Руки Геракла

На второй день нашей работы у Авгия десятник дал нам с Энкидомновое поручение. Внешне он казался человеком веселым, но нам обоимон нравился все меньше.

– Идемте со мной, – приказал он и повел нас со дворавниз по холму.

Когда мы остановились, дом все еще был виден.

– Хозяин только-только приобрел эту землю, – сказалон, словно это заявление его лично чем-то радовало. Может, так онои было.

Прежний владелец все тут запустил.

– Надо привести в порядок конюшни, – лаконично заметилнаш начальник.

Конюшни были построены в овраге, ниже водохранилища. Здесь новыйпредприимчивый хозяин, Авгий, уже воспользовался искусством умногомастера. У его строителей было под рукой много рабочих и животных,чтобы перекрыть реку дамбой, создав, таким образом, большой пруддля запаса воды и для разведения рыб. Я увидел даже что-то вродемельничного колеса, встроенного в дамбу, удерживавшую воду в пруду.Авгий был человеком богатым и явно станет еще богаче.

Даже издалека я увидел, какая огромная работа нам предстоит.

Конюшни представляли собой ряд низких, полуразвалившихсяпостроек, чудовищно грязных. Почему-то здесь очень долго не делалипростой уборки. Я увидел перед собой длинное строение с когда-топобеленными стенами. Там было от пятидесяти до сотни стойл в ряду,покрытых частью соломой, частью черепицей, причем крыша почти вездетребовала серьезной починки. Сейчас стойла были пустыми, но совсемнедавно, судя по кучам навоза, они были заняты.

Мы с Энкидом получили лопаты и метлы, а также приказаниеприступать к работе. Нужно сложить навоз в кучи там, откуда егобудет легко перевезти на поля.

Мы снова усердно работали весь день, и еще один, вынося ивыгребая дерьмо. Опыт, полученный дома, говорил мне, что ни одноговерблюда или мастодонта нельзя тут содержать, пока все не будетвычищено. Нужно убрать не только навоз, но и уничтожить все гнездамышей и крыс. Работа была не слишком приятной, но полегче некоторыхдругих сельских работ. Мы стиснули зубы, сошлись в том, что этозаймет, по крайней мере, всего несколько дней, и мы скоро сноваотправимся в дорогу, сытые и с деньгами в кармане.

Пока мы чистили стойла, другие рабочие, с совершенно тупымивзглядами, иногда приводили животных, чтобы поставить их в стойла,но ничего не говорили.

В середине третьего дня наших трудов я вдруг остановился,оборвав какой-то спор с Энкидом, и на мгновение почти забыл, где янахожусь. Я увидел девушку верхом на верблюде, стройную, юную,изящно одетую. Поводья и седло ее скакуна были украшены серебром.Это было видение из совершенно другого мира, снизошедшее сюда, гдея трудился и отбивался от мух.

Поначалу я был уверен, что это чудесное видение вовсе незаметило меня. Но она повернула голову, всего лишь раз, ипосмотрела на меня, а я-то не сводил с нее глаз. Я уверен, что имоя поза, и выражение лица бессознательно выдавали во мне отпрыскавоеначальника или даже бога, а не обычного работника конюшни.Наверное, мое поведение как раз и привлекло ее внимание и заставилоее на пару мгновений задержать на мне взгляд, поскольку более ничемя не могу этого объяснить. Я стоял с вилами в руках, в пастушескихлохмотьях, по щиколотку в навозе.

Тем вечером, когда уже смеркалось, мы с Энкидом доложилидесятнику, что закончили дневную работу. Он пошел посмотреть. Когдаон заметил свежий навоз в одном из только что занятых стойл, еголицо вспыхнуло гневом. Потом я понял, что он мог как впадать вгнев, так и успокаиваться по желанию.

– Глянь-ка сюда! Я сказал – вычистить! А тут по-прежнемуполно дерьма! – Он замахнулся на Энкида, который ловкоотскочил в сторону.

– Мы собираемся завтра уходить, – повинуясь внезапномупорыву, сказал я. До того момента я полагал остаться еще на парудней, чтобы еще подзаработать, но Энкид уже начал настаивать наскорейшем уходе.

Десятник только хрюкнул, глядя на меня исподлобья.

– Так как с нашей платой? – четко спросил я.

– Плата? Плата?! Вы ничего не получите, пока тут не будетчисто, как я сказал с самого начала! А кстати, как насчет жратвы,которую вы слопали? Она тоже денег стоит! А как насчет постели?

– А что – постель? – ошеломленно спросил я.

– Вы нам за это тоже должны.

– Мы? Вам? За это? Мы спали здесь, в стойле со скотом!

– А ты думал даром, что ли? Дошло, болван? Я ничего не хочуслышать о деньгах, пока вы не отработаете свое содержание!

Прежде чем я успел закрыть рот и снова обрел способностьсоображать, он ушел.

Когда мы остались одни, мой племянник сказал:

– Проклятье, Гер, эти конюшни никогда не будут совершенночистыми, если в них будут держать животных! А их завтра опять сюдаприведут. Из того, что он говорил, я понял, что мы тут всю жизньможем проторчать, выгребая навоз, и все равно будем ему должны.

Я хмыкнул и кивнул. Я начал понимать истинное положение вещейуже несколько часов назад, но молчал, пока не решил, как лучше изовсего этого выпутаться. На этот раз Энкид с трудом понималменя.

– Он что, думает, мы – дураки? – кипел он.

– Думаю, да. По крайней мере, он уверен, что мыиспугались.

Кроме прочего, мой ценный, пусть и не очень полезный лук вдругпропал и, конечно же, никто из работников ничего не знал. Покрайней мере, они так говорили. Большинство вообще боялись со мнойразговаривать. И, казалось, их ничего не волнует, кроме собственнойшкуры.

Не в первый раз я пожалел, что во мне не шесть с половиной футовросту и что у меня нет божественно мускулистого тела, что щеки моине покрыты густой темной бородой и что лоб мой не хмурится грозно.Тогда никто бы не посмел коснуться моего лука.

Когда мы в другой раз увидели десятника, он сказал еще, словнопродумал все заранее, чтобы мы и не думали сбежать, пока невычистим стойла как следует, потому что у хозяина есть пара злыхсобак, натасканных на поиск беглецов, которые не отработали своегодолга. И с мрачной усмешкой, думая, что мы совершенно беспомощны,он пошел было прочь.

– Я хочу вернуть мой лук, – сказал я тихим,решительным голосом, когда он отошел на несколько шагов.

Он почти радостно повернулся ко мне. Оказалось, что слух у негоострее, чем я думал, и он явно не считал нас достойными дажеобмана.

– Ну, положим, ты его не получишь. И что?

Я стиснул кулаки, но промолчал, не желая вступать в драку.

Когда он ушел, мой племянник в горьком разочаровании посмотрелна меня.

– Почему ты его отпустил? – набросился он на меня.

– Потому. Если я стану драться с одним человеком, то потомпридется драться и с другим. А я во время драки могу кое-комупереломать кости… кто-то возьмется за оружие… словом, будет беда.Мне не нравится убивать людей.

Энкид немного помолчал, пытаясь понять мои намерения. Наконец онспросил:

– Геракл, что нам делать?

– Плюнем на плату и пойдем отсюда. Выйдем в полночь, когдавсе спят. Проживем и так.

– А собаки?

– Если они пойдут по нашему следу, я с ними разберусь. Но яне хочу убивать людей и развязывать войну. – И все же я, дажеговоря это другу, не торопился – я не хотел уходить, не дав выходагневу.

Вскоре после того, как стемнело, мы снова увидели ту самуюдевушку. Наверное, она родственница хозяина, подумал я. Может, дажежена, хотя уж слишком молода.

На сей раз она пришла к нам. Она направила верблюда прямо к намс Энкидом и посмотрела на нас так, словно мы представляли проблему,которую долг требовал от нее каким-то образом решить. Прямыетемно-каштановые волосы, разделенные прямым пробором, обрамляли ееочаровательное лицо. Вблизи ее зеленые глаза и стройное телозавораживали еще сильнее.

– Меня зовут Геракл, – отважился произнести я, чтобыначать разговор. – А это Энкид, мой племянник.

Девушке наши имена явно были совершенно неинтересны, да и самаона не представилась. Надо признаться, что и нам до этого дела небыло.

– Я случайно тут проезжала, – сказала она наконец. Онапочти извинялась. Коротко вздохнула, словно приняла решение. –Я слышала дома, как они смеялись над вами.