Красная Страна

— Но вы убили того огромного бурого медведя у истока Соквойи голыми руками? — спросил Лиф, передавая бутылку обратно Шай.

— Я был у истоков Соквойи много раз, это правда, но меня немного обижает конкретно эта байка. — Свит ухмыльнулся, дружелюбные морщины разошлись по его обветренному лицу. — Драться голыми руками даже с маленьким медведем выглядит не очень умно на мой взгляд. Для меня предпочтительней другой подход к медведям — особенно к самым опасным — быть там, где их нет. Но много странной воды утекло за все эти годы, и моя память уже не та, признаю.

— Может, ты перепутал свое имя? — сказала Шай, и глотнула еще. У нее была чертовская жажда.

— Женщина, это было бы весьма вероятно, если б оно не было напечатано на моем старом седле. — И он дружелюбно похлопал потертую кожу. — Даб Свит.

— Уверена, из того, что я слышала, ты должен быть побольше.

— Из того, что слышал я, я должен быть высотой в пол мили. Народ любит болтать. И когда они этим занимаются, им нет дела до того, какой я на самом деле, не так ли?

— Что за старый Дух с тобой? — спросила Шай.

Медленно и торжественно, словно речь на похоронах, Дух произнесла:

— Он моя жена.

Свит снова скрипуче рассмеялся.

— Признаю, я иногда так и чувствую. Это Дух по имени Плачущая Скала. Мы побывали в каждой точке Далекой Страны, и Близкой Страны, и во многих странах без названий. Сейчас мы работаем скаутами, охотниками и проводниками, чтобы перевести Сообщество старателей через равнины в Криз.

Шай сузила глаза.

— Что с того?

— Из того, что я слышал раньше, вы направляетесь туда же. Вам не найти лодку для себя, никто не остановится, чтобы подбросить вас, и это означает, что придется пересечь равнину в полном уединении, на копытах, колесах или пешком. А с Духами в ярости — вам понадобится компания.

— То есть ты.

— Я, может, и не буду душить медведей на пути, но я знаю Далекую Страну. Немного лучше. Я тот, кто доставит вас в Криз с ушами на голове.

Плачущая Скала прочистила горло, сдвинув языком свою трубку с одной стороны рта на другую.

— Я и Плачущая Скала.

— И что заставит тебя оказать нам такое одолжение? — спросила Шай. Особенно после того, что они только что видели.

Свит почесал колючую бороду.

— Экспедицию надо было собирать, пока не начались волнения на равнинах, а теперь они у нас есть, всех видов. У некоторых есть железо, но мало опыта и слишком много груза. — Он оценивающе глядел на Ламба. Так Клай мог бы оценивать урожай зерна.

— Теперь, с учетом волнений в Дальней Стране, мы могли бы использовать человека, который не падает в обморок от вида крови. — Его взгляд переместился на Шай. — И у меня есть чувство, что ты тоже можешь держать клинок ровно, когда придется.

Она взвесила меч.

— Как раз сдерживаюсь, чтобы не уронить. Что ты предлагаешь?

— Обычно люди приносят свое мастерство в компанию, или платят. Затем все делятся продуктами, помогают друг другу по возможности. Здоровяк…

— Ламб.

Свит поднял брови.

— В самом деле?

— Имя как имя, — сказал Ламб.

— Не отрицаю, и ты можешь ехать бесплатно. Я был свидетелем твоей полезности. Ты, женщина, можешь заплатить полцены, и полную стоимость за парня, так что вместе… — Свит закинул лицо, считая.

Шай сегодня вечером пришлось смотреть, как двух людей убили, и спасти жизнь еще одному, ее до сих пор тошнило, и голова от этого кружилась, но она не собиралась позволить сделки пройти мимо.

— Мы все поедем бесплатно.

— Что?

— Лиф лучший чертов лучник из тех, что ты видел. Он ценный вклад.

Свит выглядел менее чем убежденно. — Он?

— Я? — пробормотал Лиф.

— Мы все едем бесплатно, — Шай снова глотнула и бросила бутылку обратно. — Так или никак.

Свит прищурил глаза, сделав долгий, медленный глоток, затем снова посмотрел на Ламба, все еще сидя в темноте, лишь уголки его глаз блестели в свете факела, наконец вздохнул.

— Ты любишь заключать сделки, не так ли?

— Для меня предпочтительный подход к плохим сделкам — быть там, где их нет.

Свит снова хихикнул, выдвинул лошадь вперед, зажал бутылку локтем, стащил перчатку зубами и хлопнул рукой по её руке:

— Договорились. Полагаю, ты мне понравишься, девочка. Как тебя звать?

— Шай Соут.

Свит снова поднял брови.

— Шай?

— Это имя, старик, не описание. А теперь отдай сюда эту бутылку.

Итак, они направились в ночь, Даб Свит рассказывал байки своим скрипящим басом, говорил много и ничего, и смеялся, словно они не оставили двух человек убитыми менее часа назад, и они передавали бутылку, пока она не кончилась, и Шай отбросила ее в ночь, чувствуя тепло в животе. Когда Аверсток стал лишь несколькими огоньками позади, она замедлила лошадь до шага и присоединилась к тому, кого больше прочих можно было назвать отцом.

— Тебя ведь не всегда звали Ламб, не так ли?

Он посмотрел на нее, затем прочь. Сгорбившись сильнее. Сильнее сжимая плащ. Большой палец скользил по остальным, снова и снова, натирая обрубок среднего пальца. Недостающего.

— У всех нас есть прошлое, — сказал он.

Слишком верно.

Украденные

Детей оставляли молчаливой кучкой, каждый раз, как Кантлисс сгонял их. Сгонять — вот как он это называл, будто они были всего лишь ничейными коровами, и убийства не требовались. Они не делали ничего из того, что делали на ферме. Не смеялись об этом после, когда притащили еще малышей с широко раскрытыми глазами. Блэкпоинт[14] всегда смеялся, однобоким смехом, поскольку у него не было двух зубов спереди. Будто он никогда не слышал шутки смешнее, чем убийство.

Сначала Ро пыталась угадать, где они находятся. Возможно, даже оставить знаки тем, кто за ними следует. Но леса и поля сменились поросшей кустарником пустотой, в которой куст единственным ориентиром. Они направлялись на запад, это она поняла, но больше ничего. Ей нужно было думать о Пите, и о других детях, и она старалась изо всех сил, чтобы они были сытые, чистые и тихие.

Дети были разные, ни одного старше десяти. Двадцать один, пока тот мальчик по имени Кейр не попытался сбежать, и Блэкпоинт не вернулся после погони за ним весь в крови. Так их стало двадцать, и больше сбежать никто не пытался.

Была женщина, которую они звали Би[15], она была ничего, даже несмотря на шрамы от сифилиса на руках. Она иногда обнимала детей. Не Ро, поскольку ее не нужно было обнимать, и не Пита, потому что у него для этого была Ро. Но некоторым младшим это было нужно, и она шептала им, чтобы успокоить, когда они плакали, потому что до усрачки боялась Кантлисса. Он бил ее время от времени, и после этого, вытирая кровь с носа, она выдумывала оправдания для него. Она говорила, какая трудная у него была жизнь, что от него отрекались его люди, что его били как дитя и все такое. По мнению Ро, от такого бить других не захочешь, но она догадывалась, что у всех есть свои оправдания. Пусть даже и невнятные.

Как по Ро, так в Кантлиссе не было ни черта стоящего. Он скакал впереди в его модно сшитой одежде, будто он был каким-то большим человеком с важными делами, а не похитителем детей, убийцей и худшим из худших, который, чтобы выглядеть особенно, собирал вокруг себя даже худшие отбросы в качестве фона. По ночам он разводил огромный костер, потому что любил смотреть, как что-то горит, напивался, и, напившись, горько кривил рот и жаловался. О том, какая жизнь несправедливая, и как банкир лишил его наследства, и как ничто никогда не идет так, как он хочет.

Они остановились на день перед широкой рекой, и Ро спросила его:

— Куда вы нас везете?

И он просто ответил:

— Вверх по течению.

Лодку отвязали от берега, и они поплыли вверх по течению. Несколько жилистых мужчин отталкивались шестами и гребли, пока равнина проносилась мимо, и плыли, плыли на север, туда, где в тумане виднелись три голубых пика на фоне неба.