Невесты Шерраби

Она спокойно кивнула.

— Извини. Что ты хотел мне поручить? — Оливия обвелавзглядом обшитую панелями комнату с книжными шкафами от пола допотолка, компьютер и неуместное здесь резное деревянное бюро,казалось, знавшее лучшие дни, — единственный нестандартныйпредмет в этом идеально приспособленном для работы, но не имевшемсвоего лица кабинете.

— Вот. — Саймон вынул папку из середины аккуратнойстопки документов, лежавших на письменном столе. — Ты оченьграмотно пишешь. Можно проверить здесь орфографию и пунктуацию.Кажется, программа-редактор, установленная на компьютере, имеет наэтот счет собственное мнение.

Оливия взяла у него папку.

— Что это? — спросила она.

— Отчет, который я написал для министерства.

— Ох… А это не секретно?

— Нет, — с раздражающе-снисходительной улыбкой сказалСаймон. — Отнюдь не все правительственные отчеты имеют гриф"секретно". В подавляющем большинстве они ужасно скучные. Этототчет посвящен человеку, с которого я когда-то не спускал глаз.Теперь он сидит в тюрьме… Это не очень срочно, но я бы хотел, чтобыты его закончила к Рождеству.

Он снова смотрел на нее сверху вниз.

— Понимаю, — кисло ответила она. — Ты уверен, чтоможешь доверять мне?

— Почему бы и нет? Ты моя жена.

О да, подразумевалось, что так оно и есть, но…

— Но это еще не причина, чтобы доверять тебе? —догадался он о направлении ее мыслей. — Не согласен. Доверие —весьма существенная часть такого брака, как наш.

Такого брака, как наш? Он не сказал "брака по расчету", но,безусловно, подумал. Достаточно видеть, как ему не терпится от нееизбавиться.

— Саймон, — повинуясь странному порыву, произнеслаона. — Я хочу…

— Да? — Саймон вздохнул, сел на краешек письменногостола и сложил руки на груди, словно разговаривал с нерадивымслужащим. — Что ты хочешь?

Когда она не ответила, поскольку не знала, что сказать, онподнял брови и начал покачивать ногой взад и вперед. Оливия недвигалась. Тогда он кивком указал на папку и сказал.

— Можешь забрать ее с собой.

Он прогонял ее. Прогонял. А она не могла уйти. Между нимиоставалось слишком много недосказанного. А когда появиласьвозможность поговорить, у нее отнялся язык. Да и что она могла емусказать? Что он кажется ей невыносимо желанным, хотя сидит снебрежным видом и мечтает поскорее от нее избавиться? Что ейхочется бросить этот дурацкий отчет и упасть в его объятия?

Но какой смысл? Разве от этого что-нибудь изменится? Потому чтокак бы она ни желала его, она не может всей душой отдатьсячеловеку, который женился на ней под фальшивым предлогом. Дэн, покрайней мере, был честным, когда делал ей предложение.

Она уже была у дверей, когда почувствовала на плече рукуСаймона.

— Подожди минутку, — сказал он, — мне надокое-что выяснить.

Оливия ждала. Она не смогла бы сдвинуться с места, даже если быхотела этого. От его прикосновения у нее ноги приросли к полу.Языки пламени пронзали ее грудь, заставляли задыхаться, а она зналатолько одно — это пламя исходит от мужчины, который стоит у нее заспиной. Когда он положил на ее плечи обе руки и привлек к себе, жарстал нестерпимым и Оливия едва не лишилась чувства.

— Ага, — сказал Саймон. — Я так и думал. Этоответ на один из моих вопросов.

— Ч-что? — заикаясь пробормотала Оливия, котораяпонимала только одно — она не может жить без этого мужчины.

— Что ты обольстила меня в ту ночь не только из верностидолгу.

Он почти угадал. Потому что в конце этой сцены верность долгу неиграла никакой роли.

— Не только, — призналась Оливия, отчаянно пытаясь невыдать себя.

— Прекрасно, — пробормотал Саймон. — Долг ипохоть. Первое скучно, второе чаще всего грязно. Комбинация не излучших, верно? Конечно, если в нее не входит доверие.

Его слова возымели действие. Оливия обнаружила, что она можетдвигаться.

— Ты ведь не просишь так много, правда? — с горечьюспросила она.

— Не думаю. — Ладони Саймона скользнули по ее рукам,погладили их, а затем медленно спустились на бедра.

Оливия застонала и крепко прижала к груди папку с рукописью.Саймон продолжал гладить ее. Когда у нее вновь отнялись ноги,Оливия повернулась к нему лицом и с отчаянной надеждой посмотрела вглаза.

Она сама не знала, что ожидала увидеть. Что угодно, только неотсутствие эмоций, только не равнодушие и холодное бесчувствие.Взгляд Саймона заставил ее ощутить такую колоссальную потерю итакое глубокое горе, которых она еще не испытывала. Но как онамогла горевать о потере того, чего у нее никогда не было?

Что с ней случилось? Что случилось с тем браком, который был такудобен всем, кого это касалось? Он не нравился Саймону. По крайнеймере, она так считала. И безусловно, не нравился ей.

Но он нравился Джейми.

Оливия закрыла глаза, чтобы не видеть загадочную маску, вкоторую превратилось лицо ее мужа. Могла ли она продолжать этужизнь, борясь с сомнениями, замешательством и одиночеством радисвоего кудрявого сына? Именно так она жила с Дэном. Ивыдержала.

Тут же все было по-другому.

Прошло несколько секунд, и она снова посмотрела на Саймона.

Черты его сильного лица были хорошо видны в беспощадном светеясного ноябрьского утра. Вокруг глаз Саймона залегли глубокиеморщины, которых месяц назад не было и в помине. Орлиный нос сталдлиннее, отчего Саймон казался старше своих лет. Он смотрел на неекак слепой и продолжал мучить, гладя, лаская и сжимая ее бедра иягодицы, пока Оливии не захотелось крикнуть, чтобы он овладел еюпрямо здесь, на письменном столе, если хочет, пока она не сошла сума.

Он нарочно мучил ее. Она поняла это по очертаниям его губ.

— Зачем, Саймон? — прошептала она. — Зачем?

— Почему бы и нет? — ответил он. — Это доставляетмне наслаждение. А тебе?

Он знал, что доставляет. Мучительное наслаждение. Но что онхотел доказать, заставляя ее признаться в этом? И что она хотеладоказать ему?

— Как это может доставлять наслаждение? — страстноспросила она. — Я не мазохистка. Саймон, я думала, ты нехотел…

— О, я хотел, — тихо сказал он. Какой мужчина незахотел бы? К несчастью, я не хочу играть роль племенного жеребца.Несмотря на твой сексуальный хвостик.

Оливия застонала, когда пальцы Саймона выбили многозначительнуюдробь на соответствующей части ее тела. А когда они двинулись квнутренней части бедра, она не вынесла этого и вырвалась из егообъятий.

— Из этого ничего не выходит, правда? — прошепталаона, привалившись спиной к двери и пытаясь справиться сдыханием.

— Из чего?

— Из нашего брака…

— О, не знаю. Как по-твоему, что мы должны сделать, чтобыпридать ему пикантность?

Так беззаботно, так насмешливо, так небрежно… Оливии захотелосьвцепиться ему ногтями в лицо.

— Слишком поздно, — холодно сказала она. — Мыдали клятву в церкви, и я обещала…

— Ты обещала "иметь и хранить". С того дня и до концажизни, — ответил Саймон. — Ты ждешь, что я освобожу тебяот этого обещания?

Невыносимая боль сжала грудь Оливии. Неужели она ждалаосвобождения?

— А ты бы освободил меня? — спросила она.

— Я этого не сказал.

— Нет. Но если бы сказал, я… — Она подняла дрожащуюруку и отвела пышную прядь волос, упавшую ей на глаза. Если бы онсказал, что тогда? — Саймон, чего ты от меня ждешь? —спросила она. — Мы женаты всего два месяца, но… — Ееголос неожиданно дрогнул. — Я прожила с Дэном семь лет. Еслибы он не умер, я прожила бы с ним всю жизнь.

Едкий туман, стоявший перед глазами, не помешал ей заметитьпервое чувство, отразившееся на лице Саймона с тех пор, как онивошли в кабинет. Но она не могла назвать это чувством. То была еготень, едва заметное сокращение мышц. А затем он снова овладел своимлицом.

У Оливии больше не было сил. Если бы она попыталась заговорить,то просто разревелась бы. Все еще сжимая в руках отчет Саймона, онарезко повернулась и нетвердым шагом вышла из комнаты.

Ей показалось, что сзади негромко прозвучало: