Страница 4 из 14
Выбрался на рыночную площадь и огляделся. Здесь галдели еще сильнее, чем у причала. Все поминутно смотрели в небо и что-то доказывали друг другу, экспрессивно размахивая руками. Многие торговцы уже закрывали лавки. Другие, наоборот, бросались ко всем, проходящим мимо, надеясь что-нибудь продать напоследок. Один торгаш - неопрятный толстяк в расписном халате - даже осмелился схватить меня за рукав. Я молча двинул ему под дых, а когда он согнулся, добавил коленом в морду. Этим и ограничился, даже руку не стал ломать - только выкрутил для острастки. Я же не зверь и хорошо понимаю, что люди сейчас слегка не в себе.
Толстяк скулил, елозя передо мной по земле, а его соседи старательно отводили глаза. Я брезгливо вытер ладонь о штанину, развернулся и пошел дальше. Сквозь общую какофонию прорывались обрывки случайных фраз и выкрики зазывал:
- ...плачет, и что? Теперь бесплатно отдать?
- ...говорю ему - часов пять еще, чего ты мечешься? Нет, отвечает, так оно, мол, надежнее. И тащит свой сундук, раскорячился...
- ...шелк, живой шелк! Платки, косынки! Недорого!..
- ...не будет бунта, уважаемый. Не будет, точно вам говорю. Ну, зарежут пяток солдатиков - так, вроде, не в первый раз...
- ...да вон же шестое! Слева!..
- ...не помрет он теперь. Фиалковым цветом отпоим, вытянем...
- ...ватрушки сладкие, лепешки медовые...
- ...задом жирным трясет и лыбится, корова беззубая. Думает, наверно, ночь просидит, так первой красавицей обернется...
- ... в хлам. Как увидел, так прямо сразу и начал...
- ...кровища полотенце прожгла. Не веришь?..
- ...Ястребы, ха! Воронье помойное...
- ...истинно говорю вам! Светозарное, ясноликое! Смоют все скверну чистые слезы! Те же, кто грешен, полягут в корчах и взвоют люто!..
Услышав последнюю сентенцию, я скривился. Глянул в ту сторону - так и есть. Храмовый жрец сидел на пучке соломы в закутке между двумя торговыми лавками. Ну, то есть, бывший жрец, конечно. Из тех, что к старости окончательно выжили из ума и бродят теперь по улицам, развлекая прохожих дикими воплями. Его желто-белое одеяние было изгваздано просто до изумления - потеки грязи, маслянистые пятна и ошметки навоза, словно старика держали в хлеву. Облезлая лысина почернела от солнца, зато имелась косматая бородища с налипшими крошками и засохшими следами блевотины.
Юродивый вертел головой, тараща мутные бельма. Он был слеп. Собственно, все они слепнут с годами. А чего еще ожидать, если ты ежедневно, по несколько часов кряду пялишься на солнечный диск? Я, честно говоря, вообще удивляюсь, что эти, без сомнения, достойные люди так долго сохраняют рассудок. Лично я бы свихнулся намного раньше.
Вокруг жреца собрались зеваки. Вряд ли в другие дни он имел такую аудиторию, но когда плачет небо, все воспринимается по-иному. Люди слушали молча. Кто-то хмурился, кто-то недоверчиво хмыкал - только два пацана беззвучно давились смехом, разглядывая провидца в навозе.
Неожиданно старик замолчал и начал приподниматься, держась за стенку. Вытянул вперед костлявую руку и гаркнул:
- Ты!
Надо ли говорить, что грязный палец указывал точно мне в переносицу. Я вздохнул и хотел уже пройти мимо, но юродивый торопливо закаркал, словно понял мое намерение:
- Да, да, ты, пришедший из тени! Мерзкий огрызок, голем, лишенный души! Я слеп, но чую тебя - того, кто живет под солнцем, не зная света! Ты явился, но время твое уже истекает!
Твоими бы устами, подумал я. Но все же остановился и обернулся. Старик ощерился:
- Услышал меня, голем? Так помни же - слезы льются! Твоя плоть сгниет еще до заката, и угаснет твой черный разум!
Он захохотал, разбрызгивая слюну и безумно вращая бельмами. А я вдруг почувствовал, что сейчас, вот прямо в этот момент, что-то должно решиться. Воздух стал неподвижен - как тогда, во время гадания, - и лиловая взвесь, проявившись из ниоткуда, заклубилась перед глазами. Мне обожгло гортань, и стало невозможно дышать; ощущение было, что легкие тлеют, словно бумага. Это продолжалось всего секунду, но что-то, наверно, отразилось в моих глазах, потому что, когда я приблизился и коротко приказал: "Пошли вон", зеваки попятились, не говоря ни слова.
Старик завизжал:
- Что, голем, надеешься испугать?.. Не выйдет! Я жил со светом в душе, и мне умирать не страшно! Это ты, ты, должен бояться!..
От него воняло, как от козла. Поморщившись, я сказал:
- Не ори, дурак. Подробности знаешь?
Опешив от такого вопроса, он заткнулся на полуслове. Несколько секунд беззвучно разевал рот, демонстрируя пеньки от зубов. Казалось, я слышу, как скрипят его высохшие мозги. Пришлось подсказать:
- Ты утверждаешь, что моя плоть сгниет до заката. Как это случится и где?
Он что-то проблеял. Я подождал для порядка, потом вздохнул:
- Понятно. Конкретно сказать ничего не можешь. Но что-то ведь чувствуешь, вшивый крот... Ладно, последний шанс. Сейчас я задам вопрос, а ты ответишь на него одним словом. Ну, готов?
- Я не буду отвечать, голем!..
- Напрасно. Ты сказал, что у меня нет души. Но чужую душу я взять могу. Ты ведь знаешь об этом, правда?
Я вытащил кинжал и приставил лезвие к ложбинке под его кадыком. И вот теперь его по-настоящему проняло. Старик затрясся, и я, забеспокоившись, что он обделается от страха, даже отступил на полшага. Но кинжал, естественно, не убрал.
- Итак, я задаю вопрос. Север, юг, восток или запад?
Его тупая физиономия начинала меня бесить. Я слегка усилил нажим и почувствовал, как острие клинка проникает в кожу, хотя за бородой этого было не видно.
- Жду три секунды. Потом забираю душу. Север?.. Юг?.. Восток?..
- Запад! - пискнул старик.
- Спасибо.
Коротким движением я вспорол ему горло. Вытер клинок, развернулся и пошел прочь. Мертвец остался лежать на пучке соломы. Все честно - душу я оставил при нем. Мне она была ни к чему.
3
Я вышел с площади и зашагал по улице. Здесь тоже располагались торговые лавки, но уже побогаче - специально для тех клиентов, кто презирает базарную толчею. Мелькали аляповатые вывески с изображением клинков, головных уборов и алхимических склянок. Попалась даже стеклянная витрина в человеческий рост - почти как на Аллее Предков в столице. Причем стекло было не простое, а с фиолетовым благородным отливом - такое камнем не расшибешь, и решетку можно не ставить. На витрине блестели оправы для "глазков", выполненные из чистого золота, жемчужные нити, явно доставленные с самого побережья, самоцветы с Хрустальных Гор, серебряные браслеты и прочая ерунда, от которой у дам замирает сердце, а у мужчин пересыхает во рту при взгляде на ценник. Вот и сейчас две барышни в прострации застыли на тротуаре, пожирая глазами ассортимент. Стражник, охраняющий вход, снисходительно улыбался.
Да, если в Белом Стане появились подобные заведения, то дела здесь не так уж плохи. Филиал Королевского Банка тоже имеется - каменное здание аж в три этажа. И вообще, городок заметно разросся за те годы, что я здесь не был. Может, и правда, живую руду нашли? Нет, это вряд ли. Откуда бы ей здесь взяться?
Солнце припекало левое ухо. Я шел на запад, как и подсказал мне юродивый, а чувства мои представляли смесь эйфории, нетерпения и страха. Ситуация была не совсем понятной. Пророчество жреца противоречило результатам гадания на корабле, однако я склонялся к тому, чтобы принять слова старика за истину. Все-таки этот вонючий крот обращался прямо ко мне, а там, на палубе присутствовали десятки людей. Но, опять же, что в таком случае означала надпись на парусине?..
Разберусь, никуда не денусь.
Витрин с чудо-стеклами больше не обнаружилось, и любые ассоциации со столицей теперь казались смешными. Я притормозил, озираясь. Улица вывела меня к ратуше. Трехэтажное здание с нелепыми завитушками на фасаде навевало тоску. Часы под крышей стояли. У входа толпились люди, и я подошел поближе.