Невесты Шерраби

Они сидели, потягивали вино, любовались тихой гладью пруда инаслаждались летним вечером.

— "Луга вкруг мельницы тихи, спит за плотиной сонный пруд…"— негромко процитировала Оливия. — Кажется, со временТеннисона [6]здесь мало что изменилось. Этоведь его края, верно?

— Да. Но в его дни вас бы не попотчевали здесь лучшимфранцузским вином. Или едой, которую не приготовишь на деревенскойкухне.

Он шутил, но был абсолютно прав.

Блюда действительно оказались изысканными, сухое вино — тонким иароматным. Они ели не торопясь, а когда начало темнеть и налетеламошкара, пошли на мельницу пить кофе.

У Оливии, которая много лет не пробовала такой вкусной еды,слегка зашумело в голове. Она совсем забыла, что не должнарасслабляться.

Саймон Себастьян, обладавший обольстительной улыбкой исексуальным голосом, непринужденно подливавший вина в ее бокал ибеседовавший о любимой им деревне, был чрезвычайно опаснымчеловеком. И, судя по всему, абсолютно безжалостным. По крайнеймере, в его прежней жизни. К тому же он не делал секрета из того,что хочет получить от нее больше, чем она готова дать…

При этой мысли по ее спине побежали мурашки.

— Вы… вы всегда жили один в таком большом доме? Я хочусказать, после того, как он достался вам в наследство? —внезапно спросила Оливия.

О боже… Она имела в виду совсем не это. Тем более что Саймон втот миг отвечал на ее предыдущий вопрос о том, как приводилось вдействие колесо, когда мельница еще работала. Теперь Себастьянзнает, что она его вовсе не слушает.

Саймон прищурился, сцепил лежавшие на столе руки, наклонилсявперед и уставился на нее так пристально, как будто хотелпросверлить взглядом.

Оливия широко улыбнулась, пытаясь скрыть внутреннеесмятение.

— Извините. Я не хотела вас перебивать. Просто мне пришло вголову, что… — Ее голос увял. На самом деле ей пришло вголову, что Саймон невероятно красив. Его светлая голова сияла нафоне стены, обитой темными деревянными панелями; тени отсветильника придавали его лицу таинственность. Сама того не желая,она представила эту голову лежащей на подушке… или на темно-зеленойтраве Шерраби.

Саймон неторопливо улыбнулся, и Оливия испугалась. Кажется, ондогадался о ходе ее мыслей и нашел их многообещающими.

— Нет, — сказал он, откидываясь на спинкукресла. — Я не всегда жил один. Но теперь один, если несчитать миссис Ли и Энни. А что? Вы хотите предложить свои…услуги? — Последнее слово прозвучало очень двусмысленно.

— Ох… — Оливия отпрянула, не сводя глаз с губ, которыепроизнесли столь вызывающую фразу. — Нет! — воскликнулаона. — Нет, я не… Послушайте, это не мое дело. Я сама не знаю,почему спросила.

Она и вправду не знала. Вопрос вырвался сам собой.

— Понимаю, — пробормотал Саймон. — Но раз уж выспросили, отвечу. В Шерраби жила моя мать, пока снова не вышлазамуж и не уехала в Шотландию играть в гольф. Это случилось меньшегода назад. Поэтому можете забыть все свои подозрения о том, что яустраиваю у озера пьяные дебоши и оргии. Матушка придерживаетсястрогих правил. — Он погладил себя по подбородку. — Нопоскольку в данный момент она отсутствует, как вы посмотрите на то,чтобы стать моей… скажем, компаньонкой? Думаю, условия вас вполнеудовлетворят.

У Оливии перехватило дыхание и побежали по спине мурашки. Ончто, серьезно? Но тут она увидела его обольстительные насмешливыегубы и поняла, что ее дразнят.

— Прошу прощения, но меня ваше предложение неинтересует, — сказала она, пытаясь подделаться под егонепринужденный тон. — Я не занимаюсь оргиями.

— Потому что не умеете. А чем вы занимаетесь, Оливия?

В вопросе слышался прозрачный намек. Заметив его лукавую усмешкуи искрящиеся глаза, Оливия ощутила холодок в животе. Она не должнауступать. Это доведет до беды.

— Ничем таким, что представляло бы для вас интерес, —ответила она.

Саймон посмотрел на нее сквозь пушистые, неожиданно темныересницы и протянул:

— Не уверен.

Несмотря на жару, Оливию бросило в дрожь.

— Вам следовало взять с собой шаль, — сказал Саймон,вставая и подавая ей руку. — Пора домой, миссис Нейсмит.

Оливия поднялась. Когда она не приняла протянутую руку, Саймонмногозначительно улыбнулся, решительно обнял ее за талию, повел кдвери и не отпускал, пока не усадил в "роллс".

Хотя больше ничего особенного не было сказано и нервничать былоне из-за чего, всю обратную дорогу Оливия провела, прижавшись кдверце машины. А когда они остановились у ее дома, очутилась натротуаре еще до того, как Саймон выключил двигатель.

— Что за спешка? — спросил он, выбравшись наружу инеторопливо обойдя "роллс". — Я понимаю, пригласить меня ксебе вы не можете. Слишком много свидетелей. Но это не значит, чтомы не можем попрощаться.

— До свидания, — сказала она. — Спасибо за…приятный вечер.

— Вы говорите, как викторианская барышня. Это самоебольшее, на что вы способны?

— Да. Самое большее.

— Чего вы боитесь, Оливия? Меня? Я абсолютно безобиден.

Улыбка Себастьяна была какой угодно, только не безобидной, носам он знать об этом, естественно, не мог. У Оливии похолоделовнутри.

— Нет. Нет, конечно, я не боюсь вас, — прошепталаона.

— А вы не хотите поцеловать меня?

Она облизала губы и попыталась отвести взгляд от его рта, но несмогла. О да, она хотела его поцеловать. Понимание этого потряслоее, как пощечина. Но она не хотела хотеть. Он был гипнотическипритягателен, притягателен невыносимо… Однако если бы онапоцеловала его, вся мучительная история любви могла начатьсясначала. Нет, конечно, Саймон не женился бы на ней. Но дажекороткая связь может причинить боль. И обязательно причинит. Она неиз тех женщин, которые легко относятся к любви. Или хотя бы легкогрешат. Иначе тот ад, через который она прошла с Дэном, не был бытаким страшным и не заставил бы ее прикрыть сердце броней…

Губы Саймона изогнула дразнящая улыбка.

— Нет, — прошептала Оливия, делая еще один шаг ккалитке. — Нет, я не хочу поцеловать вас.

Он прищурился и тихо спросил:

— В самом деле? Оливия, я слишком опытный человек, чтобы непонимать, когда мне лгут.

Ах, так? Внезапно она отбросила все колебания и сомнения. Оливиюохватил гнев. Лютый гнев на этого холодного, самодовольного,самоуверенного, непроницаемого человека, считающего, что он видитее насквозь. А то, что он совершенно прав, что она и в самом делелгунья, только подлило масла в огонь.

— О'кей, мачо [7]! — выпалила она. —Тогда и вы скажите правду! Вы действительно считаете, что стоитженщине увидеть вашу физиономию, как она готова упасть к вам вобъятия? Если так, то вы еще большая крыса, чем я думала!

— А вы еще более хорошенькая кошечка, — парировалСаймон. — Какой мужчина способен устоять перед такимискушением?

Он шагнул вперед и обнял ее.

Жар. Невыносимый, всепожирающий жар пронзил Оливию в тот миг,когда его пальцы коснулись ее обнаженного плеча. Это было ее первоеощущение. В следующее мгновение оно сменилось паникой. Оливиябольше не хотела испытывать этого жара. Ни за что. Не с Саймоном.Только с Дэном. Но Дэн мертв. Это лишний раз доказывало, что такиечувства опасны и что от них следует немедленно избавиться.

Саймон держал ее легко, но бежать было некуда. Пахнущие виномгубы нежно прикоснулись к ее рту. Оливия отчаянно пыталасьвырваться, чтобы избавиться от страха и смущения. Но в глубине душизнала, что не хочет избавляться от Саймона, который пробормоталчто-то неразборчивое и тут же отпустил ее.

— Примите мои извинения, — с поклоном сказалон. — По-видимому, я ошибся. Там, где я ожидал встретитьтемперамент, оказался всего-навсего плохой характер. Спокойнойночи, Оливия. — Он отвернулся и поставил ногу на подножкумашины.

Оливия смотрела на его напрягшиеся плечи, не в состоянииосмыслить случившееся. Ее тело еще дрожало от возбуждения.

— Нет, — сказала она, поняв, что Саймон сейчасуедет. — Нет, вы не ошиблись во мне.

6

Теннисон Альфред (1809–1892) — знаменитый английскийпоэт.

7

Самец (исп.); настоящий мужчина. Оливия употребляет его внегативно-ироничном смысле.