Страница 17 из 23
Потом они остановились. Трактирщик обошел прилавок и стоял в дверях. Показывая, что никогда не знаешь, что человек выкинет. Или когда. Он вцепился в свою тряпочку для протирки, будто это был щит против зла. Шай не думала, что он будет эффективен, но она несколько зауважала его за то, что его кишка не тонка. Лишь надеялась, что Ламб не добавит ее к красавчиковым, разбросанным в крови по доскам.
— Это не правильно, — сказал Трактирщик.
— Как, будучи мертвым, ты собираешься сделать это правильней? — голос у Ламба был ровный и тихий, словно не было никакой угрозы, просто вопрос. Не нужно было кричать его. Два мертвых человека делали это за него.
Глаза трактирщика метались, но никаких героев не выскочило на его сторону. Все выглядели испуганными, будто Ламб был самой смертью. За исключением старой женщины-Духа, которая прямо сидела на ее стуле и просто смотрела, и ее компаньона в шубе, который сидел, скрестив ноги, и, без резких движений, наливавший себе очередную выпивку.
— Не правильно, — но голос трактирщика был слабым, как разбавленное водой пиво.
— Это правильно, раз случилось, — сказал Ламб.
— Мы должны вместе предъявить обвинение, и судить его честно, спросить кого-то…
Ламб двинулся вперед.
— Все что тебе нужно спросить, это хочешь ли ты стоять у меня на пути. — Трактирщик отступил, и Ламб протащил парня мимо него. Шай поспешила следом, внезапно оттаяв, мимо Лифа, стоявшего в дверях с раскрытым ртом.
Снаружи дождь ослаб до ровной мороси. Ламб тянул Рыжеволосого через заболоченную улицу к арке из изогнутых брусьев, с которой свисала вывеска. Достаточно высокая, чтоб проехал человек на лошади. Или чтоб повесить одного пешего.
— Ламб! — Шай спрыгнула с крыльца таверны, сапоги увязли по щиколотку. — Ламб! — Он взвесил веревку, затем перекинул через перекладину. — Ламб! — Она пробиралась через улицу, грязь чавкала у нее под ногами. Он поймал свободный конец веревки, натянул ее, рыжеволосый парень споткнулся, когда петля затянулась на его шее, опухшее лицо выглядело глупо, будто он не мог понять, где находится.
— Разве мало мы видели повешенных? — крикнула Шай, когда добралась. Ламб не ответил, не взглянул на нее, просто наматывал свободный конец веревки на предплечье.
— Это не правильно, — сказала она. Ламб вздохнул и принялся тянуть парня в воздух. Шай схватила петлю у шеи парня и начала пилить коротким мечом. Он был острый. Не заняло и минуты, чтобы перерезать.
— Беги.
Парень моргал на нее.
— Беги, ебаный идиот! — Она пнула его по заднице, он прохлюпал несколько шагов, упал лицом вниз, изо всех сил поднялся и спотыкаясь ушел в темноту, все еще с ошейником из веревки.
Шай повернулась к Ламбу. Он уставился на нее, с украденным мечом в одной руке, остатком веревки в другой. Но будто он ее не видел. Даже будто он не был собой. Как он мог быть тем человеком, который ухаживал за Ро, когда у нее был жар, и пел ей? Пел плохо, но все-таки пел, с лицом, сморщенным от заботы? Сейчас она смотрела в эти черные глаза, и внезапно ужас подкрался к ней, словно она смотрела в пустоту. Она стояла на краю пустоты, и потребовалась каждая крупица ее храбрости, чтобы не сбежать.
— Приведи тех трех лошадей! — крикнула она Лифу, который торчал на крыльце с плащом и шляпой Ламба в руках. — Приведи сейчас же! — И он полетел выполнять. Ламб просто стоял, глядя вслед рыжеволосому парню, а дождь начал смывать кровь с его лица. Он схватился за луку седла, когда Лиф привел самую крупную лошадь, начал подниматься, лошадь отпрыгнула, скинула его, Ламб хрюкнул, разжав хватку, и зашел сзади; стремя качнулось, когда он поймал его, зажав рукой, и он грузно шлепнулся в грязь на бок. Шай села на колени перед ним, пока он пытался подняться на карачки.
— Ты ранен?
Он посмотрел вверх на нее, в его глазах были слезы, и он прошептал:
— Черт возьми, Шай. Черт возьми. — Она сделала что могла, чтобы поднять его, ублюдочное задание, так как он неожиданно весил, как труп. Когда наконец она его поставила, он схватил ее за плащ и притянул к себе. — Обещай мне, — прошептал он, — Обещай, что не встанешь на моем пути снова.
— Нет. — Она положила руку на его покрытую шрамами щеку. — Хотя уздечку для тебя подержу. — Так она и сделала, и еще подержала морду лошади, и говорила ей спокойные слова, и хотела, чтобы кто-то сделал то же для нее, пока Ламб взбирался в седло, медленно и устало, со сжатыми зубами, будто это было усилие. Когда он поднялся, то сел, согнувшись, держа правую руку на поводьях, а левой закрывая плащ у шеи. Он снова выглядел стариком. Старше чем когда-либо. Стариком с ужасным весом и тревогой на сгорбленных плечах.
— Он в порядке? — голос Лифа был чуть громче шепота, словно он боялся быть подслушанным.
— Я не знаю, — сказала Шай. Не похоже было, что Ламб мог слышать, он морщился, глядя на горизонт, почти слившийся теперь с черным небом.
— Ты в порядке? — прошептал ей Лиф.
— Тоже не знаю, — она чувствовала, что мир сломался и смылся, и ее носило по странным морям, далеко от земли. — Ты?
Лиф потряс головой, и посмотрел круглыми глазами вниз.
— Лучше всего забрать, что нужно, из фургона и ехать на лошадях, так?
— А что насчет Скейла и Кальдера?
— Они еле дышат, а нам надо двигаться. Оставим их.
Ветер бросил дождь в ее лицо, и она натянула края шляпы вниз, и выпятила челюсть. Ее брат и ее сестра, вот на чем ей надо сосредоточиться. Они были звездами, по которым она прокладывала свой курс, две точки света в черноте. Они были всем, что что-то значило.
Так что она пришпорила свою новую лошадь, и повела их троих в сгущающуюся ночь.
Они уехали недалеко, когда Шай услышала шум за ветром, и замедлилась до шага. Ламб подвел свою лошадь рядом и достал меч. Старая сабля, длинная и тяжелая, заостренная с одной стороны.
— Кто-то сзади! — сказал Лиф, теребя лук.
— Убери его! Ты скорее застрелишь себя в таком свете. Или, еще хуже, меня. — Шай слышала звук копыт и фургона на дороге сзади, и видела мерцание факела сквозь деревья. За ними погоня из Аверстока? Трактирщик больше любит закон, чем кажется? Она вытащила короткий меч из седельных ножен, металл сверкнул последними красными касаниями сумерек. Шай понятия не имела, чего ждать. Если бы Иувин лично вышел из темноты и пожелал им доброго вечера, она пожала бы плечами и спросила, куда он направляется.
— Подождите! — донесся самый глубокий и грубый голос из тех, что Шай когда-либо слышала. Не Иувин. Человек в шубе. Он появился на свет, скача с факелом в руке. — Я друг! — сказал он, замедляясь до шага.
— Ты мне не друг, — сказала она в ответ.
— Тогда давай исправим это в качестве первого шага, — он покопался в седельной сумке и кинул Шай полупустую бутылку. Выкатился фургон, запряженный парой лошадей. Старая женщина-Дух держала поводья, морщинистое лицо было таким же пустым, каким было в харчевне, старая обожженная трубка из чагги была зажата между ее зубов — она ее не курила, просто жевала.
Они посидели немного в темноте, затем Ламб сказал:
— Чего вам надо?
Незнакомец медленно вытянулся и отодвинул шляпу назад.
— Нет нужды проливать еще кровь этой ночью, здоровяк, мы вам не враги. А если б я был, полагаю, я бы сейчас пересмотрел эту позицию. Просто хочу поговорить, это все. Сделать предложение, которое может принести выгоду нашему объединению.
— Тогда говори свою часть, — сказала Шай, вытаскивая зубами пробку из бутылки, но держа меч под рукой.
— Так и сделаю. Меня зовут Даб Свит[13].
— Что? — сказал Лиф, — как того разведчика, о котором рассказывают истории?
— В точности. Я это он.
Шай сделала паузу в выпивке.
— Ты Даб Свит? Кто первый увидел Черные Горы? — она передала бутылку Ламбу, который передал ее Лифу, который сделал большой глоток и закашлялся.
Свит сухо хихикнул.
— Полагаю, горы увидели меня первым, но Духи были там за несколько сотен лет до того, а Имперцы до того, и кто знает кто еще перед Старыми Временами? Кто может сказать, кто первый для чего угодно в этой стране?