Невесты Шерраби

Она не могла лгать ни ему, ни себе. Тем более что в этом не былосмысла.

Саймон медленно обернулся, захлопнул дверцу "роллса",прислонился к ней и сложил руки на груди.

— Что-то не так, Оливия? — спросил он. — Да, япоцеловал вас. Но, клянусь, у меня и в мыслях не было набрасыватьсяна вас… на виду у кошки миссис Кричли. — Он кивнул в сторонучерной тени, сидевшей на калитке и презрительно смотревшей на нихжелтыми глазами.

Оливия посмотрела на кошку, проглотила слюну и выдавила слабуюулыбку.

— Я знаю. Просто… я не могу… слишком быстро…

— Почти год. Вы собираетесь хранить целомудрие всю своюжизнь?

Она снова проглотила слюну, следя за тем, как вздымается иопадает его мускулистая грудь. Потом подняла глаза и увиделастройную, сильную шею, подбородок и крепко сжатый, но от этого ещеболее обольстительный рот. Собирается ли она хранить целомудрие? Досегодняшнего дня она над этим не задумывалась. Но…

Нет! Нет, она не должна думать об этом. Разве жизнь с Дэном ненаучила ее, что любовь в лучшем случае риск, а в худшем — быстраякатастрофа? В глубине души она знала, что ни на что меньшее, чемлюбовь, не согласится. Вот почему следовало забыть о поцелуях.

— Да, — сказала она. — Да, я собираюсь… житьодна.

— Я не предлагал вам брак, Оливия. — Голос Саймона,сухой, как пыль, доносился откуда-то издалека.

— Знаю. Я не имела в виду… — Она тяжело вздохнула иощутила слабый запах роз миссис Кричли. — Извините, если у вассложилось впечатление, что я доступна. Потому что это не так.

— Нет? — Саймон посмотрел на ее руки, тесно прижатые кбокам, и спокойно сказал: — Увидим.

Оливия сжавшись ждала, что он снова станет доказывать, насколькоона уязвима. Но вместо этого Саймон решительно развернул ее иподтолкнул к калитке.

— Спокойной ночи, миссис Нейсмит.

— Спокойной ночи, — ответила Оливия. Дверь машинызахлопнулась. — И… э-э… спасибо вам. — Она сама непонимала, почему благодарит его, но так было нужно. Даже еслиСаймон не слышал ее.

Когда она пошла к боковой двери, откуда-то стрелой вылетелачерная кошка и начала тереться о ее ногу. Оливия нагнулась и взялаее на руки.

— Ты желаешь мне удачи, Эбони? — пробормотала она,прижимаясь щекой к нежному меху. — Надеюсь, она мне непонадобится.

Она вспомнила о чувстве, которое испытала, на несколько секундоказавшись в объятиях Саймона. Если бы она не вырывалась, удалосьбы ей испытать то же, что с Дэном? И не пожалеет ли она в одинпрекрасный день о потерянной возможности? Может быть, и пожалеет…Но… все к лучшему. Она довольна своей жизнью с Джейми. Зачемподвергать себя опасности?

Совершенно незачем, убеждала она себя, поднимаясь наверх. Нотогда почему же так ноет грудь?

На лестнице было темно. А там, у мельничного пруда, рядом сСаймоном, все было таким ярким…

Саймон спрыгнул с седла, похлопал по шее Кактуса —угольно-черного арабского жеребца со снежно-белыми ногами — ипередал его Джону Казинсу.

— Ничто так не прочищает мозги, как хороший галоп, мистерСаймон, — заметил Казинс. — Вы выглядите намноголучше.

— Я и чувствую себя лучше, — ответил Саймон, неперестававший удивляться способности своих слуг замечать егонастроение. Если бы этой способностью обладали канальи, которыебыли у него в подчинении, едва ли он сидел бы здесь и билбаклуши.

Он размашисто шагал к дому и слышал за спиной негромкое ржаниеКактуса. Жеребец тоже умел разбираться в настроении хозяина.

Иногда Оливия напоминала ему Кактуса. Сильная, одухотворенная,чувствительная. Но на том сходство и кончалось. Хотя Оливияизвивалась в его объятиях как червяк, Саймон успел заметить, чтотело у нее удивительно нежное и женственное.

Саймон шел и рассеянно хлестал плеткой траву. Оливия тоженуждалась в осторожном обращении, небольшой тренировке и оченьлегком прикосновении к поводьям. Иными словами, если следоватьплану, который созрел у Себастьяна между кофе и поцелуем, от неготребовалось сохранять невозмутимость игрока в покер и действоватькуда тоньше, чем он привык.

Он наклонился и взял на руки Риппера, который радостно тыкался вколени.

— Что скажешь, Рип? — спросил Саймон. — Со всемисерьезными привязанностями я давно покончил. А она умна. Ей непонадобится много времени, чтобы привыкнуть к узде.

Рип помахал хвостом.

— Знаю, — ответил ему Саймон, — знаю. АлтеяКаррингтон-Коутс уже привыкла к узде. Но Алтея Каррингтон-Коутс незаставляет меня смеяться. Алтею Каррингтон-Коутс бессмысленнодразнить, потому что она даже не понимает, что ее дразнят, неговоря о том, чтобы находчиво ответить. Кроме того, меня совсем нетянет делить ложе с мисс Алтеей К.-К.

Рип лизнул его в ухо.

— Ты прав, — сказал Саймон. — Надо еще несколькодней подумать. Но я уверен, что овчинка стоит выделки. — Онприжался подбородком к извивающемуся тельцу собаки. — И знаешьчто, Рип? Если все пойдет хорошо, этот ублюдок-переросток, иначеименуемый моим двоюродным братом Джералдом, скоро поймет, что егоожидания тщетны. А если Эмма думает, что я должен жалеть его, этоее трудности.

— Ррр, — согласился Рип.

— Так и есть. Конечно, сначала мать будет горой стоять заАлтею, но я думаю, что в конце концов останется довольна.

Рип сказал "уфф" и лизнул хозяина в другое ухо.

Саймон улыбнулся, опустил пса на землю и пошел на кухню,насвистывая сквозь зубы.

Глава 4

Зак ворчливо поблагодарил таможенного чиновника аэропорта имениКеннеди и снял с транспортера поношенную дорожную сумку, с которойрасстался бы только в том случае, если бы сумка окончательноразвалилась.

Ее купила Мораг, когда Зак уезжал учиться в Кембридж. Она такгордилась им! Зак первым в семье должен был получить высшееобразование. Это было ей наградой за самоотверженность. Тогда Закне понимал, что ради младших братьев и сестер Мораг жертвоваласвоей юностью. Отец, никогда особенно не заботившийся о сбивавшейсяс ног матери, умершей от туберкулеза, приносил домой жалованье,пока не утонул в реке. Едва ли это был просто несчастный случай.После его смерти все свалилось на плечи Мораг, которая шила,присматривала за чужими детьми, клеила почтовые конверты и делалавсе, что могла, чтобы сохранить семью.

Сначала работники социальной сферы не спускали с них глаз, нопотом убедились, что Мораг им упрекнуть не в чем.

Когда Зак получил стипендию, Мораг обняла его и сказала, чтопервым делом надо купить хороший саквояж — пусть остальные студентызнают, что он приехал из приличного дома. Зак так никогда и несказал ей, что другие студенты приезжали с дорогими чемоданами, ане дорожными сумками, и что они ничуть не интересовались егобагажом.

На его левый локоть налетел высокий мужчина с бородой. Справа отЗака женщина в желтом сари пыталась управиться с двумя чемоданами идвумя очень маленькими и очень шустрыми детьми.

Аэропорты. Всюду одно и то же. Шум, толчея и люди, отчаянноторопящиеся к месту назначения и думающие о том, что их ждет.

— Вам помочь? — спросил Зак женщину в сари. Тапосмотрела на него удивленными карими глазами и покачалаголовой.

Зак вздохнул и пошел на стоянку такси. Современные людиразучились принимать помощь, предложенную от чистого сердца. Дляэтого они либо слишком пугливы, либо слишком независимы. А вот самон от помощи бы не отказался — предпочтительно в виде машины сшофером, присланной Мэтью Колфаксом. Но Мэтью и его жена Маргаретбыли в Сан-Франциско. Ему разрешили пользоваться домом и любоймашиной по его выбору, но до "Дубов" еще надо было добраться.

Он сошел с тротуара, обходя самозабвенно целующуюся парочку,услышал свое имя, поднял глаза и громко ахнул.

— Эмма! Черт побери! — пробормотал Зак, когданавстречу шагнула знакомая фигура.

— Да, это я, — сказала Эмма, роскошно выглядевшая вбелых шортах, сандалиях и кремовой шелковой блузке. — Ты что,не рад?

— Не очень.

— А следовало бы радоваться, потому что я на машине. Вочереди на такси ты простоял бы целую вечность.