Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 14

  Или, может, я неправильно толкую послание? Да нет, пожалуй, все очевидно - ничего другого в голову не приходит.

  - Но как же так?.. - барышня чуть не плакала от обиды. - Мы же все гадали, это нечестно! И вообще, почему вдруг буквы? Никогда ведь такого не было! Господа, ну скажите же, не молчите!

  - Вы правы, сударыня, - пожал плечами купец. - Я тоже не помню, чтобы знаки складывались в осмысленные слова. Но я застал только обычные циклы. Когда в последний раз сменялся большой, я еще лежал в колыбели. Может быть, кто-то более опытный?..

  Все, не сговариваясь, посмотрели на опекуншу, но та сохранила ледяное молчание. Капитан кашлянул:

  - Итак, господа. Обычай мы соблюли. Возвращаемся к насущным проблемам. После посадки все покидают борт. Это, я надеюсь, понятно? Рядом с причалом есть несколько постоялых дворов. Там можно переждать с комфортом. Если все закончится ночью, и корабль... - он на мгновенье запнулся, и мне показалось, что палуба под ногами едва ощутимо дрогнула, - ...так вот, если корабль будет готов, то завтра стартуем в полдень. Задержку постараемся наверстать...

  Когда впереди показались городские постройки, солнце уже заметно сместилось к западу. Но зной не желал отступать - наоборот, он стал почти осязаемым. Даже ветер ослаб, как будто увяз в загустевшем воздухе. Марева бродили над степью, и очертания города дрожали, словно мираж. Остров, затерянный в белом ковыльном море...

  Матросы засуетились, спеша убрать паруса; корабль замедлил ход. Теперь предстояло самое главное.

  Капитан подошел к носовой фигуре, изображающей летучего змея. Ящер был сделан очень искусно - казалось, он прорастает прямо из корабля, из верхней части форштевня, вытягивая шею вперед. В деревянной "шкуре" мерцали фиолетовые прожилки - вкрапления живого металла. Впрочем, прожилки эти заметно потускнели от времени. Корабль-ящер был стар - даже старше, пожалуй, чем опекунша-мумия, хоть и сложно в это поверить.

  Капитан положил на "шкуру" ладонь.

  Воздух опять колыхнулся, и мне почудилось, что змей недовольно пошевелил головой. Он не хотел садиться в этом чужом краю - его манила далекая синь предгорий. Здешний причал казался ему тесным и неудобным, а город - слишком пыльным и грязным. Но капитан просил, обращаясь к нему безмолвно.

  ...Ты мудр и велик, летучий змей. Ты скользишь над землей, обгоняя тучи. Глядишь свысока на жалких двуногих, которые копошатся в пыли. Да, мы живем в тесноте и копоти, и наши дома, прижавшиеся друг к другу, похожи сверху на нелепые соты. Тебя, старый змей, раздражают визгливые перебранки на наших улицах и смердящие нечистоты. Ты не можешь понять, зачем было строить город в белой степи, раскаленной, как сковородка. Не желаешь делать здесь остановку. Но ты же видишь - солнце плачет над нами. А мы не в силах выносить его слезы. Поэтому будь снисходителен, мудрый змей, и позволь нам спуститься с неба, чтобы найти убежище на земле...

  И капризный реликт, довольный таким вниманием, согласился, наконец, уступить. Медленно и нехотя корабль развернулся над городом и начал постепенно снижаться. Рулевой подсказывал направление, поворачивая штурвал.

  Белый Стан лежал в стороне от популярных пассажирских маршрутов; трансконтинентальные корабли вроде нашего обычно проходили южнее. Посадочная площадка была довольно скромных размеров. Тем неожиданней оказалась картина, которую мы сейчас наблюдали. В самом центре площадки красовался фрегат, принадлежащий, судя по символике, роду Ястреба. На ветру трепетал желто-черный флаг (цвета ястребиного глаза, как любят подчеркивать любители геральдических тонкостей). На палубе суетился народ, с борта что-то сгружали, а капитан фрегата, стоя на мостике и приложив ладонь козырьком ко лбу, следил, как мы идем на посадку.

  Лицо его показалось мне смутно знакомым. Сталкивались в столице? Вполне возможно. Но что они забыли в этой глуши? Впрочем, догадаться нетрудно - скорее всего, летели куда-то в другое место, но, как и мы, решили изменить курс, когда заплакало солнце. И не сказать, что встреча меня безоговорочно радует.

  Кстати, телохранитель, сопровождающий старуху с девчонкой, снова заволновался. Он вообще не очень умеет скрывать эмоции. Не похож на профессионала - скорее, солдат, которому поручили непривычную роль. Но боец, судя по всему, превосходный - это по повадкам заметно. Хотелось бы знать, почему его так беспокоят Ястребы? Вон, даже от перил отошел вместе с девчонкой и опекуншей, чтобы с фрегата их не заметили. Ладно, посмотрим, что будет дальше.





  Ветер взметнул над площадкой клубы горячей пыли, и мы теперь опускались прямо в центр этого облака. Глаза слезились, кто-то из пассажиров закашлялся, дамы прожимали к носам надушенные платки. Даже рулевой у штурвала на миг отвлекся, чтобы вытереть грязный пот.

  Корабль замер над посадочным ложем, словно вдруг передумал, и матросы поспешно бросали вниз швартовые тросы. Летучий змей, ощутив, что его привязывают, недовольно дернулся, тросы натянулись, и я заметил, как пальцы капитана буквально впились в складки на деревянной "шкуре". Змей поупрямился еще с полминуты - скорее, уже для вида - и наша трехмачтовая громада легла, наконец, на толстые причальные брусья. Пассажиры зааплодировали.

  Капитан обернулся (лицо его, несмотря на загар, побледнело от напряжения) и слегка охрипшим голосом произнес:

  - Дамы и господа, на сегодня наш рейс окончен. Трап сейчас подадут. Жду вас на борту завтра. И, от имени всей команды, удачи вам в новом цикле!

  Суета на палубе нарастала. Люди смеялись - пусть иногда и несколько нервно - и оживленно переговаривались. Многие, похоже, только теперь по-настоящему осознали, что смена цикла - уже не досужие разговоры, а реальность, которая застигнет нас в ближайшее время. Я достал "глазок" и еще раз взглянул на солнце. За последние два часа пятна стали жирнее и проступили резче. Если так пойдет дальше, то все начнется еще до сумерек.

  Подали трап, и пассажиры двинулись к выходу. Барышня, коловшая нас недавно иголкой, что-то втолковывала купцу. Тот снисходительно, но вполне благожелательно слушал. Ну, что ж, похоже, дамочке повезло. Она путешествует третьим классом, и в обычных обстоятельствах не имела бы ни единого шанса свести знакомство с таким респектабельным господином. Но, когда плачет солнце, случаются невероятные вещи. Не знаю, какие тайны грядущего барышня хотела прочесть в узорах на полотне, но гадание явно пошло ей впрок.

  Старая опекунша с телохранителем провели малышку к ступенькам, заслоняя от посторонних взглядов. Я посмотрел им вслед. Любопытно, увидимся ли мы снова? Вернусь ли я вообще на корабль?

  Живи...

  Что ж, поглядим, что нам предложит славный городок Белый Стан. Я, кстати, бывал здесь проездом лет пять назад - в середине цикла - но ярких впечатлений не сохранилось. Ну, разве что, два придурка с кривыми саблями пробовали снести мне башку, но это так, рутина. Обязательная программа. Гораздо сложнее мне вспомнить город, где обошлось без таких попыток. Жизнь я прожил долгую и насыщенную.

  Излишне долгую.

  Слышишь, солнце?

  Возницы, ошалевшие от неожиданного наплыва клиентов, наперегонки подлетали к борту. Гвалт стоял невообразимый, возле трапа было не протолкнуться. Пыль навязчиво лезла в ноздри. Я кое-как продрался через толпу, отмахнулся от очередного извозчика ("Куда желаете, господин? Гривенник, домчу мигом..."). Едва не вляпался в свежий лошадиный помет. Притормозил, пропуская упряжку из двух волов - они тянули циклопическую телегу: груз был укрыт дерюгой, а рядом шагала четверка стражников, напряженно зыркая во все стороны. Надо же, какие серьезные - можно подумать, живую руду везут. Хотя, кто их знает.

  Я шел практически налегке. Саквояж оставил в каюте - все равно там не было ничего по-настоящему ценного, а меня терзало предчувствие, что лишнее барахло в этом вечер мне будет только мешать. Двигался пока что без всякой цели. Если мне суждено во что-то ввязаться, то это произойдет независимо от моего желания. Я давно уже не восторженный юноша, чтобы рассуждать о свободе выбора. Кто-то сочтет это пессимизмом, а по-моему, жить так намного проще.