Страница 4 из 15
Мы с легкой дрожью в руках разглядывали вырезки изиностранных журналов с фотографиями рок-знаменитостей. О, как же они отличалисьот нашего унылого окружения! Насколько притягивала их раскованность, длинныеволосы, небрежные жесты, роскошные автомобили, яркие экстравагантные одежды.Казалось, что они живут полнокровной жизнью, которая для нас была недоступна,как звезды на небе.
Пожалуй, в моей серой действительности появились неожиданнояркие вкрапления.
В первый раз я почувствовал себя «свободным человеком»,когда Лешка протянул мне шкалик с коньяком и зажженную сигарету, а я согласилсяи взял. Это случилось в лесу, куда мы часто ходили на прогулку. Посленескольких отчаянных глотков рот обожгло, желудок стал угрожающе сжиматься иподпрыгивать, череп сдавило, голова слегка закружилась. Глубокая затяжканамного усилила отвратительные ощущения. Лешка смотрел на меня в упор и кривоусмехался. С большим трудом удалось мне подавить тошноту и рвоту. Я глубокодышал и, чтобы не потерять ориентацию, смотрел по сторонам, устремляя вниманиена окружающие деревья.
− Ну как, выжил? − спросил он, когда мы пришли кнему домой.
− Как видишь, − протянул я, утопая в кресле.Чувствовал себя отвратительно.
Видимо, Лешка принял у меня экзамен на испорченность, потомучто стал со мной более раскованным и дружественным. Он подошел к музыкальномуцентру, порыскал по полкам с дисками и кассетами и поставил запись. Изстерео-колонок раздалась музыка «Би Джииз». Это был тот самый альбом, который онизаписали вместе с Лондонским симфоническим оркестром. Лешка поднял палец:
− Послушай вот это! Обрати внимание, он городМассачусетс называет «дайлинг» − так обычно обращаются к любимой девушке.
Тошнота у меня прошла, и наступило полное расслабление с легкимприятным головокружением. Солист пел нормальным мужским голосом, а нефальцетом, как позже. Бархатный баритон пел о том, что он вернулся в любимыйгород, как в свой родной дом. Мягко лилась плавная музыка, слышались гитары,скрипки, виолончель и мелодичный перезвон колокольчика с тонкой вибрацией насредних частотах. Певец объяснялся в любви к своему городу. Передо мной жепроплывали картины моего родного города. В отличие от певца, я точно знал, чтов свой советский Массачусетс не вернусь никогда. От этого в моей душе стало исладко, и горько, и… спокойно. Нет, так нет! В конце концов, у меня был мой персональный«дайлинг Массачусетс», мне там было очень хорошо, и никто его у меня не сумеетотнять! Я его люблю и буду любить и вспоминать всю жизнь. А у этих ребят и тогонет.
Кстати, позже я узнал, что Алексей ошибался. В тексте песни быластрочка «And the lights all went out in Massachusetts». Ивот эти слова − «вент аут ин» − звучали, как «дайлинг».Удивительно, но наше восприятие песни было порой глубже, чем у авторов. Вовсяком случае, в моей памяти так и осталось это почти родное «дайлинг Массачусетс»,и эти слова напоминали моё собственное отношение к моему солнечному Зурбагану.
Еще позже ко мне придет выстраданная уверенность в том, чтопесни лучше вообще не переводить с языка оригинала. Ну, знаешь о чем в нейпоётся, различаешь какие-то слова − и будет с тебя. Во-первых, вас почтивсегда ждет разочарование, а во-вторых, наши любители рока воспринимаютзападные песни на более высоком уровне. То ли душевности у нас побольше, то лиих песни нам доставались труднее, поэтому и любили их больше… В песнесуществует мистическая красота, глубина переживаний, наивная искренность− это передается музыкой, ритмом, вибрациями голоса, инструментов. Там, вдуше песни, есть подводные струи, которые тебя увлекают и уносят в мир твоеймечты, твоих стремлений. Нет, не стоит нам уподобляться западному способувосприятия, у нас своя мера, отнюдь не хуже. Не помню, чтобы у нас подбитловскую «Девушку»(«Girl») кто-то истерически визжал,как на зарубежных концертах. Зато много раз видел, как под нее думают, мечтают,плачут.
Через неделю после «экзамена» в лесу Лешка протянул мнебилет на концерт югославской рок-группы «Монтенегро». Сквозь милицейскоеоцепление и толпу фанатов мы с трудом пробились в концертный зал. В буфетеперед нами оказался невысокий брюнет с длинными волосами в шутовском наряде.Лешка толкнул меня в бок и шепнул: «Это один из них!» и сунул парню билет дляавтографа. Тот сгреб со стойки бутылки пива и на ломаном русском попросил Лешкупомочь донести вязанку копченой колбасы. Вернулся Лешка радостным, помахиваяавтографом и куском сервелата. От него пахло пивом. Видимо, угостили зарубежныеисполнители.
Первый живой концерт рок-музыки меня потряс. От начальныхаккордов гитары мне заложило уши, как от взрыва. Казалось, музыка проникала подкожу и мощно сотрясала внутренности. Вокруг творилось что-то невообразимое! Всекричали, размахивали руками, свистели. На сцене сверкали молнии, вспыхиваликрасные, синие, оранжевые огни, прыгали патлатые музыканты в трико и ботфортах.Из десятка динамиков на публику неслась звуковая лавина. Я испытывал щенячийвосторг, смешанный с животным страхом. Моя психика сопротивлялась, как легкиепервой сигарете. Но я преодолел какой-то невидимый внутренний барьер и отдалсяна волю мощного течения.
После концерта мы вышли в теплую летнюю ночь и направились костановке троллейбуса. Лешка что-то возбужденно кричал, но у меня в ушах стоялсвист, я почти ничего не слышал. На остановке скопилась приличная толпа, и мы решилипройтись пешком. Улица смутно напоминала что-то очень приятное и знакомое.Двухэтажные дома утопали в зелени садовых деревьев, цветы красовались и сладкопахли, всюду чистота и уют. Да! Такие улицы были в городе моего детства рядом сцентральным пляжем. Там селилось начальство. Видимо, и здесь проживали большиелюди, потому что уж больно хорошо устроились. Я же просто шагал по чистойуютной улочке, вдыхал аромат цветов и ощущал в груди и на языке сладкую горечьностальгии.
Внезапно в толпе, шагающей перед нами, мелькнуло знакомоелицо.
− Смотри: Зоя! Давай догоним, − крикнул Леша. Якивнул.
Зоя появилась в нашем классе недавно. Ее отца, полковникаинженерных войск, перевели сюда из Иркутска. У Зои были необычно для этих мест прямыеноги, да и вообще она внешне напоминала мне Ирэн: черные глаза, смуглая кожа,изящная фигурка, красивые платья. Только в отличие от «другини» детства, Зоя былаудивительно тихой и замкнутой. С первого дня ее появления в классе мы с Лешкойсоперничали за право ухаживать за ней, только девушка держалась от насподальше. Видимо, ей стало известно о нашем реноме хулиганов-искусителей, котороемы создавали всеми средствами.
Особенно это удавалось Леше по причине наличия у него белогокостюма, которым он пользовался в самых черных целях. О, что это был за костюм!Не просто там «пинжак со штанами» фабрики «Большевичка», а фирменный, из закрытогономенклатурного магазина. Финский! Легкий, как пух. Шелковая ткань с вискозой,если взглянуть на свет, казалась полупрозрачной. Не костюм, а симфония!
У меня же не то что белого, но и вообще костюма не имелось.Так что мне приходилось производить должный эффект обычными средствами:разговоры, улыбки, многозначительные взгляды − это действовало не хуже.
Зою сопровождал красивый белокурый парень. Это нас с Лешей,признаться, расстроило. Но девушка с кавалером были возбуждены так же как и мы,поэтому приняли нас в свою компанию гостеприимно. А парень по имени Святослав дажеобрадовался тому, что появились мужчины, с которыми можно поделитьсявпечатлениями: «Ну что с девчонки взять? Разве они понимают настоящую рок-музыку?»Пока Слава с Лешкой наперебой обсуждали концерт, мы с Зоей немного отстали, имне удалось узнать, что ее провожатый приходится ей братом-близнецом.
− Странно, вы почти не похожи: ты смуглая, а онблондин, − удивился я.
− Так бывает, − пояснила девушка, −близнецы или очень похожи, или разные, как позитив и негатив. В нашем случае,негатив − это я.
− Что ты, − воскликнул я, − негатив− это нечто негативное, а ты… такая красивая.
− Правда? − Смущенно улыбнулась Зоя. −Если честно, я так не считаю.