Страница 12 из 12
- Да, сеньора. У него лихорадка, и он говорит странные вещи.
- Ренато, сынок, Ренато!
София упала на колени перед маленькой кроваткой, где лежал Ренато, с широко распахнутыми большими невидящими глазами, влажными от пота светлыми волосами, мечась в бреду с высокой температурой. Вслед за Софией пришел бледный, изменившийся в лице Педро Ноэль, остановившись под дверной аркой, между двумя перепуганными служанками.
- А доктор? Где доктор? – спросила София.
- Он ушел, сеньора… как все.
- Пусть бегут в Сен-Пьер за ним! Ренато, сынок…!
- Хуан, Хуан…! – шептал Ренато в бреду. – Хуан, не оставляй меня, возьми меня с собой. Возьми меня в плавание, я буду о тебе заботиться. Папа мне так сказал! Папа сказал, как о брате, брате. Хуан…
- Боже мой! – воскликнула София плача. Она отступила и пошатнулась, чувствуя, как земля будто качнулась под ее ногами. Гнев и боль одновременно пронзили ее сердце, и повернувшись к Ноэлю она язвительно сказала: – А вы еще удивляетесь, почему я защищаю своего сына? Я должна защищать его зубами и когтями!
- Сеньора Д`Отремон, никто на него не нападал. Вы ослеплены, это ваш материнский эгоизм.
- Хватит! – прервала София. – Ни слова больше! Уходите из этого дома! Уходите! И никогда не возвращайтесь!
8.
Болезнь Ренато была долгой. Много дней у него была высокая температура, и он сотни раз произносил в бреду, как будто соединяя их навсегда, имена Хуана и отца. Наконец, однажды утром от пришел в себя, узнал мать и упал в ее объятья. Тем вечером…
- Ты поедешь в Сен-Пьер, Баутиста.
- Да, сеньора. Как прикажете. Ребенок уже вне опасности и врач сказал, что он скоро сможет встать.
- Как только он поправится, я отправлю его во Францию. Поэтому я хочу, чтобы ты забрал бумаги из дома Ноэля и вручил это письмо лично губернатору. Он мне поможет.
- У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность за услугу, которую вы делаете мне, сеньора Мольнар. Я доставляю вам беспокойство тем, что вы будете везти с собой Ренато.
- Ради Бога, подруга. Это вовсе не беспокойство, наоборот. Чего еще могу желать я в этой поездке, в которой еду со своими двумя девочками, чем не компанию такого мальчика, как Ренато, который почти маленький мужчина?
- Я верю, что он станет кабальеро.
- Повторяю, мне приятно. И надо видеть, как он хорошо ведет себя с моими малышками, тем более, старшая такая мягкая, а младшая такая озорная.
Это было в каюте капитана порта Сен-Пьер, рядом с причалами, на корабле, готовом отправиться во Францию. Там разговаривали София Д`Отремон и родственница губернатора, Каталина Мольнар, женщина зрелая, робкая и добродушная, со спокойными манерами, которая с нежностью смотрела на группу детей, находящуюся на небольшом расстоянии, с другой стороны широко распахнутой двери: Ренато Д`Отремон и две малышки Мольнар, девяти и семи лет. Старшая была стройная и изящная, неспокойная и нервная, с большими светлыми глазами. Младшая девочка – с румяным лицом и горящими глазами, в свои детские годы была словно роскошный тропический фрукт.
- Моему Ренато нужно забыть много неприятных моментов. Эта поездка – самое лучшее для него лекарство.
- Вы очень храбрая, расставаясь со своим единственным сыном. Повторю еще раз, я восхищаюсь вами. К тому же, полагаю, вы стараетесь исполнить последнюю волю вашего супруга.
- Действительно, – вынуждена была солгать София Д`Отремон, прикусив губу. Потом натянуто улыбнулась, меняя столь щекотливую тему разговора. – Ваши девочки очаровательны. Мне много о них говорил ваш кузен губернатор. Которая из них Айме?
- Младшая.
- Старшая Моника, правда? Я знаю, усилиями их отца они получат образование во Франции.
- Но я не такая смелая как вы, и не разрешу им ехать одним, даже если мне нужно будет расстаться со своим мужем. По-моему, вас спрашивают.
- Ах, да! Это Ноэль. С вашего разрешения…
- Все в порядке, корабль готов отплыть. Я только что вручил ответственному за груз бумаги Ренато, и поэтому моя миссия окончена. – объяснил нотариус.
- Благодарю вас, Ноэль. О, подождите! Не хотите ли меня проводить, пока не отправится корабль с Ренато?
- Это будет большой честью. – почтительно отозвался Ноэль тоном, который можно назвать сухим, почти враждебным.
- Понимаю, вы разочарованы во мне. Я вела себя грубо в последний раз, когда мы разговаривали. – пыталась извиниться София.
- Забудьте, сеньора. Это совершенно не важно.
- В таком случае, вы позволите мне задать вам нескромный вопрос?
- Конечно, хотя не обещаю на него ответить.
- Буду вам очень признательна. Вы искали того юношу, которого мой муж хотел забрать к себе? У вас есть какие-нибудь вести о Хуане… Дьяволе?
- Новость, которая у меня есть, для вас хорошая, но меня она расстроила.
- Надеюсь, с ним не случилось какое-нибудь несчастье.
- Пока еще нет, но будет странным, если мы услышим о нем что-нибудь.
- Почему?
- Я много узнавал, и у меня есть сведения, что он сел юнгой на грузовую шхуну, которая отчалила по направлению к Ямайке. Но мне не дали названия шхуны, имени капитана, поэтому я считаю след юноши потерянным. Мне так жаль, так жаль. Он просил меня оставить его у себя слугой, тем более, что после случившегося это было бы лучшим. Но кто мог все случившееся предвидеть? В конце концов, посмотрите туда, где двое мальчиков будут в одно и то же время пересекать море, – голос Ноэля пронзительно прервал гудок судна, которое собиралось отчалить. – Этот корабль увозит вашего сына. Пойдемте?
Корабль, увозивший Ренато, оставил позади скалистый мыс, на котором высился маяк, и, направляясь в открытое море, ускорил ход. Стоя рядом с перилами палубы, ощущая на лице поцелуи и слезы матери, Ренато смотрел на землю, которая все больше удалялась, рядом с ним стояли маленькие Мольнар: Айме улыбалась, а Моника смахивала слезы. И как обещание, которое он дал на могиле, оставшейся в Кампо Реаль, как крик сердца своих двенадцати лет, Ренато пообещал:
- Я скоро вернусь, папа. Я вернусь, чтобы найти Хуана!
9.
ПРОШЛИ ГОДЫ…
Эта история, которая могла происходить, происходила на Мартинике, земле цветущей и бурной, на вулканическом острове, возникшем от всплеска энергий клокочущего огня, земле любви и ненависти, несдержанных страстей, самоотверженности и жестокости. Земля, на которой должны были столкнуться четыре страстных сердца: сердца Моники, Айме, Ренато и Хуана.
В стенах кельи находилась женщина, в которой трепетала горячая жизнь. Мир страстей пылал в ее больших глазах и, казалось, проскальзывал под кожей бледных щек. Ее изящные и чувствительные ладони, соединенные словно в мольбе, молитве, были сведены судорогой. Эта женщина страдала и любила, напоминая пламя, горевшее с такой же силой, с какой догорало. На ее грациозном теле была власяница, белая власяница послушницы, на тонкой талии висели четки. Дрожащие шаги привели ее к распятию, где она резко упала, рыдая.
- Моника, дочь моя, вы уже поговорили со своим духовником?
- Да, матушка настоятельница.
- И каков был его совет? Полагаю, он был таким же, как и мой.
- Да, матушка. – с грустью согласилась Моника Мольнар.
- Видите? Слишком рано принимать окончательное решение для пострига.
- Я страстно этого желаю, матушка. Всей душой!
- Даже если и так. Не порыв и восторг должны приводить к тому, чтобы навсегда одеть облачение. Это истинное призвание, и вас нужно испытать, Моника. Проверить не здесь, не в этом святом месте, а в борьбе, в мире, лицом к соблазнам.
- Я не хочу возвращаться в мир, матушка. Я хочу принять постриг. Не выгоняйте меня. Не отвергайте меня!
- Никто вас не отвергает. Если мы что-либо решили наконец, вопреки вашему желанию, то это только для вашего блага. Сейчас я поговорю с вашим духовником. А пока молитесь и ожидайте, дочка. Молитесь и возносите свое сердце к Богу. – И сказав это, настоятельница удалилась неслышными шагами.
Конец ознакомительного фрагмента.