Страница 19 из 73
– Хранители, башни и алхимики – это уж слишком. Я не могу вам поверить. Но даже если вы правы, какой мне от этого толк? Меня волнует другое: можете ли вы помочь мне найти Джона Ди? Только тогда на «очной ставке» я выясню, имел ли он отношение к ограблению нашей галереи, и сумею доказать, что мой отец невиновен. Дайте мне ответ.
Мерцающий огонь в глазах Хьюза ярко вспыхнул и озарил его лицо. У меня перехватило дыхание. Он стал гораздо моложе – совсем как юноша на портрете, – но в следующую секунду сияние померкло. Глаза Хьюза превратились в тлеющие угольки.
– Нет, – отрезал он. – Я не в силах оказать вам поддержку.
– Вот как? – оскорбленным тоном и немного визгливо воскликнула я. – Вы преподносите мне всякие басни о хранителях и алхимиках, а потом заявляете, что не в состоянии помочь?
– Мне очень жаль.
Теперь Хьюз смотрел не на меня, а в северное окно, на Клойстерс. Вершина башни окрасилась яркими лучами заходящего солнца. Зрелище зачаровало меня так же, как свет в глазах Хьюза минуту назад. Обернувшись, я обнаружила, что хозяин встал. Это означало одно – прием закончен.
– Мне действительно жаль, – повторил он, проводив меня до двери лифта.
– Не уверена, – сказала я мрачно. «Будь я проклята, – решила я, – если не выдержу его взгляда, втяну голову в плечи и начну пятиться».
Но, похоже, я слишком долго любовалась закатным солнцем – его багровый отблеск померещился мне в самой середине зрачков Хьюза.
МАНТИКОРА
В холле меня остановил водитель и сообщил, что мистер Хьюз распорядился отвезти меня туда, куда я пожелаю.
– Нет, спасибо, – произнесла я. – Я прогуляюсь.
Я быстро добралась до бульвара Кабрини,[32] миновала одноименную школу, часовню, где захоронена мать Кабрини, Маргарет Корбин‑Серкл и очутилась у станции метро на Сто девяностой улице. Поблизости находился вход в парк Форт‑Трайон. Наступили сумерки, но горожане еще наслаждались необычайно теплой для декабря погодой. И хотя Нью‑Йорк выглядел в точности так, как из окна «Роллс‑ройса», встреча с Хьюзом казалась мне сюрреалистичной. Неужели я только что внимала его россказням о древних хранителях и алхимиках? Я была расстроена и взволнована, чтобы полчаса сидеть в метро. Мне захотелось подвигаться. Я влилась в поток вечерних пешеходов, направлявшихся в парк – нянек с подопечными детишками, влюбленных парочек и любителей бега трусцой.
Сначала я прошлась по Вересковому Саду, где голубели позднецветы. Они будто впитали в себя спокойствие тихого вечера. Мама любила это место – лиловый вереск напоминал ей о лавандовых полях ее детства. Я часто бывала здесь, когда работала над курсовой. Тут я ощущала особую близость к матери, однако теперь о безмятежности можно было забыть.
Слова Уилла прозвучали совершенно дико. Но вдруг в этой легенде есть зерно правды? Почему мама утаила от меня столь важные подробности? В таком случае, она скрывала свою истинную сущность. Наверняка, Хьюз лгал. Но для чего же он сочинил такую историю? Могла ли она хотя бы отчастибыть реальна?
Я поднялась к флагштоку над Линден‑Террас – самой высокой природной точке города. Там катались на скейтбордах подростки в футболках с длинными рукавами и спущенных ниже пояса джинсах. Ребята вежливо пропустили меня, и я приблизилась к каменному парапету, откуда открывалась городская панорама. На юге темнели грозовые облака, собиравшиеся над небоскребами Манхэттена, на севере возвышалась башня Клойстерс, и алый свет на ее вершине сиял, как огонь маяка.
«Я всегда буду присматривать за тобой, Маргарита», – порой говорила моя мама. При этом она произносила мое имя по‑французски, но называла меня «Ма гарет»– то есть «моя Сторожевая Башня». Знала ли она историю своего рода? Собиралась ли поведать мне ее? Или не успела?
Я устремила взгляд на башню. Что, если она даст мне ответ? Моя мать несколько лет подряд занималась научными исследованиями в Клойстерс, когда готовилась к защите диссертации на степень магистра в Барнарде. Она свела знакомство со многими здешними кураторами и библиотекарями. А когда я изучала ювелирный дизайн, меня консультировал один библиотекарь – ее бывший приятель – доктор Эдгар Толберт, специалист по французской средневековой иконологии. Работает ли он в музее до сих пор? Надо бы проверить… Возможно, моя мама интересовалась башней.
Я понимала, что даже если найду историческое обоснование для россказней Уилла Хьюза, то ни на йоту не сумею приблизиться к спасению отца. Однако что‑то заставило меня направиться к дорожке, ведущей к Клойстерс. «Сегодня, – подумала я, – день испытания моей веры в обоихродителей».
Когда я собиралась покинуть площадку с флагштоком, то заметила, что скейтбордистов уже нет, но появился очередной незнакомец – мужчина в красной толстовке с капюшоном. Он таращился на меня. Ну, по крайней мере, стоял ко мне лицом. Капюшон он надвинул низко на лоб, и его глаза терялись в полумраке. Я решила, что он не опасен, но мне стало как‑то неуютно.
Тропа к Клойстерс оказалась почти безлюдной. Не вернуться ли и не выйти ли из парка около Маргарет Корбин‑Серкл? Но тогда я упущу шанс побеседовать с доктором Толбертом. Я обернулась… тип в красной толстовке шагал примерно в двадцати футах позади меня.
Я увеличила скорость. Теперь я мчалась к лужайкам, окружавшим Клойстерс, где прогуливалось несколько горожан. Приблизившись, я поняла, что все они покидают музей и расходятся в разные стороны. Куда же мне деваться? И как я избавлюсь от своего преследователя? Когда я поравнялась с главным входом, охранник заявил мне, что музей закрывается через пятнадцать минут.
– Я – друг доктора Эдгара Толберта, библиотекаря, – выпалила я, тяжело дыша. – Я просто хотела встретиться с ним. Вы не знаете, он еще здесь?
Охранник улыбнулся.
– Доктор Толберт всегда уходит домой последним. По‑моему, сейчас он ведет экскурсию. Прошу вас.
Но прежде чем войти, я обернулась. Мужчина исчез.
Я поднялась по сводчатому переходу к главному вестибюлю и сказала служащему, что ищу доктора Толберта. Он направил меня в клостер Кукса. Я пробежала по романскому залу и миновала арочный вход, по обе стороны от которого стояли статуи львов на задних лапах. Я сразу увидела доктора Толберта во внутреннем дворике. Его белоснежная грива, венчавшая царственное лицо, не позволяла спутать его ни с кем. Он действительно вел экскурсию с группой посетителей. В этот момент он показывал им фигуру, вытесанную на вершине одной из колонн, поддерживающих мраморную аркаду. Я села на невысокую стену, ограждавшую сад. Меня порадовала возможность отдохнуть и отдышаться. И что я запаниковала? Хотя глупо было шататься по парку в сумерках. Очевидно, я наткнулась на обычного бродягу, который промышлял воровством. А тут и я подвернулась – расстроенная одинокая девица в безлюдном месте. Но, скорей всего, он убрался восвояси.
Я сделала глубокий вдох и внимательно обвела клостер глазами. Я прямо жаждала впитать покой моего нового окружения. В конце концов, сюда для молитвы приходили монахи. Когда‑то клостер являлся частью бенедиктинского монастыря двенадцатого века. Даже переехав в нью‑йоркский музейный комплекс, он сохранил древнее умиротворение. Последние лучи закатного солнца наполняли внутренний двор, словно мед – каменную чашу. От главного сада аркаду отделяла стеклянная стена, но изгородь все же нагрелась. Я прижалась спиной к прозрачной поверхности и стала рассматривать фигуры, вырезанные на колоннах. Фантастические звери пожирали других животных и людей. Я вспомнила из курса истории искусств, что сюжеты представляли собой борьбу добра и зла. Так монахи не забывали, что они должны всегда быть бдительны к действиям сил тьмы. Но в битвах мраморных существ верх одерживало зло.
– Самое впечатляющее собрание жутких зверей украшает эту арку из французской Нарбонны,[33] – донесся до меня голос доктора Толберта.
Экскурсанты собрались под экспонатом, а мистер Толберт начал перечислять и описывать разных мифических тварей, изображенных на камне. Когда он назвал грифона, гарпию и кентавра, кончик его трости прикоснулся к первой фигуре с левой стороны арки. Внезапно маленький мальчик отделился от группы. Доктор Толберт заговорил громче, чтобы привлечь внимание.