Шумное семейство

— Может быть, лучше я сама привезу детей? Я чувствую себятакой виноватой.

Если она их привезет, подумал он, я уговорю ее задержаться накофе, а когда отвезу их обратно, она, быть может, пригласит менязайти.

— О'кей, — торопливо согласился он и объяснил, какехать. Потом прикинул, сколько домашней работы ему придетсяпровернуть к ее приезду, и подумал, а стоят ли несколько секундсомнительного блаженства недель бессонницы, которая потом будет егомучить.

Молли чувствовала себя виноватой. Отделается от детей наполдня…

— Мама, мы поедем к ним или они к нам?

— Вы поедете к ним, — сказала она и обескураженносмотрела, как Касси выскочила из общей комнаты и побежала сообщатьновость Филипу. — Никто никуда не поедет, пока не сделаетеуроки и не уберетесь в спальне, — решительно сказала Молли, идети скатились по лестнице и взялись за дело. — Надо им каждуюнеделю туда ездить, — буркнула она. — Столькоэнтузиазма!

А потом заметила, что сама чистит ванну, полирует обеденный столи стирает пыль с плафонов.

Утро принесло с собой новую задачу: что надеть?

Майку и джинсы, подсказывал рассудок. Утро было солнечное, ноплатье для загара вызывало бы нежелательное воспоминания…

Она надела джинсы и, ругая себя при этом, все же не удержалась иподкрасила губы. Осталось еще чуть-чуть попудриться…

— Дети, дети, вы готовы?

— Да, — в один голос сказали они и с любопытствомуставились на макияж.

— Уроки сделали? Комнаты убрали?

У Филипа был смущенный вид, но Молли решила не допытываться:спорить не было желания.

— Тогда вперед. Поехали. — Молли затолкала детей вмашину.

Дорога заняла всего двадцать минут. Молли и не подозревала, чтоони живут так близко.

Широкие белые ворота были заранее раскрыты, на них былонаписано: «Мельница». Молли увидала кирпичный дом, покрашенный вбелый цвет, напротив стоял большой деревянный сарай, за нимвиднелись развалины старой мельницы.

Из-за дома выскочил черный пес, виляя хвостом, за ним Том и Эми,и, пока Молли останавливала машину и вылезала, на крыльцо вышелДжек — большой, крепкий и донельзя соблазнительный.

Она вдруг страшно обрадовалась, что надела джинсы, а не открытоеплатье, потому что даже отсюда было видно, что его глаза пылаютжаром.

Молли захлопнула дверцу, сдвинула черные очки на лоб иулыбнулась.

— Привет.

— Привет, — отозвался он. — Я уже поставилчайник.

— Вот хорошо-то, а то я с утра вся в делах.

Врушка! — завопило подсознание. Ничего ты не делала, тольковзбивала подушку да гладила кошку!

Собака обнюхала ее ноги, виляя хвостом. Молли наклонилась ипочесала ее за ухом.

Джек хлопнул себя по бедру.

— Ко мне, Бой! Домой! — Он подал ей руку и послемгновенного колебания целомудренно поцеловал в щечку. — Тыпрекрасно выглядишь.

— Ты тоже, — отозвалась Молли и чуть не засмеялась.Какие же они вежливые, воспитанные, даже чопорные, но глаза-тоговорят совсем другое!

— Ну, как дела? — спросил Джек, гремя чайником.

Она села и оглядела кухню. В ее кухне не было даже места, гдепоесть, а в этой — просторно, и большущая плита, и стол состульями, и диван, на котором сейчас разлеглась собака, свесивморду и наблюдая.

— Прекрасно. Правда, в понедельник встать в четыре утрабыло трудновато.

— В четыре! — поразился он. — Почему вчетыре?

— Чтобы сделать сандвичи, — удивилась она. — Вшесть часов у меня все уже упаковано, запечатано, уложено наподносы.

Он поставил кофе на стол и сел напротив, изучая ее лицо.

— Оказывается, это гораздо серьезнее, чем я думал. Япредставлял себе, что ты делаешь булочки и отвозишь их поближе кдороге, вот и все.

— Хорошо бы, — засмеялась она. — Нет, так нам невыжить. Когда дети уходят в школу, я развожу уже готовые к этомувремени сандвичи по промышленным предприятиям и продаю.

Джек был ошеломлен.

— Ну и работенка, — он помотал головой. — А дляменя сделать для детей бутерброды с тунцом — уже проблема!

Она засмеялась.

— К этому привыкаешь. У меня отработанная система, так чтодаже на большое количество идет не так уж много времени. Хотянадоедает.

— А ты делаешь сандвичи с яичницей? Как ты взбиваешь яйца?Я терпеть не могу это делать, они все время расплескиваются.

— С хорошим миксером не расплескиваются.

— Ты искусница!

— Я каждое утро делаю пятьдесят сандвичей с яичницей икресс-салатом. Мне бы не хватило времени перемешивать ихвилкой.

Он вытаращил глаза.

— Пятьдесят?! — Он скорчил гримасу. — А еще утебя какие начинки?

— Тунец с майонезом, тунец с огурцом, куриная строганина,салат из сыра, сыр с пикулями, куриный салат, ветчина и салат,средиземноморский салат — это когда сыр-фета, оливки, помидоры иперец уложены на листья салата и политы оливковым маслом; ну, я незнаю, что еще, тысяча вариантов.

— Каждый день? — Казалось, он не верит. Как ибольшинство людей, узнающих, какой это серьезный бизнес.

— Каждый день, — заверила она. — Кроме субботы ивоскресенья. В эти дни у меня только продажа в гаражах, а этолегко.

Джек покачал головой.

— Я и представить себе не мог.

— Не ты один. — Молли сдула пенку с кофе. — Нукак продвигается книга?

Он фыркнул.

— О, превосходно. Только слова не идут на ум.

— Застопорилось? — посочувствовала она, не имея нималейшего представления о том, что ему приходится преодолевать.

Джек криво усмехнулся.

— Боюсь, редактор считает прихотью то, что я не даюзатащить себя под жернова профессиональной дисциплины.

— А это так? — спросила она, стараясь сдержатьулыбку.

Джек засмеялся.

— Вероятно. Как бы то ни было, я каждое утро сажусь закомпьютер, и — ни с места. Я надеялся, что при моем опыте этапроклятая вещь получится сама собой, но не тут-то было.

— Может, ты выбрал неудачный прообраз? — предположилаМолли.

— Придется еще подучиться. — Джек откинулся в кресле:в одной руке — кружка, другую засунул в карман джинсов.

Она огляделась. Так вот он какой, его дом, а также дом длясобаки, для рыжей кошки, которая сидит на подоконнике и глядит наптиц, и для всех его детей.

Холодильник облеплен пестрыми магнитами, держащими памятки,картинки и прочую ерунду, на стенах приклеены скотчем детскиерисунки с подписями.

Рисунок космического корабля был вставлен в рамочку и подписан:«Себастьян Селенка».

— Это Себ? — удивилась она.

— Да. У них осталась фамилия родителей.

— Хотя ты их усыновил?

— Да. Я чувствовал, что так будет правильнее. Я толькоохраняю их детство, слежу, чтобы с ними ничего не случилось, покаони растут. Они дети своих родителей, а не только мои.

Молли с любопытством на него посмотрела.

— И ты никогда не жалел о своем поступке?

— Никогда.

Быстрый, решительный ответ, подчеркнутый движением вскинутойголовы.

— Хотя это означало кардинальное изменение твоего образажизни?

Он печально усмехнулся.

— Действительно, кардинальное. Я был разведенным, ничем необремененным детективом и меньше чем за год превратился в женатого,потом овдовевшего родителя для четырех детей, собаки и кошки. Ктому же сменил работу, — точнее говоря, это явилось стимулом ктому, чтобы покончить с ежедневным хождением на работу.

— Тебя это не пугало?

— Ничуть. На все было наплевать. Конечно, пришлосьпереехать — моя квартира никак не подходила для большой семьи, да иЖанна не хотела оставаться в Лондоне, где убили Ника. Нашли этотдом, перевезли вещи, и вскоре Жанна отошла с миром.

— Она умерла здесь? — изумилась Молли.

Джек покачал головой.

— В конечном счете, нет. Последние дни она провела вбольнице, но уже никого не узнавала, так что я считаю, что она былаздесь, когда ушло из жизни то, что было ею.

Молли медленно покачала головой.

— Ужасающий конец.

— Ужасающий? Нет. Очень тихий. Но мы все осталисьопустошенными, нас как будто бросили на волю волн. Довольностранное состояние. Мы все плакали, кроме Себа. Он несколько недельне проронил ни слезинки; потом его как будто прорвало. Я очень занего боялся.