Он и она

Шерн вошел в затемненный кабинет, находящийся этажом нижероскошного номера, расположенного на самом верхнем этаже и с окнамина крышу, и напряг все свои силы. Он знал, что Мэтью Гаррисон нетерпит провалов. Мэтью ненавидел в своем сыне слабость, то есть тучерту характера, которая не отвечала его требованиям. Словом, однаего половина не терпела сына. Однако это не меняло того факта, чтоНик был единственным сыном — представителем семьи Гаррисонов. И егонеобходимо защитить любой ценой, по крайней мере в данныймомент.

Шерн беззвучно закрыл за собой дверь и вступил в полумраккабинета. Хозяин знал, что это он. Хозяин знал все.

В темноте Шерн различил движение и уловил запах дорогойсигареты. Вращающееся кресло с высокой спинкой медленно двигалосьпозади стола. Оно стояло у окна, выходящего на оживленную улицу, нотяжелые шторы были плотно закрыты. Дым от сигары кругами поднималсяк потолку.

Шерн подошел ближе.

— Что случилось? — Голос Гаррисона в темнотепрошуршал, как опавшие листья.

— Все было хорошо продумано, но план не сработал.

Кресло сделало оборот вокруг своей оси, и Шерн услышал звуквтягиваемого со свистом воздуха. Кончик сигары ярко вспыхнул иосветил лицо Гаррисона. Его глаза внимательно изучали Шерна сквозьтонкие струйки дыма. Молчание становилось невыносимым. Другой бы наместе Шерна уже начал нести всякую чепуху, пытаясь оправдаться. НоШерн не стал этого делать — он просто ждал.

Наконец Гаррисон сделал выдох и спросил:

— Мы что, ее потеряли?

— Нет, сэр. Она в поле нашего зрения. Наш человекпозаботился об этом.

Гаррисон снова погрузился в молчание, а кресло снова сталомедленно вращаться.

— Они еще больше усилят охрану и разобьются в лепешку.

— Не смогут.

— Ты уверен?

— Да, сэр! Клянусь вам!

— Ты сделаешь это лично! — Гаррисон встал иприблизился к Шерну вплотную. — Расчистишь эту грязь!

Шерн редко исполнял поручения Гаррисона сам, обычно перепоручалкому-нибудь другому. Однако на этот раз в нем проснулся азартохотника.

— В последнее время в моей жизни встречается много дураков.Ты не подведешь меня?

— Клянусь вам в этом! Она уже мертва!

Джип мчался по автомагистрали посреди плоской темной равнины.Ночной мрак и тишина, казалось Сильвии, полны враждебности. Чувствозаброшенности вновь охватило ее. Единственной надеждой набезопасность оставался мужчина рядом с ней, молча ведущиймашину.

Она взглянула на Стивена и едва различила его профиль в скудномосвещении приборной доски.

— Мы будем ехать всю ночь? — спросила она.

Сначала он ничего не ответил, и на какое-то мгновение Сильвияподумала, что совершенно отрезана от мира его мыслей. Чувствозаброшенности, которое она недавно испытала внутри трейлера сбельем, разрасталось с угрожающей быстротой. Девушка понимала, чтотеряет над собой управление. Это чувство она испытывала всякий раз,когда менялся их с сестрой приемный дом. Сильвии казалось, что вжизни никогда не будет места, где они смогут бросить якорь. Но стех пор, как в их жизнь вошла Мария, это чувство ее оставило.

Наконец Стивен заговорил.

— Нет, мы просто отрываемся от тех, кто, может быть, наспреследует. Остановимся, когда я сочту расстояние безопасным.

— А будем ли мы где-нибудь в безопасности?

— Этого я не могу гарантировать. — Стивен пожалплечами. — В жизни вообще, черт возьми, ничего нельзягарантировать!

— Это точно. — Сильвия обхватила руками колени.

— Неужели вы действительно думаете, — мужчина бросилна нее быстрый взгляд, — что после интрижки с таким типом, какНик Гаррисон, вас будет ожидать «хэппи энд»?

— Я знаю, что в этом мире все далеко не так, как всказке. — Сильвия еще сильнее вжалась в сиденье и устремилавзгляд в ночь. Когда она и Дженни встретили Марию и обрели с нейнастоящий дом после всех временных мест, куда их направляли, это,по ее мнению, больше всего напоминало «хэппи энд». Но теперь всеразвалилось на глазах. — Только Ник Гаррисон не имеет к этомуникакого отношения!

Все время, пока она говорила, Стивен внимательно следил задорогой. Он бы чувствовал себя лучше, если бы в голосе спутницы неслышалось такой печали. И если бы он не хотел дотронуться до неерукой, чтобы успокоить эту печаль, ему было бы еще лучше.

Роберт Блэкпул ничего не рассказывал о ее жизни, кроме того, чтоона была связана с Гаррисоном. И сейчас Кинга терзала мысль: какимобразом в этой женщине так мучительно для него сочетаются красота,чувственность, печаль и… глупость!

— Вы родом из этих мест? — спросил он.

— Нет, я из Оклахомы.

— Откуда точно?

— Лотон, Дункан, Алтус… — Немного помолчав, онапродолжала перечислять монотонным голосом: — Пампа, Боргер… Другиеместа точно не помню.

— Ваша семья много передвигалась?

Стивен чувствовал, что она смотрит на него, но не отрывал глазот дороги.

— Нет. Эти города входят в сферу действия Программы штатапо усыновлению детей.

— О чем это вы?

— В пять лет я осиротела, и после этого мне пришлосьпобывать во многих приемных семьях.

Ну, тогда неудивительно, что она связалась с человеком, подобнымГаррисону, подумал Стивен. Девица, вероятно, решила, что у негоесть деньги и власть, которые дадут ей много таких вещей, которыхникогда раньше не было. Какое нелепое заблуждение!

— А как вы оказались в Спрингфилде?

Мужчина почувствовал, что спутница немного отодвинулась от него,и удивился тому, что это ему неприятно.

— Очень просто.

— Вы работали в казино?

— Какое-то время.

— И там познакомились с Гаррисоном?

— Я, правда, не хочу говорить о… об этом. Разве нельзяпоговорить о чем-нибудь другом?

Стивену очень хотелось спросить: неужели Ник Гаррисон вдействительности казался ей сказочным принцем? Но и нечего быловозразить на просьбу сменить тему разговора.

— О чем же мы будем говорить? — спросил он.

— Например, о вас.

— Обо мне?

— Почему бы и нет? Меня всегда интересовали мотивы,которыми руководствуются люди, когда идут в правоохранительныеорганы. Я всегда считала, что здесь платят недостаточно за то, чточеловек все время подвергает свою жизнь опасности.

— Полицейский так не думает, — сказал Стивен и осекся.Он-то ведь думал! Пять лет назад! Его руки крепче сжалибаранку. — По крайней мере, не может так думать, если хочетхорошо выполнять свою работу.

— Почему?

— Если полицейский боится, что его убьют, он невольнонапрягается. Раздумывает прежде, чем действовать, а в ситуации,когда речь идет о жизни и смерти, он должен руководствоватьсяпрежде всего инстинктами. Иначе действия будут больше пассивными,чем активными.

— Именно поэтому вы решили уйти?

Его почти рассердило, что эта особа так легко видит егонасквозь. И почти такое же раздражение вызвала собственнаяоткровенность. С чего это он рассказывает такие вещи, о которых самникогда всерьез не задумывался?

— Как полицейский я делал все, что мог. — Он сампонимал, что ответ правдив лишь отчасти.

— Как вы можете знать об этом?

В ее голосе было столько напряжения, что Стивен понял: спутниценадо дать немного расслабиться, отвлечь ее внимание от текущегомомента.

— Послушайте, всю мою жизнь меня окружали полицейские: мойотец, дедушка и оба моих брата служили в прошлом или служат внастоящее время полицейскими. Но я, поверьте, могу принести большепользы в качестве адвоката, чем сейчас, когда приходится выявлятьпроходимцев, а потом наблюдать, как они избегают правосудия из-заюридических промахов или из-за неточности в законе.

— Как это случилось раньше с Гаррисоном?

Боже, ведь она настоящий телепат! — подумал Кинг, а вслухответил:

— Да, примерно так.

— А что было, когда он поранил вас железным прутом?

— Хотите, чтобы я рассказал о своих физических ощущенияхили о том, что было после?

— И то и другое.

— Физически… Ну, мне показалось, будто на меня наехалдесятитонный грузовик. Потом он задел мое плечо. Я почувствовал,будто врезался в каменную стену на скорости в восемьдесят миль вчас. Все на мне было залито кровью.