Страница 81 из 140
* * * Верь, Юсуф вернется поздно или рано, — не тужи! Сень печали сменят розы, тень платана, — не тужи! Было плохо, станет лучше, к мпру злобы не питай, Был низвергнут, но дождешься снова сана, — не тужи. На престол холма восходит с опахалом роз весна. Что ж твоя, о пташка ночи, ноет рана? — Не тужи! Друг! Не чудо ли таится за завесой, — каждый миг Могут радости нахлынуть из тумана, — не тужи! День иль два путем нежданным шел времен круговорот, Все не вечно, все добыча урагана, — не тужи! Коль стопы свои направишь ты в Каабу по пескам И тебя шипы изранят мугиляна, — не тужи! Если путь опасный долог, будто нет ему конца, Все ж он кончится, на радость каравана, — не тужи! Все нам назначает благодатная судьба: Час разлуки, ночь лобзаний, день обмана, — не тужи! Коль, Хафиз, проводишь время в доме бедном, в тишине, Постигая всю премудрость аль-Корана, — не тужи! * * * Ханша тех, чьи станы — бамбук, чьи уста — как мед полевой, Чьи ресницы — копий страшней для бесстрашно рвущихся в бой, Мимо дервиша прошла, взором страстным его сожгла, Так сказала: «О сладкоуст! О зеница песни людской! Долго ль будет не отягчен звонким золотом твой карман? Покорись мне и обнимай сребротелых дерзкой рукой! Ты — пылинка. Значит, не мал! Так люби же! Вечно люби, Чтоб, вращаясь, солнца достичь, постучаться в дом огневой!» Старец-кравчий — благословен золотой напиток его! — Так сказал мне: «Будешь блажен, коль к неверным станешь спиной. За одежды друга держись, от врага живи вдалеке, Пред Йезданом склонись — падет Ахриман перед тобой!» Тут спросил я у ветерка на тюльпанном свежем лугу: «Эти, в саванах, для чего здесь стоят кровавой толпой?» Он ответил: «Полно, Хафиз! Нам с тобой — не все ли равно? Пей рубиновое вино! Среброшеих девушек пой!» * * * В этом городе немало счастья взыскан я звездой, Время бросить этот омут, взяв достаток мой худой! Пальцы я грызу в досаде и вздыхаю без конца, Что горю я весь, как роза, страсти огненной бедой. Был вчера я очарован песней звонкой соловья,— Роза уши распустила и бутон свой молодой. Сердце, радуйся! Подруга, что жестокою была, Ныне, связана сурово рока жесткою уздой. Чтоб ты слабости не видел и жестокости не знал,— Избегал обетов дряблых, слов, подсказанных враждой. Если злых напастей волны и до неба поднялись — Мудрых доля и пожитки не подмочатся водой. О, Хафиз, когда бы вечным обладанье быть могло, Трон Джамшид бы свой не отдал року в древности седой. * * * Рассветный ветер с доброй вестью влетел в проем моих дверей, Шепнул: «Идет на убыль время твоих несчастий и скорбей!» Так отдадим певцам в награду свои разорванные платья За вести утреннего ветра! Он прежних вестников добрей. О красота, с высот эдема в мир принесенная Ризваном, Внемли моленьям сокровенным! О гурия, приди скорей! В Шираз вступаю я под сенью небесного благоволенья; Хвала тебе — любовь дарящей, хвала владычице моей! С твоим венцом хотел сравняться мой войлочный колпак дервиша, Склонись к раскаянью безумца, тревогу дум моих развей! Луна безмолвная, бывало, моим рыданиям внимала, Когда твой голос доносился из пышного шатра царей. Хафиз до солнца подымает победоносные знамена, Найдя прибежище у трона прекрасной гурии своей! * * * День отрадных встреч с друзьями — вспоминай! Все, что было теми днями, — вспоминай! Ныне верных не встречается друзей — Прежних, с верными сердцами, — вспоминай! Всех друзей, не ожидая, чтоб они Вспоминали тебя сами, — вспоминай! О душа моя, в тенетах тяжких бед Всех друзей ты с их скорбями вспоминай! И, томясь в сетях настигнувшего зла, Ты их правды сыновьями вспоминай! И когда польются слезы в сто ручьев, Зандеруд с его ручьями вспоминай! Тайн своих, Хафиз, не выдай! И друзей, Их скрывавших за замками, — вспоминай! * * * Взгляни, как праздничный стол расхищен девой-судьбой По кругу чашу ведет горящий серп молодой. Паломник добрый! Стократ тебе воздастся за пост, Коль ты в трущобу любви вошел смиренной стопой. Для нас в трущобах любви всегда готов уголок, А тот, кто их возводил, был движим волей святой. И пусть свершает намаз под сводом милых бровей, Кто кровью сердца омыл любовный помысел свой! Ведь сам имам городской, носящий коврик молитв, Омыл одежду свою хмельной пурпурной струей. По этот шейх-лицемер с презреньем смотрит на тех, Чья бочка нынче полна, а завтра станет пустой. Пусть шейх искусно поет, — к Хафизу, друг, приходи! Его любовным псалмам и слух и сердце раскрой!