Страница 11 из 59
И самый сексуальный, прошептал ей услужливый внутреннийголос.
Ладно, пусть самый сексуальный. Это ничего не меняет.
Она поднялась по лестнице, потная, усталая, ошарашенная, ирешила выбросить Саймона из головы.
Может быть, ей это и удалось бы, если бы в семь пятнадцать неприбыла Энни Кут, веселая, оживленная и готовая присмотреть наДжейми.
А почему бы и нет, подумала Оливия. Все прежние доводы внезапнопоказались ей несущественными. Вовсе не обязательно ездить обедатьтолько с тем, кто тебе нравится.
— Я сейчас вернусь, — сказала она Энни и заторопиласьв спальню переодеваться.
С тяжелым сердцем стоя перед старомодным шкафом, Оливия решила,что наденет узкое черное платье, которое было у нее на все случаижизни. Проведя рукой по ткани в рубчик, напоминавший спагетти, онаторопливо натянула его, не давая себе возможности передумать.
Цвет платья совершенно не подходил для жаркого вечера. Но этобыло ее единственное нарядное платье. А она бы скорее согласиласьгореть в аду, чем показаться рядом с богатым и могущественнымчеловеком огородным пугалом.
Оливии все еще не верилось, что она едет обедать с этимвоображалой. Но… Она потрогала золотое обручальное кольцо, котороеносила до сих пор. Прошло много лет с тех пор, как ее возилиобедать. В этом приглашении нет ничего обидного. Ведь Саймон хочетизвиниться… В следующее мгновение внутренний голос пропищал, чтоона ищет себе оправдания.
Оливия не обратила на него внимания.
После смерти Дэна она поклялась, что больше никогда непольстится на красивое лицо и чарующие манеры. Оливия слишкомхорошо знала, как легко проходит любовь и как быстро очарованиесменяется разочарованием. А потом — сожалением. Она уже прошлачерез все круги ада и не хотела повторения. Одного этого былодостаточно, чтобы не принимать приглашения Саймона.
На улице залаяла собака. Похоже, это Риппер. Оливия потянуласьза флакончиком дорогих духов, подаренных Дэном на первую годовщинуих свадьбы. С тех пор она пользовалась ими очень экономно и толькопо особым случаям.
В последнее время их было не слишком много.
Вдохнув нежный аромат лилий, Оливия вспомнила неуловимый мужскойзапах, исходивший от голубоглазого Саймона. Да, она немногопобаивалась этого человека, хотя знала, что Себастьян всего лишьзабавляется с ней. Как он говорил? Что ему нравится заставлять своижертвы ждать и сгорать от желания? А она ответила, что не жаждет нитого ни другого. Она не могла позволить себе снова статьжертвой.
— Оливия Нейсмит, это смешно, — сказала она своемуотражению в маленьком кривоватом зеркале. — Совершенно смешно.Тебе не следует ездить с этим человеком.
— Конечно, не следует, — кивнула она самой себе иначала снимать платье. К счастью, еще оставалось времяпередумать…
И тут в дверь спальни громко постучали.
— Мистер Саймон здесь, мисс, — важно объявилаЭнни. — Он просит передать, чтобы вы пошевеливались. —Молодая женщина хихикнула, как будто считала дерзость Саймонаочаровательной.
Оливия, которая не находила в этом ничего очаровательного,наконец поняла, что колебалась слишком долго. Бежать было некуда.Она попала в ловушку.
Пальцы стали неуклюжими, и она две минуты вдевала в ушисеребряные сережки. Затем Оливия выпрямилась, сделала несколькоглубоких вдохов, выдержала паузу в целых пять минут и вышла вкомнату с низким потолком, которая служила одновременно кухней,гостиной и детской.
Она взяла себя в руки и улыбнулась Саймону, надеясь, чтовыглядит холодной как огурец… насколько это возможно в такуюжару.
— Вы опоздали, — заявил Саймон. Его тренированноетело, облаченное в серые брюки и легкий синий блайзер, едвапомещалось в маленьком цветастом кресле. Он одобрительно осмотрелее стройную фигуру в льняном черном платье. — Но дело тогостоило. Вы единственная из моих знакомых можете позволить себе втакую духоту носить черное.
Оливия вежливо улыбнулась. Если он будет и дальше продолжать втом же духе, вечер может получиться приятным.
Конечно, в том же духе он продолжать не стал. Скорее наоборот.Но она думала, что будет еще хуже.
— У вас лупится нос, — заметил Саймон, усаживая ее в"роллс". — При такой мраморной коже нужно носить зонтик отсолнца.
Скажи он это другим тоном, фраза могла бы сойти за комплимент.Но комплиментом тут и не пахло. Оливия сама знала, что у неелупится нос, и не хотела, чтобы ей напоминали об этом.
— Я думала, что вы собирались извиниться, — ответилаона. — А не критиковать мой внешний вид.
— Извиниться? — "Роллс" плавно завернул заугол. — За то, что мне хотелось наорать на вас и швырнуть возеро вместо вашего сына? Да, кажется, я был несправедлив к вам.Надо было швырнуть туда чьего-то папашу.
— Харолд тоже ни в чем не виноват. Джейми очень быстропользуется предоставившейся ему возможностью.
Саймон покачал головой.
— Вы удивительно милосердная женщина, — сухо сказалон. — На вашем месте я вел бы себя по-другому. На свете не такуж много матерей, готовых простить мужчину, не уследившего за ихсыном.
— Если я сомневаюсь в человеке, то пытаюсь видеть в немлучшее, — решительно заявила Оливия.
Уголки губ Саймона поднялись вверх.
— А я нет? Вы правы. Моя профессия предполагаетобратное.
— Поэтому вы привыкли судить о людях с первоговзгляда? — так же сухо ответила она. — Но теперь, когдавы больше не ходите по лезвию ножа, можно было бы научитьсяанализировать факты, прежде чем выносить суждение. Я называю этотерпимостью.
Саймон повернул руль.
— Будь я проклят, если стану терпимо относиться к детям,падающим в мое озеро! Каждый год по крайней мере один из нихпытается утонуть в нем. То же самое было при моем отце. И при братеМартине.
— Ох… — Оливия, раздраженная его снисходительнымтоном, моментально забыла свою досаду. — Конечно. У вас былбрат.
— Да. Он погиб шесть лет назад в Шотландии. Упал слошади, — равнодушно сказал Саймон, как будто смертьближайшего родственника его ничуть не трогала.
Оливия была потрясена. Она знала, что профессия научила Саймонатщательно скрывать свои чувства, но ведь речь шла о его родномбрате…
— Вижу, вы очень тоскуете по нему, — с нескрываемымсарказмом бросила она.
Саймон не сводил глаз с дороги, лицо его окаменело.
— Да. Честно говоря, тоскую. Шерраби должно былопринадлежать ему. А после него — его детям. Но у него не былодетей. Для этого нужна жена.
Ох… Наверное, Саймон все-таки переживал.
— Он не был женат? — тихо спросила Оливия.
— Разведен. — Слово упало как камень, и Оливия поняла,что тема исчерпана.
— Вы любите Шерраби, верно? — неожиданно спросилаона.
Разве можно не любить такое прекрасное поместье? Она сновапочувствовала печаль, которая не имела ничего общего с завистью, нобыла продиктована страстным желанием иметь корни.
— Да, — ответил Саймон. — Кажется, да. Намногобольше, чем в ту пору, когда вся ответственность за него лежала наМартине.
— Думаю, если бы Шерраби было моим, я чувствовала бы то жесамое, — промолвила Оливия.
Себастьян бросил на нее острый взгляд, и женщина забилась вдальний угол сиденья.
Вскоре машина свернула на узкий проселок под зеленой аркойкаштанов; когда они снова выехали на солнечный свет, то оказалисьна большой поляне у реки. В центре поляны стояла старая мельница.Ее колесо давно бездействовало, однако оранжевые кирпичные стенынапоминали о тихом идиллическом времени, когда жизнь была короче,но менялась мало. На берегу мельничного пруда стояли простыедеревянные столы.
— Будем есть на открытом воздухе? — спросила Оливия.Она должна была догадаться, что Саймон выберет нечто необычное.
— Если хотите. Внутри мельницы тоже есть ресторан, так чтоесли предпочитаете…
Оливия покачала головой.
— Нет. Тут так хорошо, так мирно…
— Пока не налетит мошкара.
Она засмеялась — впервые за весь вечер.
— Дует ветер. Она не станет нам надоедать.
Саймон пожал плечами и повел ее к столику, стоявшему немного встороне, под ветвями плакучей ивы.