Праймашина

«Я ведь не враг вам, гридийцы, я обычный человек. Меня назвалипреступником, но те, кто это сделал, в тысячу раз хуже меня. Почемувы им верите, гридийцы? Почему не хотите отпустить меня…»

– Стоять!

Они столкнулись на углу. Бесшумно подкрались с разных сторон,выглянули и одновременно увидели друг друга. Плечистый стражник собнаженным мечом и тщедушный Стеклодув, нервно сжимающий остробой.В честном бою у Яна не было бы и шанса, но гридиец ошибся. Стражникпривык к послушанию, к тому, что люди выполняют его приказы, а еще– не привык убивать просто так. Стражника учили ловитьпреступников, вот он и крикнул:

– Стоять!

И ошибся, потому что перепуганный Стеклодув неловко ткнул егоостробоем. И отскочил назад, в ужасе глядя на захрипевшегочеловека.

Острый клинок вошел стражнику в бок, туда, где находилисьзавязки кирасы, вошел глубоко, а когда вышел – на грязные камнимостовой хлынула горячая кровь.

– Я не хотел!

Хрип. Человек падает на колени, а потом, ничком, на землю.Конец.

– Что я наделал?!

Конец.

И Ян понял, что вот теперь, в эту самую секунду, они сгридийцами стали смертельными врагами. Теперь между ними кровь, иобратной дороги нет. Теперь это их война.

– Я ведь не хотел…

Первое в жизни убийство, ужас, сжимающаяся петля, беспощадныегридийцы, Герои… Все смешалось в голове Стеклодува, смешалось иразорвалось прайм-бомбой, рассеяв последние остатки самообладания.Он не слышал приближающийся цокот копыт, перестал разбирать дорогуи таиться, он видел лишь безнадежность своего положения.

– Я не хотел! – Размазывая по лицу слезы и чужуюкровь, Стеклодув бросился к реке. – Я не хотел!

– Ты слышала?

– Крик!

– Туда!

Карлос дает шпоры, и жеребец послушно несет его к переулку.

– Тело!

– Он мертв! – Шахмана уже на земле и прикасаетсяпальцами к шее стражника. – Меньше минуты!

Шахмана Егоза Героиня опытная во всем, что касается смерти, неошибается.

– Урод совсем рядом!

– Да!

Карлос нервно озирается, пытаясь отыскать взглядом преступника,и чувствует, как охотничий азарт сменяется злостью.

«Из-за какого-то простолюдина?»

Нет. Потому что простолюдин не «какой-то», а гридиец! Будущийего подданный! Один из тех, за кого он, став лордом, будет нестиответственность.

Злость требует выхода.

– Куда он побежал?

– Не могу разобрать, – бормочет склонившаяся надмостовой Егоза. – Скорее всего…

– Свет!

– Есть!

Огненная лиса взмахивает рукой, и метрах в трех над ее головойвозникает облачко веселых искр.

– Видишь следы?

– Я…

Закончить Шахмана не успевает – грохочет выстрел.

Прайм-выстрел, который ни с чем не спутаешь. Молния чистойэнергии вонзается в Егозу, испепеляя ее на месте.

– Нет!

Две потери за пару минут – это слишком. Разъяренный Карлос недумает о том, что у преступника может оказаться еще какое-нибудьпрайм-оружие, например бомба. Он позабыл предупреждения и даже осебе – позабыл. Разъяренный Карлос бросается вперед, всей душоймечтая отомстить за своих.

– Убью!!

Стражник мертв, Шахмана мертва, и кое-кто должен заплатить заэто.

– Подонок! – Черную тень беглеца Карлос заметил вмомент выстрела и больше не упускает из виду. Пришпоривает жеребца,а когда видит, что преступник сворачивает в узкий переулок,соскакивает на землю, бежит следом и, догнав, делает первый выпад:– Скотина!

– Не надо!

Стеклодуву удается отбить удар. Клинок у остробоя хороший, изотличного сплава, с прекрасной заточкой, рубить и колоть позволяет,но фехтовать – нет. Для фехтования остробой не подходиткатегорически. И не важно, что сейчас против него всего лишькинжал. Остробой оружие сложное, только для Героя подходящее, да ито – для особого Героя.

– Мерзавец!

– Нет!

Второй удар, лезвие чиркает по раненой руке Яна, и кровь,едва-едва успокоившаяся, начинает сочиться из-под повязки.

– Грязная тварь!

Отчаяние придает Стеклодуву сил. Он с криком бросается вперед,надеясь нанести рубящий удар. Или ни на что не надеясь. Простобросается вперед, понимая, что все кончено.

Карлос легко, как на тренировке, уходит от неуклюжего выпада иуверенно колет Яна под вздох.

«Все кончено, все…»

– Умри, подонок. – Молодой человек с омерзениемсмотрит на замершего Стеклодува. – Будь ты проклят, гад.

«Да, я подонок, я убил человека. Я убил двух человек. Пусть яумру, как подонок, но я должен рассказать…»

– Праймашина… – хрипит Ян, выпуская из рукостробой.

Тяжелое оружие со звоном падает на камни.

– Что? – кривится Карлос.

«Пусть он услышит! Пусть он меня услышит!!»

Ян бормочет из последних сил:

– Тайна… Леди Кобрин строит Праймашину… Она все изменит…Весь мир…

«А ведь я ничего о нем не знаю, – проносится в головеКарлоса. – Я не знаю, что он натворил…»

Злость почему-то улетучивается, и молодой лорд видит перед собойне преступника, а умирающего человека. Тщедушного, жалкого,отчаянно пытающегося сказать…

– Праймашина… – повторяет Ян и падает на землю.

– Молодой господин!

Вокруг становится светло и многолюдно.

Подбегают стражники, десяток, не меньше, и каждый второй держитв руке факел. Появляется Лашар и два его Героя, спрыгивают слошадей, продираются к телу и молча смотрят на мертвогопреступника. Даже Искательная телега пригрохотала, хотя ее никто неждал. В маленьком переулке собираются едва ли не все участникипоисков. Кобрийцы напряжены. Гридийцы наперебой превозносятмолодого лорда, восхищаются его смелостью, почтительно качаютголовами. Карлос что-то отвечает, усмехается, вытирает кинжал оподанную тряпку, но в его голове снова и снова звучат последниеслова преступника:

«Праймашина… Леди Кобрин строит Праймашину…»

Просыпался Гридвальд засветло, а все потому, что ложилсярано.

Люди в этих краях слыли прижимистыми, собственно, не простослыли – они такими и были. Копеечку лишнюю предпочитали хранить, ане тратить, баловство разное не одобряли, вот и получалось, чтознаменитая прижимистость делала гридийцев зажиточными. В каждомздешнем доме стоял хотя бы один прайм-светильник, а у хозяевтрудолюбивых или купцов удачливых – так и во всехпомещениях, – вот только включали их изредка. Гридийцы какрассуждали? Мы ить не столица, чай, чтобы веселиться до упаду, такпочто прайм тратить? Поработал – отдохни, пока солнце не село, апосле – спать, сил набираться перед новым трудовым днем. Ежели чегоподелать охота, по молодости лет, то свет только помеха, а человекувзрослому он и вовсе без надобности, не читать же ему, в самом-тоделе? Вот и засыпал Гридвальд сразу после заката, а просыпался,соответственно, еще до первых лучей, когда не все звезды в едвапосветлевшем небе растворялись. И ворота городские стражникиоткрывали, когда люди из домов выходили, а потому прохожие неудивлялись, встречая в раннюю пору незнакомцев на улице.

И этому тоже не удивились.

Был путник ростом невелик – большинству гридийцев разве что догруди доставал, тщедушен, и от того казался несерьезным. Платьеносил чистое, но простое, дешевое: рубаха с пояском и двумянакладными карманами, льняные штаны да короткие сапоги, потертые инемного грязные. Дополняли картину холщовая сумка через плечо имятая шапка пильдербанского фасону. С перышком. Единственнойпримечательной чертой незнакомца было полное отсутствие волос:шишковатая голова его, напоминающая плохо выточенный шар, не зналани шевелюры, ни бровей, не говоря уж об усах или бороде, а потомугридийцы, к мужской растительности с уважением относящиеся,провожали незнакомца ироничными взглядами.

На которые путник не обращал внимания.

Спокойный и деловитый, четко знающий, куда идти, он черезплощадь Шестерней дошагал до улицы Стучальщиков, которую облюбовалигридвальдские кузнецы да механики, оглядел открывшиеся лавки и,сняв шапку, подошел к хозяину ближайшей, внешне богатой, наобновленной вывеске которой значилось горделивое: «Ганс Подкова.Починяю все, что починяется».