Руки Геракла

Фред Томас Саберхаген

Руки Геракла

Глава 1

Свидетельство слепца

Я не пою эту песнь. У меня ни терпения, ни голоса недостанет, чтобы кто-то стал меня слушать. Лучше я ее запишу, чтобыбыло у меня время подбирать слова и по мере надобности исправлятьзаписанное. Кто захочет прочесть – прочтет. Кто не захочет – томуне нужно будет читать из вежливости.

Среди прочего с родом человеческим меня связывает то, чтосемя моей жизни было посеяно и пустило корни прежде, чем я смогстать тому свидетелем. Потому первую часть своей повести я могуизложить лишь по рассказам других.

Много лет назад в царстве Кадмея одной летней ночью прорицательТиресий увидел во сне как наяву нисхождение в мир смертныхвеличайшего из живых богов. Несколькими часами позже, когда Тиресийпробудился на заре ясного утра с пением первых птиц, он выбрался изпостели и без лишней спешки послал свою юную наложницу за слугами ителохранителями. Слепой прорицатель уже тогда был стариком, носуставы его были еще достаточно гибки, все жизненно важные органыего тела служили ему, как и прежде, и он все еще был охоч домолоденьких девушек. Будучи царским домочадцем, причем стоящимвысоко в глазах царя, он мог спокойно любить девушек, ибо ему этопрощалось. Нынешняя его наложница была очень юна.

Прорицателю нравились девичьи голоса, нравилось прикасаться кгладкой девичьей коже, но красивы девушки или нет – ему былосовершенно все равно.

Когда он снисходил до того, чтобы объяснить кому бы то ни былосвой выбор, он говорил так: «Во-первых, эти чудесные малышки оченьблагосклонно относятся к ухаживанию. Во-вторых, очень немногие изних заслуживают прозвища уродин. Тебе, зрячему, мешает зрение. А явижу девушек куда лучше, чем ты».

С другой стороны, сам прорицатель был уродлив. На лице его былиброви, но под ними не было век, одна лишь гладкая кожа, и в черепеего не было глазниц.

Слуги тем утром недолго готовили неожиданный выход своегохозяина в большой мир. Для этого они облачили его с варварскойпышностью, согласно их и его собственной выдумке – в яркое одеяниеиз тонких тканей, на руки надели золотые браслеты, уши украсилизолотыми серьгами. Тиресий терпеливо ждал, пока его оденут,поскольку не хотел прибыть туда, куда собирался направиться,слишком скоро. Во втором часу после рассвета он покинул свое жилищев одном из крыльев царского дворца и отправился в путь.

Покидая дворец среди пения утренних птиц и солнечного света, онзапел хриплым старческим голосом какую-то древнюю песнь, которуюникто из ныне живущих в царстве Кадмея никогда и не слыхивал. Онсел в паланкин, обнял одной рукой свою утомленную после ночи юнуюналожницу. Насколько людям было известно, кровного родства междуними не было, хотя девушка была достаточно некрасива, чтобыоказаться его потомком. Она могла быть его дочкой, илипраправнучкой, или пра-пра-пра – сколько вам угодно.

Когда эта неравная пара взобралась на мастодонта, тот тронулся сместа, и паланкин с седоками, укрепленный перед его единственнымгорбом, раскачивался в такт его ходьбе. Громадный, флегматичныймастодонт был куплен за огромные деньги где-то далеко на юге заВеликим морем. Маленький высохший возница неопределенного возрастасидел верхом прямо на шее животного, направляя его мозолистымипятками, легко нажимая прямо за огромными веероподобными ушамимастодонта.

– Куда мы едем? – спросила девушка, явно надеясь, чтонынешний день внесет разнообразие в ее нудную каждодневнуюжизнь.

– Некий дом ныне посетило божество, – ответил ейстарик. – И хозяин дома пока еще ничего не знает. Я хочупервым поведать ему об этом.

– А хозяйка? – спросила девушка, когда мастодонтсделал еще несколько тряских шагов.

Слепец рассмеялся.

– О, она уже знает о госте. И куда лучше, чем я. Но ктоэтот гость – вот это, думаю, будет для нее большойнеожиданностью! – Он громко и звонко рассмеялся, совсем какмолодой.

Кроме юной наложницы, Тиресия сопровождали стражники,приставленные к нему царем Эврисфеем, – полдюжины вооруженныхвоинов на собственных более мелких и проворных скакунах. Провидцуони не особенно были нужны, к тому же он просто был уверен в том,что не нуждается в защите, но старый царь настаивал, чтобы ониповсюду сопровождали слепца. И этим утром Тиресий позаботился,чтобы они следовали за ним.

Ехать им было всего несколько миль. Менее чем через час посленачала поездки глава стражи натянул поводья своего скакуна,обычного верблюда, и подъехал поближе к мастодонту, чтобы доложитьего седокам, что они прибыли. Имение, в котором я был зачат ирожден, было большим и богатым. Наш укрепленный дом стоял лишь внескольких милях от семивратной Кадмеи, чьи мощные стены были виднывдалеке, если смотреть от наших передних ворот.

Слепой старец каким-то образом не хуже остальных понимал, где оннаходится. Даже прежде, чем стражник заговорил, провидец повернуллицо к огромным резным воротам нашего двора, поднял голову и громковоззвал:

– Открой, Алкмена, хозяйка дома! Я несу тебе важнуювесть!

Свидетели события говорят, что он не воззвал к Амфитриону,словно знал, что хозяина сейчас нет.

Амфитрион, который много лет считался моим отцом, былплемянником покойного царя Мегары Электриона. Его сослали в Кадмеюпосле заговора, расколовшего царскую семью, как это часто бывает.(Согласно семейным преданиям, Зевс считался его прапрадедом. А попреданиям, передававшимся в роду моей матери, тот же самый бог былее предком по мужской линии в восьмом колене. Честно говоря, почтивсе семьи, претендующие на высокое положение, уверяют, что в ихжилах струится божественная кровь.)

Привратник послал младшего слугу к госпоже за указаниями. Покатот бегал в дом, стоявший на высоком холме среди красивых деревьев,стояло молчание. А Тиресий терпеливо сидел, грелся на солнышке инапевал песню. Были мгновения, даже века, когда Тиресия малобеспокоило то, что творится в мире. Прорицатель умел ждать. Еговооруженные спутники по его примеру тоже терпеливо ничего неделали. Но по выражению их лиц можно было понять, что они думают опении Тиресия.

Старик считался величайшим прорицателем не только в Кадмее, но ина много-много миль в округе. Некоторые говорили, что он сын Зевса,один из бесчисленных ублюдков Громовержца, рассеянных по всемумиру, что объясняет и его уродство, и его сверхъестественныеспособности. Не помню, чтобы Тиресий опровергал эти слухи, будь ониправдивы или нет.

Похоже, что Тиресий ничего не имел против того, чтобы вот таксидеть и ждать. Мастодонт топтался, покачивая, убаюкивая своихседоков. Лишенная клыков тварь ощупывала себя своим хоботом, болеекоротким, чем у слона, но раздвоенным на половине длины, а потомуболее удобным. Когда придет пора, мастодонт своим гибким хоботомпоможет седокам сойти вниз.

Тем летним утром Алкмена, которой предстояло стать моей матерью,проснулась на дорогих шелковых простынях, роскошно уставшая отбурной любовной ночи, подобной которой она не помнила, ипотянулась. Но, к некоторому своему разочарованию и удивлению, онаувидела, что ложе ее опустело.

Ее сны – когда ее настойчивый муж наконец позволил ей уснуть –были смутно тревожными.

В ту пору, о которой я пишу, моя мать все еще отличаласьзамечательной красотой, хотя дни ее первой юности уже миновали.

Одевшись, то есть обернувшись в тонкую ткань, которая лишьподчеркивала красоту ее тела, она вышла в залу. Первый слуга,которого она встретила, только-только собирался ей сказать, что уворот ее ждет нежданный гость, но она только отмахнулась испросила:

– Где хозяин?

Ответом ей был непонимающий взгляд.

– Где же ему еще быть, госпожа? Думаю, за много миль отдома.

Возражения моей матери умерли у нее на устах прежде, чем онауслышала вести о почтенном госте – в ее сердце зашевелилосьнехорошее подозрение. Тут было что-то не так. Но что? Она точнознала, что с ней ночью был муж, что он совершенно неожиданноприехал около полуночи и провел в ее объятиях весь остаток ночи. Носейчас необъяснимым образом ощущение этой знакомой близости исчезлополностью.