Руки Геракла

Итак, в шестнадцать лет – день рождения застал меня в дороге – явпервые отправился в путь по-настоящему самостоятельно, подгоняемыйпочти непреклонным повелением царя, с благословением матери в душеи луком со стрелами за плечами.

Почти всех мало-мальски пригодных верблюдов и мастодонтовзабрали ради нужд войска, так что нам пришлось добираться допастбищ на своих двоих. Мы шли скоро, хотя дорога заняла у наспочти две недели. Мы то топали по пыли, то месили грязь, взависимости от погоды.

Когда знакомые края остались позади, а дорога впереди открыласьнавстречу неизведанному, мрачное настроение, тяготившее меня со днясмерти Лина, начало постепенно улетучиваться. Энкид тоже помогал вэтом. Это был веселый, бодрый парень, который без перерыва шутил итравил байки, предвкушая приятные приключения, как в прошлом году.Иногда во время нашего двухнедельного путешествия нам везло, и мыпопадали в гостеприимный дом, а порой приходилось спать подоткрытым звездным небом.

Мы услышали о льве день на пятый-шестой нашего путешествия,когда навстречу нам попался странствующий торговец, тянувший заповод осла, на спине которого в корзине ехал весь его нехитрыйскарб, укрытый от дождя. Судя по его рассказам, стада, за которыминам предстояло присматривать, постоянно редели, одного пастуха ужезагрыз невероятно мощный и яростный зверь – лев, огромная кошка,которую благодаря какому-то колдовству не брало оружие.

Мы с племянником никогда не видели кошки больше домашнейполосатой. Наверное, мы к тому же не обладали достаточно богатымвоображением, потому нас вовсе не испугала весть торговца.Наоборот, нас все это заинтересовало – лев будет развлечением внашей тоскливой работе.

Энкид в последние годы жил бок о бок со мной, так чтонасмотрелся случайных проявлений моей силы, чтобы иметь о ней хотькакое-то представление, – а о ней не имел дажеприблизительного понятия никто ни в городе, ни в нашем поместье, нидаже сам Амфитрион. Как я уже говорил, на первый взгляд ничто невыдавало во мне моей тайны. В шестнадцать лет я уже понял, чтоникогда не буду выше среднего роста. Мои руки были еще маловаты длямужчины, запястья еще тонковаты, предплечья и плечи совершеннообычные, так что ничего, таящегося во мне, видно не было. Я дажееще не начал осознавать всей величины своей силы.

Среди немногих вещей, которые я взял с собой в ссылку, былколчан со стрелами и тяжелый лук, которые подарил мне на прощаньемой приемный отец. Тогда ни я, ни Амфитрион понятия не имели, чтомне придется встретиться со львом и испытать их на нем. Лук былотак тяжело натягивать, что только самые сильные мужчины моглистрелять из него более-менее прицельно. Он был изящен и красив, и ябыл уверен, что Амфитрион не отдал бы его мне, если бы сам, будучичеловеком далеко не слабым, не обнаружил, что как следует не можетиз него прицелиться.

Несмотря на то, что Энкид и прежде проделывал эту долгую дорогук пастбищам, он все равно умудрился сбиться с пути, когда мы былиуже на подходе. Но через пару лишних дней мы с моим спутникомнаконец нашли стада, принадлежавшие нескольким владельцам,согнанные в одно и то же место. Естественно, трава на пастбище втаком случае быстро кончалась, так что стада приходилось все времяперегонять с места на место, пусть и медленно.

Пастухами оказалась кучка перепуганных подростков, меньшедюжины. Когда они увидели новоприбывших, они медленно окружилинас.

Их старший, высокий парень по имени Тарн, холоднопоприветствовал нас. Мне показалось, что он явно старается наснапугать. Не лев, так он. Он представил нас прочим – чумазымребятам от десяти до четырнадцати лет, разного роста и с разнымцветом волос. Некоторые, вроде нас с Энкидом, были в пастушьихрубахах, на других, кроме поясов, за которые были заткнуты ножи илипращи, ничего не было.

Вскоре мы узнали, что наши товарищи большую часть времени,особенно по ночам, проводят сбившись в кучку, как дикие звери. Ябыл им любопытен. Слухи о том, что случилось с Лином, уже дошли доних. Вести о жестоких и драматических событиях распространяютсябыстро. Я был удивлен тем, что они были не слишкомпреувеличены.

Но, конечно, прежде всего были разговоры о льве. Все ребятаклялись, что то и дело встречали его, хотя получить от них хотя быдва схожих описания не удавалось. Все соглашались лишь в том, чтоэто было ужасное чудовище и огромное.

Страх – штука заразная, и мы с Энкидом стали себя чувствоватьмалость неуютно.

Стада с тавром Амфитриона – около двух сотен животных – былиперемешаны со скотом других хозяев – с овцами, коровами и волами.Несколько дней назад среди них был злой бык, бешеная тварюга,который ввязался в бой со львом и, соответственно, достался ему наобед.

– Мы хотели согнать всех животных в одно место, –говорил один из самых болтливых подростков, пасший скот несколькопоследних месяцев. Как я тут же заподозрил, правда была в том, чтолев выходил на охоту почти каждую ночь, а иногда и днем, так чторебята просто хотели держаться вместе, и я вряд ли мог их за этоупрекнуть.

Самые опытные среди них пастухи объяснили мне, что обычнохищников отпугивают тремя большими кострами, которые зажигаюткаждую ночь, и пастухи остаются в треугольнике, насколько этовозможно. Конечно, набрать хворосту на более-менее приличный костерзачастую бывало трудно, тем более уж на три. А животные были такнапуганы, что почти с места не сходили. И уж совсем немного нужнобыло, чтобы они со страху пустились в бегство все скопом.

– Лев обычно приходит по ночам, так что вряд ли тебепригодится лук, – заметил наш старший, – даже не будь онтолстоват для тебя. Разве что ты в темноте видишь? – Тарн ненамеревался уступать своего главенства, тем более, что он был напару дюймов выше меня, хотя, возможно, чуть младше, чем я. Думаю,ему стоило больших усилий не поддаться впечатлению от того, что яне просто человека убил – а среди нас никто до такого недошел, – но и каким-то образом избежал сурового наказания.

Я подумал – не показать ли, насколько легко я натягиваю лук, апотом предложить попробовать самому. Но в те юные года стремлениебыть первым увлекало меня не более, чем теперь. Этот груз, когдаприходилось, я всегда брал на себя с неохотой и сразу же, кактолько мог, избавлялся от него. По мне, от этого однинеприятности.

– Не беспокойся, – только и сказал я.

– Мы надеялись, что нам на сей раз мужчин пришлют, –сказал второй по старшинству мой товарищ.

– Все молодые мужчины, старше меня, на войне. А старики нехотят заниматься львом. Кроме того, когда мы уходили из дому, никтоеще про вашего льва не знал. Однако, – добавил я чутьпозже, – может, и меня хватит с ним разобраться. – Думаю,лишь спокойствие, с которым я говорил, удержало подростков отпрезрительного смеха.

Тарн подумал, затем спросил:

– Если тебе уже шестнадцать, почему ты не в войске?

– А мне только по дороге сюда стукнуло шестнадцать, –я не намеревался объяснять, почему мои родители держат меняподальше от войска. Их терзал потаенный страх, что я кого-нибудьпокалечу, причем не врага, а собрата по оружию, чего не допускалзакон. Возможно, они также думали, что если в этой глуши ячего-нибудь и натворю, то это легче будет замять.

В те годы я мало был знаком как с болью, так и с настоящимстрахом. Несомненно, мое заявление показалось моим новым товарищампустой похвальбой, но я всего лишь хотел обнадежить их.

По крайней мере одного из моих слушателей не убедил мойбесцеремонный оптимизм.

– А как ты с ним разберешься? – спросил Тарн,возвращаясь к разговору о льве. Он по-прежнему с сомнениемпосматривал на мой громадный лук.

– Увидим. Сделаю, что смогу. – Я повернулся и пошелпрочь, не намереваясь продолжать спор. Это стало моей привычкой стех пор, как я увидел Лина лежащим на камнях двора с устремленным внебо мертвым взглядом.

В отличие от прочих пастухов, которые выискивали уважительныепричины для того, чтобы отлынивать от ночной стражи, я сготовностью заступал на смену в свой черед и даже несколько раз самвызывался покараулить, расхаживая между маленькими костерками втемноте.