Искатели счастья

Позвонил друзьям. Оказалось, почти все разъехались. Лешка −в Москву, Зоя − в Минск, куда направили ее отца. Остальные готовились вармию и гуляли напропалую. На одну такую вечеринку затащили и меня. Главнымзаводилой там был Вова-лысый. Он впервые снял кепку и представил на всеобщееобозрение голую, будто лакированную лысину. Весь вечер он пьяными колючимиглазками смотрел на меня, видимо, соображая, как бы спровоцировать меня надраку. У него ничего не получалось: я прощался со школьными товарищами идевочками. Мы говорили напоследок, наперебой вспоминая потешные эпизоды нашейшкольной жизни. На какое-то время Вова пропал, и я было успокоился. Но,кажется, зря…

Поздней ночью я вышел из гостей и отправился домой. На моемпути вырос черный силуэт − это оказался Фофан. Он пьяно качался и дышалмне в лицо перегаром и гнилью:

− Что, Юрка, где твой защитник? Где Димыч? Кто сегоднятебя спасёт?

− А что, нужно спасать? − спросил я,оглядываясь. В черных кустах кто-то невидимый шевелился и перешептывался.− Тебя что, выпустили на волю?

− Братва своих выкупает, − пояснил онсамодовольно, − понял?

− Как не понять, − кивнул я. − Что, будешьдраться?

− А как же! − усмехнулся Фофан. − Или тыдумаешь, я забыл, как ты мне нос разбил?

Сзади!.. Именно так − подло, вероломно − ударилименя по голове, и я отключился. Я не чувствовал ударов, которые сыпались наменя градом. Только раз увидел над собой склонённое лицо Фофана и пнул егокаблуком в нос − и всё. …Сколько пролежал я в кустах той черной ночью? Незнаю. Как-то поднялся, добрел до дому, открыл дверь, разделся и рухнул в своюпостель. Утром пришлось давать показания родителям. Они хотели тащить меня вмилицию, чтобы завести уголовное дело, я умолял оставить это занятие и забыть.В ванной из зеркала на меня глянула опухшая образина в синяках и царапинах. Яотлежался четыре дня, привел себя в порядок и уехал в Нижний. Ни жить вСеверном Париже, ни возвращаться туда желания не наблюдалось.

В первых числах сентября нас повезли в дальний колхоз науборку картошки. Здесь, на просторных полях, поближе познакомился соднокурсниками. В паре со мной работал мрачный мужик по имени Олег. Он былстарше меня, отслужил в армии, поэтому поглядывал в мою сторону с легкимпрезрением и бурчал под нос что-то невнятное. Потом на ближайшей пьянке неожиданноподошел ко мне. В это время я развивал нашему старосте Петру свою философскуюточку зрения на жизнь и слегка коснулся темы цинизма.

Олега это почему-то затронуло за живое. Он стал защищатьучение циников, уверяя, что они нащупали верную мысль о ничтожестве человека,что казалось ему очевидным. Тут подскочил к нам комсомольский вожак Виктор и внескольких словах изложил взгляд марксизма-ленинизма по этому вопросу. Там былочто-то про повороты рек, освоение космоса, миллионы тонн стали и зерна. Олегглубоко вздохнул, глянул на комсомольца как на психически больного и предложилмне «прогуляться».

Той ночью, в беседах о смысле жизни с «мрачным старыммужиком» я обрел настоящего друга. Отныне, ползая по борозде и механическикидая картофелины в корзину, мы общались. Однажды, например, Олег рассказал, чтоего отец много лет выписывал журнал «Изобретатель и рационализатор».

− «ИР» − это самый антисоветский легальныйжурнал в СССР! − гремел он жутким шепотом чуть не на всё поле. −Вот послушай. Только сначала оглянись и посмотри на коллег по уборке картошки.А теперь представь, сколько миллионов рабов сейчас вот так же как мы ползает пополям. А в это время стоят станки, пустеют научные лаборатории, ВУЗы, воинскиечасти. Какой урон народному хозяйству! И это каждый год! А почему? На западевсе это убирается комбайнами. Ты думаешь, у нас не могут их придумать? Таквычитал я в каком-то старом номере «ИР», что еще в шестидесятых на «Ростсельмаше»двумя мужиками был изобретен лучший в мире картофелеуборочный комбайн. Онисвоими руками из металлолома собрали комбайн и опробовали его. Так вот слушай:у самого лучшего на тот момент канадского комбайна было 15% боя, работал онтолько на легких сухих грунтах и стоил в десятки раз дороже нашего. А наш: 2%боя и работал на любых, даже влажных глинистых грунтах. И убирал наш агрегатнаряду с картошкой еще и помидоры, морковь и вообще половину того, чтовыползает из земли.

− И где он? − Оглянулся я окрест. − Что-тоне вижу.

− И не увидишь! После удачных испытаний лучший в мире супер-комбайнбыл разобран и уничтожен, а документация и сами изобретатели −арестованы. Им еще по пяти лет зоны припаяли за использование государственныхматериалов в личных целях.

− Значит, есть все же враги народа, − пробурчаля.

− Да. Только они не в народе. Они-то как раз у власти.И ничему живому и новому не дают появиться на свет белый.

− Ты только не горячись, брат, − сказал я,− мы с тобой еще разберемся с этим. Думаю, мы найдем ответы на всевопросы. Ты только не ори. Всё будет хорошо. В конце концов, поработать насвежем воздухе на благо народа − не так уж и плохо.

− Интересная точка зрения, − сказал Олег и долгосмотрел на меня. − Знаешь, Юрка, мне нравится твое отношение к жизни. Тыумеешь находить позитив даже в хаосе.

− Мне что-то подсказывает, − протянул я,рассматривая аляповатый сросшийся клубень, − что не хаос, а какой-торазумный порядок управляет жизнью. Мне еще трудно об этом говорить. Всё науровне подсознания. Только почему-то уверен в этом и всё.

− Ну, что ж, брат, это уже не так уж и мало, −пробурчал он под нос. −  Я, пожалуй, буду почаще к тебе прислушиваться.

− Милости просим в наши дебри, − кивнул я.

Еще мы развивали новое учение, которое должно было лечь воснову Всемирного общественно-политического движения «Искатели счастья».Почему-то многие принципы и приёмы борьбы мы решили позаимствовать укоммунистов. Например, «мы наш, мы новый мир построим», «экспроприацияэкспроприаторов» («грабь награбленное») и так далее. Последний призыв Олегпредложил реализовать прямо здесь, на поле. Он мне объяснил, что в сельпо виделобъявление о закупке картофеля у частных лиц. Договорился с продавщицей Катькойпринять у него «товар» ночью и заплатить сразу. Потом провел переговоры сруководителем и преподом Бобом и получил от него «добро» («он уже пропил вседеньги, так что ему это кстати»). А еще он договорился с водителем самосвала насчетсверхурочных ночных часов.

Две ближайшие ночи мы с Олегом грузили мешки с картофелем всамосвал и отвозили в магазин. Экспроприация принесла нам немалую прибыль иуважение преподавательского состава. Олег объяснил, что теперь у нас естьпервичный капитал для некоторых затратных мероприятий. Как только вернемся вгород, приступим к их реализации.

Наш комсомолец со старостой каким-то образом прознали онашем бизнесе и тоже решили попробовать заработать. Но, видимо, их цели оказалисьнастолько низменными, что повязали конкурентов на первой же ходке: у воротмагазина их ожидал председатель колхоза с милиционером. Чего им стоилоуговорить начальство не сажать их в тюрьму − этого никто не узнает.Только с той ночи стали они тише воды и ниже травы. И работали по-ударному.

− Только высокая общественно-политическая цель можетоправдать сомнительные коммунистические средства, − подвел итог ночнымсобытиям Олег.

− Слушай, а если бы нас повязали? − спросил я.

− По этому поводу нам с тобой беспокоиться не стоит,− сказал Олег. − На территории нашей губернии мы с тобой в полнойбезопасности. Мой отец − большая партийная шишка.

− Так почему же ты ползаешь вместе со всеми по земле?Мог бы в Сочи загорать.

− Теоретически мог бы, − кивнул он большойголовой. − Но практические шаги по поиску всенародного счастья непозволяют мне идти блатным, проторенным путём. По этой же причине я и в армиипобывал.

− Ну и каково жить под одной крышей с партийнымбонзой?

− Знаешь, Юрка, что мне батя сказал в день моегосовершеннолетия, − сказал Олег, переходя на шепот, − когда мы с нимвпервые серьёзно нашлёпались?

− Ну и?..

− Он сказал: «Ленин − жулик и сволочь!» Я ему:«Бать, а ты не того? Не перегибаешь?» − «Нет, − сказал он, −скорей, недогибаю!» − и дал мне почитать кое-что из закрытой информациидля служебного пользования. О том, кто оплачивал революцию и для каких целей. Воттак я и стал циником. В широком смысле этого слова.