но если вы настаиваете. О, посмотрите…!

Д`Отремон быстро обернулся. Рядом с кроватью, на полу, за старой мебелью – стол и пара сломанных стульев – сидел мальчик, который приехал в Сен-Пьер с письмом, и его темные глаза горели странным огнем под спутанными волосами, скрывавшими лоб.

- Что ты там спрятался, мальчик? – спросил Ноэль. – Вставай, вставай, сеньор тебя ищет.

Хуан медленно поднялся, не отрывая взгляда от Д`Отремон, который в тот момент чувствовал, как краснеют его щеки. Этот взгляд, осуждающий, обвиняющий, а может быть вопрошающий.