Искатели счастья

Но вот наши немецкие соседи что-то громко сказали, глядя нанас, хором заржали. Саша встал, поправил единственный в нашей компании галстук,застегнул верхнюю пуговицу пиджака, подошел к оратору и произнес по-немецкидлинную тираду. Лично я уловил только слово «трауриг» − нечто похоронное.Когда Саша отошел от них и занял свое место за нашим столом, немцы подозвалиофицианта, расплатились и поспешно ушли. После них осталась батарея пустыхбутылок из-под водки «Кристалл».

− Что ты им сказал? −  спросил Олег.

− Эти неофашисты обозвали нас нехорошими словами. Ясказал, что они нас весьма огорчили, и если они немедленно не уйдут, то у нихпоявится шанс провести эту ночь в сточной канаве с тяжкими телеснымиповреждениями.

− Саша − офицер ВДВ, − пояснила Маша,прижимаясь к его плечу головкой в светлых кудряшках. − У него естьнаграды. Но самая красивая награда − это его седая бровь. − Онабережно погладила его белую бровь.

− Как ты думаешь, Александр, почему они нас ненавидят?− спросил я.

− Думаю, это комплекс неполноценности побежденного.

− А мне кажется, это результат зомбирования, −предположил Лёва. − Знаешь, как им там средства массовой информации мозгипротив нас компостируют?

− А может быть еще из-за веры, − сказал Олег.− Они-то у себя православную веру огнем и мечом в средние века выжгли. Амы все еще живы. Им на беду.

− Да где она у нас, − возмутился Лёва, −православная вера? Мы же атеисты, безбожники.

− Ну, это не совсем так. Вера у нас есть, просто побольшей части она скрыта. А наше поколение к православию вернется. Вот увидите.

− Откуда тебе известно? − спросил Саша.

− Из наблюдений, − туманно объяснил Олег.− Слушаю пульсацию невысказанных мыслей.

− А хорошо было бы, − задумчиво улыбнулся Саша.−  Мне приходилось видеть смерть. Знаете, гораздо легче умирать, когдаверишь в рай после смерти.

− Сашенька, − взмолилась Маша, − не надооб этом.

− Ну сама подумай, Машутка, как хорошо было бы встретитьсяпосле смерти в раю.

В тот день и в ту ночь мы непрестанно говорили. О чем? Осудьбе, о роке, об истории, о смысле жизни, о смерти и посмертии. Иной раз Олегспрашивал, о чем говорят окружающие нас прибалты.

− О водке, жареном мясе, сексе и автомобилях, особачках и аквариумных рыбках, − докладывал Гинтарас.

− И это всё, что их интересует? − удивился Олег.

− Увы, − смущенно кивнул резидент.

− Ты хороший парень, Гинтарас, поехали к нам, −предложил сердобольный Олег. − А то ведь зачахнешь тут…

На обратном пути мы сошли в Москве. Олег позвонил своемудвоюродному брату и получил от него приглашение. Через полчаса мы сидели закруглым столом в огромной комнате коммунальной квартиры в одном из таганскихпереулков. Кузен Олега оказался пожилым полковником и преподавателем академии.Мы называли его Иваном Трофимовичем. Хлебали мы суп, а хозяин рассказывал, какписал диссертацию о Красной Армии. Рецензенты нашли в тексте недостатокупоминаний о товарище Сталине, о его руководящей роли в деле строительстваармии. Пока Иван Трофимович шпиговал текст научной работы именем вождя, партиярешила изменить свой курс и единогласно осудила культ личности. Рецензенты предложилимолодому ученому изъять все упоминания о Сталине и особо подчеркнуть рольтоварища Хрущева в деле становления армии.

Без малого шесть лет многострадальная научная работатомилась на полках разных комиссий. И наверное, так бы и не обогатилаисторическую науку еще одним бриллиантом мысли, если бы не… преферанс.

Иван Трофимович вступил в подпольный клуб любителейпреферанса. Проиграв там за пару лет огромные деньги, он добился благосклонногоотношения к себе одного очень высокопоставленного генерала, который однимзвонком продвинул диссертацию в первые ряды длинной очереди соискателей. ТакИван Трофимович «остепенился», получил звание доцента, но по-прежнему посещаетклуб и оставляет там почти все заработанные деньги. Это, конечно, объяснялоудивительную пустоту и голые обшарпанные стены жилища уважаемого ученого.

После ночевки на почти голом паркете, скрипевшем от каждогонашего вздоха, после завтрака мы с Олегом оказались на Ярославском вокзале.Сели на мягкие сидения в зале ожидания и добирали недополученные часы ночногосна.

Вдруг Олег вздрогнул и тряхнул меня за плечо:

− Слышишь? Объявили посадку на электричку в Загорск.Поехали!

− Давай за билетами, а я куплю пирожков на обед.

Пока Олег убеждал очередь пропустить его вперед без очереди,я купил десяток пирожков с картошкой и две бутылки крем-соды. Отойдя от буфета,остановился рядом с бабушкой. Она сидела на чемодане и смотрела мне прямо вглаза. Я протянул ей два пирожка и рубль денег. Старушка кивнула и сказалаполушепотом:

− Спаси тебя Господи, сынок. Ангела-хранителя тебе вдорогу.

Такие слова мне довелось услышать впервые. По мереприближения электрички к Загорску мы ощущали нарастающее волнение. Сошли споезда и молча, по улочке частных домов вышли на площадь перед Лаврой. Вместе снами внутрь крепостных стен входили четверо парней примерно нашего возраста.Они трижды перекрестились и сделали поклоны, касаясь рукой земли. Мы с Олегомпоступили так же, впервые в жизни. Не спеша обошли закрытые храмы и, наконец-тонашли церковный магазин. Олег подошел к прилавку и что-то прошептал бородачу вчерном сатиновом халате. Тот кивнул, взял протянутые деньги и из-под прилавкаизвлек сверток. Олег взял его и потащил меня к выходу.

− Библию купил. Теперь давай попробуем поговорить смонахами.

Мимо нас проходили трое монахов в развевающейся чернойодежде. Мы ринулись к ним, но один из них остановил нас рукой и сказал:

− Простите, братья, мы опаздываем на лекции.

И тут к нам подошел неприметный мужчина в темно-сером пальтои негромко сказал:

− Ну-ка, быстро по домам! И без вопросов.

Мы вышли за ворота Лавры и нерешительно остановились передавтобусом с табличкой «Интурист». У закрытой передней двери стоял бородатыймужик и улыбался нам:

− Что, братья во Христе, и вас топтуны выгнали?

− Ну, да…

− А я вот тут по указанию партии и правительствагруппу японских товарищей сопровождаю. Экску-у-урсия. Представляете, подъезжаемк Сергиеву Посаду… Кстати, этот город называется именно так. А Загорском егопрозвали в честь какого-то коммуниста. Подъезжаем сюда, а у них счетчикиГейгера как запищат! У них после Хиросимы у каждого в кармане такой счетчиквроде авторучки. Японцы испугались, головами закрутили, загалдели. Тут же рядомсклад нейтронных боеголовок. Я им говорю: ребята, спокойно! Как прошли внутрькрепостных стен, ступили на святую монастырскую землю, − так все счетчикиразом и замолкли. «Что такое?» − спрашивают. Я им: «Это благодать Божия!Она любую заразу уничтожает. Они эти слова в блокноты записали и стали учить наизусть.Всё ходили по Лавре и повторяли: «палакатать посия».

Мы с Олегом жадно впитывали необычное, боясь пропустить хотьслово. Мужик, почувствовал в нас благодарных слушателей, сверкнул глазами ипродолжил:

− Это что! Вот послушайте, пока мои самураи невернулись. Они сувениры покупают, увеличивая наши золото-валютные запасы. Таквот местному начальству пришло указание сверху − вернуть монастырскиеземли и скот Лавре. Ну, сами понимаете, председатель колхоза отрезал самыеплохие земли и передал самый дохлый скот. А у монахов на этих бросовых земляхурожай, как на Кубани! А коровки поправились и молока стали давать, как элитныешвейцарские! Приезжали сюда деятели из сельхозакадемии, пытались под чудо Божиенаучную базу подвести. Наврали в своих отчетах с три короба, а когда им монахипро благодать сказали, так они только руками замахали: «Религиозная пропаганда!Мракобесие! Прекратите!» Это что же получается, японцы ближе к Богу, чем наширусские ученые? Да какой ты русский, если Бога променял на деньги и почести? Незря Федор Михайлович говорил, что нет ничего более гнусного, чем русскийчеловек без веры в Бога. Ну, ладно, братья, вон мои самураи бегут. Прощайте!При случае помяните в своих молитвах раба Божия Петра. Ангела-хранителя вам вдорогу!