Страница 43 из 86
обуви. Надзиратель разбудил их, сделал замечание за нарушение правил и велел выставить
обувь к дверям.
Через час Сгибнев получил заключение экспертизы. На сапожках Шиловой копоть
оказалась обыкновенной угольной пылью. На ботинках Верникина такой пыли не было. Значит,
выходила Шилова из дому вместе с Верникиным или нет — это уже не имело значения.
Неоспоримо другое — днем они все-таки побывали в разных местах. Когда? Где? И как деньги
очутились у нее? Вот это необходимо уточнить.
Но на дворе уже стояла ночь. Люди спали. И беспокоить их оперуполномоченный Николай
Сгибнев не имел права.
Злой и измученный, Сгибнев поехал домой.
Засыпая, чертыхнулся.
Сонная жена спросила:
— Ты что?
— Да так...— отговорился он и, отвернувшись, подумал еще раз: «Где же она была, чертова
кукла?.. И как к ней все-таки попали деньги?..»
Утром следующего дня Сгибнев допросил Шилову.
После найденных при обыске писем Верникина она уже не могла отрицать, что знакома с
ним. Но, признавшись, что вышла из дому с Верникиным, Шилова продолжала утверждать, что
в кино ходила одна. Верникин, по ее словам, направился искать работу. Она же якобы зашла в
столовую, потом в магазины, а после трех поехала в центр.
Видя неподатливость Шиловой, Сгибнев не сомневался теперь, что она продолжает
хитрить. Ни в столовой, ни в магазинах, о которых она рассказала, Шилова не могла запачкать
сапожки в угольной пыли. Скорее всего, она все это придумала, а была где-то совсем в другом
месте. Но где? Это она упорно скрывала.
У Сгибнева были все основания попросить Шилову объяснить, откуда появилась на ее
сапожках угольная пыль. Но он опасался насторожить ее этим вопросом: в ответ могла
последовать новая, вполне правдоподобная выдумка, которая увела бы его от истины еще
дальше. Так и решил: об угольной пыли пока молчать. Может быть, со временем выявятся
какие-то новые обстоятельства кражи, к которым все приложится. Тем более что впереди еще
встречи с потерпевшей и свидетелями.
Поэтому, удовлетворившись первыми показаниями Шиловой, Сгибнев временно оставил
ее в покое.
...Около одиннадцати часов в его кабинет вошла потерпевшая. Она непринужденно
поздоровалась с ним, без приглашения села на стул возле стола и посмотрела ему в глаза.
— Слушаю вас.
Деловой тон, каким были сказаны эти слова, серьезность в ее взгляде, какая-то внутренняя
неприступность во всем ее облике на мгновение смутили простодушного Сгибнева, привыкшего
иметь дело с людьми попроще.
И он спросил первое, что пришло на ум:
— Хомина Светлана Владимировна?
— Да.
— Проживаете?..
— Да.
— Так,— Сгибнев смотрел в ее объяснение, чтобы не показать своей неловкости.— А
работаете?.. Тут не сказано.
—В магазине, когда я спрашивала, как писать объяснение, вы просили указать домашний
адрес...
— Правильно,— согласился он уже спокойнее.— Но вы — потерпевшая. И нам наверняка
придется встречаться с вами еще. Так что на всякий случай...
— Пожалуйста: работаю в облфинотделе инспектором.
— Вот и хорошо. Значит, деньги считать умеете и...
Он хотел пошутить, но, взглянув на Хомину, натолкнулся на тот же холодный взгляд, на то
же непонятное высокомерие. Поэтому он сразу приступил к сути дела:
— Здесь более спокойная обстановка, Светлана Владимировна, и вы, наверное, сможете
обстоятельно рассказать о вчерашнем происшествии...
— Я все написала в заявлении,— сухо возразила она.— Ведь я бы и не спохватилась сразу,
если бы вора не увидели люди.
— Это понятно, понятно,— любезно сказал Сгибнев, все еще пытаясь сделать разговор
непринужденным,— но я хотел спросить, не заметили ли вы в момент кражи или сразу после
нее других подозрительных лиц, кроме того парня, которого мы задержали?
— Нет, конечно! Я не уверена даже, что узнаю этого самого вора,— по-прежнему
высокомерно ответила Хомина, и в ее тоне Сгибневу почудилось что-то похожее на
неприязненный упрек: «Это, мол, не мое, а ваше дело замечать подозрительных личностей.
Ваша обязанность!»
Ему невольно захотелось дать ей понять, что свои обязанности он знает.
— В кошельке у вас было сто двадцать пять рублей, двенадцать червонцев и пять рублей,
так?
— Да!
— Червонцы — новенькие бумажки, а рубли потрепанные, да?
— Да, да! — Хомина несколько оживилась.
— И еще семь лотерейных билетов. Правильно? — Задавая этот вопрос, Сгибнев потянул к
себе ящик стола, чтобы достать ручку.
Вероятно, Хомина подумала, что следователь сейчас же выложит на стол ее кошелек.
С удивившей Сгибнева поспешностью она сказала:
— Да, семь билетов шестого выпуска.
— Шестой выпуск? Таблица, кажется, была на днях? Да? Вы не проверяли их?
Красивое лицо Хоминой тронула бледная усмешка.
— В кошельке находились те, на которые пали выигрыши.
— На все семь?! Я правильно вас понял? — переспросил Сгибнев.
— Да, на все семь.
— Почему вы не написали об этом сразу в объяснении там, в магазине?
— Я была уверена, что кошелек у преступника, которого задержали. И потом, вы так
торопили нас с объяснениями...
— Номера и серии билетов вы помните?
— На память нет,— ответила Хомина.— Видите ли, лотерейные билеты покупал мой муж.
Он же их и проверял. Кроме того, в числе выигравших два принадлежали нашей приходящей
домработнице, которая попросила меня получить деньги.
— Так...
Сгибневу было до слез обидно за себя. Вчера, прочитав о лотерейных билетах в
объяснениях свидетелей, он не придал этому особого значения. А ведь билеты, пусть выигрыши
по ним и пустячные, будут предъявлены в сберегательную кассу, да еще может случиться — все
сразу. Это верный путь к преступнику или сообщнику преступления.
«Так прошляпить!» — подумал с горечью. И спросил:
— Светлана Владимировна, когда вы бываете дома?
— После работы, часов в шесть.
— Обедаете, значит, не дома...— сказал с сожалением.
— Нет.
— Я постараюсь вечером заехать к вам.
— Пожалуйста,— разрешила она равнодушно.
Когда Хомина вышла, Сгибнев почувствовал, что зверски устал. Хорошо еще, что он не
сказал Хоминой о найденных деньгах. Как бы отнеслась эта высокомерная дама к тому, что
деньги нашлись, а выигрышные билеты пропали, хотя лежали рядом...
...Перед самым обеденным перерывом пришли свидетельницы, и Сгибнев сразу спросил
их, откуда известно о лотерейных билетах, о которых они написали в своих объяснениях.
— Так это же сказала та самая женщина! — сразу ответила одна из них.
— У которой украли...— робко уточнила другая.
— Почему же она сама об этом не заявила? —спросил Сгибнев.
Женщины растерянно замолкли. Неловко почувствовал себя и Сгибнев.
— Объясните мне, пожалуйста, как она сказала вам об этом,— дружелюбно попросил
Сгибнев.
— Да не нам,— ответила та, которая была посмелее.— Это все слышали, наверное. Как
хватилась кошелька, так сразу и крикнула про билеты...
— Про деньги-то она уже после того вспомнила,— снова подсказала другая.
— Вот так и нужно было написать,— тоскливо улыбнулся Сгибнев: разговор не обрадовал
его.
Взяв от свидетельниц дополнения к их объяснениям, он попрощался с ними и, оставшись
один, продолжал корить себя за головотяпство: «Даже страшно начальству докладывать...»
В кабинет заглянул товарищ:
— Чего в окно уставился? Обедать пора.
Сгибнев только рукой махнул: «Какой тут обед, кусок в горло не полезет...» И вдруг
спохватился: «Обед!.. Ведь если Хомина дома не обедает, то домработница-то наверняка из
квартиры в столовую не ходит. Надо ехать. Немедленно!..»
Через минуту дежурная машина райотдела уже мчала его на квартиру Хоминой. Ехать