Страница 1 из 14
Прягин Владимир
Дурман-звезда
Дурман-звезда
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. СТЕПЬ
1
В тот день, когда заплакало солнце, я был на пути в столицу.
Мы шли на крейсерской высоте над раскаленной степью. Попутный ветер наполнял паруса, и корабль развил неплохую скорость - десять, а то и все двенадцать лиг в час. Капитан обмолвился, что если так пойдет дальше, то уже к вечеру мы достигнем предгорий. Среди пассажиров эта новость вызвала оживление; я же только пожал плечами. С одной стороны, меня в столице ждали дела, и чем скорее мы прибудем, тем лучше. С другой - дела эти были такого рода, что любая задержка воспринималась как праздник.
Я стоял на палубе у перил и смотрел, как тень от корабля скользит по земле. Степь была ровной, только у горизонта виднелось несколько пологих холмов. Ветер гнал зеленые волны в белых клочьях ковыльной пены.
За моей спиной послышался детский смех, и сразу же кто-то проскрипел мерзким голосом:
- Юная леди! Ведите себя прилично!
Смех оборвался. Обернувшись, я увидел девочку лет восьми или девяти в сарафане и соломенной шляпке. Ее сопровождала пожилая аристократка. Впрочем, "пожилая" - это незаслуженный комплимент. Ходячая мумия - так, наверно, будет точнее. Лицо как застывший воск, глухое темное платье до подбородка и перчатки, несмотря на жару. Худая и прямая как палка. С такой опекуншей, понятное дело, не забалуешь.
Малышка стояла перед ней, смиренно потупившись. Водила туфелькой по полу и молчала, изображая раскаяние. Из-под шляпки выбивались светлые локоны. Милейшее создание, в общем. Даже любопытно стало, что она могла натворить. Слишком резво скакала на одной ножке? Показывала язык рулевому?
Дослушав нотацию, девчонка подняла голову, и я удивленно хмыкнул.
Черты ее лица были совершенны; такие бывают только у представителей древнейших родов, для которых чистота крови - навязчивая идея. Прежде я ни разу не видел, чтобы дети, рожденные в этих семьях, летали на обычных пассажирских судах. Древнейшие предпочитают личные яхты с толпой вооруженной охраны.
Сейчас телохранитель тоже имелся, но почему-то всего один - топтался поодаль и хмурил брови. Заметив, что я смотрю на девчонку, он сразу напрягся и стиснул рукоятку меча. Спасибо, хоть из ножен не вытащил. Я пожал плечами и отвернулся, демонстрируя безразличие, но мысли мои упорно возвращались к попутчикам.
Как эта малышка здесь оказалась? И где остальная свита?
Пожалуй, надо сразу оговориться - я не люблю загадки. Прямо-таки терпеть не могу. За последние полвека они мне надоели до зубовного скрежета. Но судьба рассыпает их передо мной, как пшено, и я, словно безмозглая курица, склевываю и склевываю по зернышку...
Наш корабль, тем временем, догнал одинокое облако и пристроился в его тень. На побережье, где воздух влажный, а небо низкое, особым шиком считается подняться до самых туч и царапнуть мачтой рыхлое брюхо. Но здесь, над горячей сухой равниной этот фокус бы не прошел - облако, под которым мы спрятались, висело чересчур высоко. К тому же, наши курсы не совсем совпадали, и через пару минут мы выскочили из тени.
Пожилая дама удовлетворенно кивнула и полезла в ридикюль за "глазком". Я внутренне усмехнулся. Золотое правило - если желаешь светской беседы, заговори о погоде. А если не знаешь, чем занять руки, возьми "глазок", посмотри на солнце и выдай что-нибудь о перспективах малого цикла. Желательно, с умным видом, но это уж как получится.
Темное, в серебряной оправе, стекло, которым вооружилась аристократка, было овальной формы, размером чуть ли не в две ладони. Такое найдешь, разве что, в антикварной лавке. Нынешние модницы предпочитают стекляшки не крупнее медного пятака - их полагается носить на шее вместо кулона.
Старая карга достала чистый платочек и тщательно протерла "глазок". Поднесла его и лицу и поморщилась. Смахнула еще одну невидимую пылинку. Наконец, запрокинула голову и взглянула сквозь стекло на солнечный диск. Несколько секунд стояла как изваяние, недоверчиво щурясь.
А потом вдруг взвизгнула совершенно по-бабьи.
Девочка в шляпке раскрыла рот. Для нее, похоже, стало сюрпризом, что опекунша умеет проявлять человеческие эмоции. А телохранитель, который до сих пор сверлил меня взглядом, резко обернулся и дернул из ножен меч, готовясь разить врагов на всех направлениях. Какое-то время он растеряно вертел головой. Затем, не обнаружив прямой угрозы, спросил осторожно:
- Леди?
Аристократка посмотрела на него, словно не узнавая, покачнулась и судорожно вцепилась в перила. С трудом отдышалась и прошептала:
- Плачет... О, боги, плачет...
Удивительно, но ее услышали, кажется, в самых дальних закоулках нашего судна. Буквально через минуту палуба кишела людьми. Здесь были все - от юнги до капитана; даже кок в засаленном фартуке стоял среди пассажиров и, стиснув толстыми пальцами закопченное стеклышко, пялился в небо. Телохранитель, забыв про меня, тоже достал "глазок" и застыл неподвижно. И белокурая девочка, и матросы на мачтах, и рулевой, оторвавшийся от штурвала...
А я лихорадочно пытался соображать. Десятки и сотни мыслей - радостных и панических, дельных и бестолковых - пронеслись в голове за эту минуту, но главная из них сводилась в тому, что в столицу я уже не успею. Никак. Ни при каких обстоятельствах.
Потому что солнце не просто плакало - оно буквально истекало слезами.
На желтом диске виднелась черные пятна. Пять... нет, даже шесть были отчетливо различимы. Еще два я заметил, тщательно сфокусировав взгляд. И, вроде бы, совсем крохотная крапинка с краю, но утверждать не буду. Впрочем, неважно. Шесть крупных, с ума сойти! В прошлый раз было всего лишь три, и то ведь мало не показалось...
И, что хуже всего, самое большое пятно сейчас - точно в центре, как будто зрачок таращится с неба. Жутковатое впечатление...
Народ вокруг загомонил и задвигался. Кто-то выругался сквозь зубы, кто-то, кажется, начал читать молитву. Раздался истерический смех. Капитан насупился, спрятал в карман "глазок", больше похожий на окуляр от бинокля, и раздельно произнес:
- Господа!
Сказано было так, что все моментально смолкли. Только ветер шумел, и скрипели снасти. Облако, с которым мы разминулись, медленно уходило на юго-запад.
- Господа, в свете вновь открывшихся обстоятельств мы корректируем курс и график движения. Ориентировочно, через два часа совершим посадку.
- В Белом Стане, я полагаю? - вежливо спросил дородный купец в камзоле с серебряным знаком гильдии.
- Именно так, сударь. Это ближайший город в пределах двадцати лиг. Там мы переждем, пока все закончится.
- Но позвольте! - проскрипела старая опекунша, отойдя, наконец, от шока. - Мы ведь должны были сесть в предгорьях! Капитан, вы сами сказали, что к вечеру доберемся. А до вечера ничего не произойдет, я в этом совершенно уверена...
- Леди, - ответил тот почти ласково, - прошу вас, пересчитайте пятна. Если бы речь шла об обычном или, хотя бы, о большом цикле, я согласился бы с вами без колебаний. Но сейчас...
- Полагаете, не успеем? - спросил кто-то из толпы.
- Вынужден допустить такую возможность. И не хочу, чтобы это, - капитан кивнул куда-то наверх, и все машинально задрали головы, - застигло нас в чистом поле.
- Вы не понимаете! - аристократка не желала сдаваться. - Нас ждут на причале в предгорьях сегодня ночью. Это вопрос жизни и смерти, задержка совершенно недопустима! В конце концов, мы заплатили за билеты большие деньги...
- Это вы не понимаете, леди, - очень спокойно произнес капитан. - При всем уважении к вам, я не могу подвергать опасности пассажиров. Что касается денег, то я, при необходимости, верну их вам до последнего медяка. Мы сядем в Белом Стане, это не обсуждается.
Старуха поджала губы и замолчала. Пауза, однако, продолжалась недолго. Вперед протолкалась бойкая девица с дурацким шарфиком - он был так густо разрисован фиалками, что рябило в глазах. Барышня, очевидно, хотела походить за знатную даму. Фиолетовый - цвет чести и благородства; королевский герб украшен фиолетовой розой. И наряд принцессы на последнем балу был выдержан в соответствующих тонах. Девушкам простого сословия розы, конечно, не полагаются, поэтому остаются фиалки.