Праймашина

В это утро, к примеру, умелая Нафана принялась будить Карлосаедва ли не в самый последний момент. Молодой лорд уже почтипроснулся, заворочался, медленно расставаясь со сном, потянулся итолько тогда почувствовал на своих плечах маленькие теплыеладошки.

– Хорошо, – сквозь дрему прошептал Карлос. –Очень хорошо.

Замечательные слова, чтобы начать новый день.

Ладошки погладили шею, затем спустились ниже, к спине, ласковопройдясь вдоль позвоночника, и замерли, ожидая реакции.

– Очень хорошо, – повторил Карлос, медленноповорачиваясь на бок.

Ему не нужно было открывать глаза, чтобы увидеть Нафану.Миниатюрная, хрупкая, с маленькой грудью и узкими бедрами, еще непознавшими радость материнства, она разительно отличалась отсклонных к пышным формам гридийских женщин и была похожа на изящнуюфарфоровую куколку, созданную великим художником. Бархатистая кожадевушки была не очень смуглой, лишь чуть темнее, чем у доктов,мягкие черные волосы вились крупными кудрями, а широкая прядь,которую Нафана покрасила в алый цвет, добавляла прическепривлекательности. Любимая служанка молодого лорда была наполовинуадорнийкой, дочерью войны, так сказать, во время которой солдатыобеих армий вдоволь повеселились на захваченных территориях, и ееэкзотическая красота возбуждала Карлоса сильнее любогонаркотика.

– Доброе утро, молодой господин.

– Куда уж добрее!

Нежный голос играет на струнках души, словно на лютне. Ароматдорогущих духов щекочет ноздри, наполняя душу предвкушением, пальцыКарлоса мягко прикасаются к теплому телу красавицы, и тонкий шелксорочки исчезает, бесшумно падая на простыни. Нафана прекраснознала, чего захочется молодому господину после пробуждения, ипозаботилась о том, чтобы прозрачное одеяние соскользнуло с ее плечот легчайшего прикосновения.

– Сколько времени? – поинтересовался Карлос,переворачиваясь на спину.

– Полдень, – прошептала девушка, целуя грудьгосподина. Черные волосы щекочут кожу, нежные прикосновения ладонейи еще более нежные – губ доводят до исступления.

Хрупкая, почти невесомая Нафана казалась видением, прекраснымвоплощением мечты, внезапно появившимся в полумраке спальни. Лордпровел рукой по выпирающим лопаткам девушки, а затем чуть надавил,заставив служанку прижаться к его груди – юноше нравилосьчувствовать твердые соски полукровки.

– Ваш отец просил вас явиться сразу, как проснетесь, –прошептала девушка, усаживаясь на живот лорда.

– Наверное, хочет поблагодарить меня за вчерашнийуспех, – пробормотал Карлос, крепко сжимая худенькие бедраслужанки.

– Наверное, – не стала спорить Нафана.

Она почувствовала желание господина, но не спешила, продолжалаласкать Карлоса, уверенно распаляя молодого лорда.

– Ночью была отличная драка, – пробормотал юноша,продолжая тискать бедра Нафаны.

– Вы самый смелый рыцарь в мире. И самый сильный… – Ивздрогнула, когда нетерпеливый Карлос резко приподнял ее и заставилустроиться сверху. – Зачем спешить, молодой господин?Удовольствие требует времени.

Жаркий шепот красавицы… прерывистое дыхание… проникновение внее… желание любить… Карлос готов был отдаться страсти, с головойпогрузиться в любовный омут, но ощущения неожиданно вызываливоспоминания о прошедшей ночи. Жаркий шепот умирающего преступника…прерывистое дыхание… проникший в него кинжал… желание убить… Грудьпреступника, вобравшая в себя сталь… Прелестная девушка, вобравшаяв себя его естество… Пережитое смешалось в гремучую смесь, породивнехарактерное желание:

– Сегодня я хочу быть грубым.

Движение – и он оказался сверху, крепко прижал Нафану к постелии надавил так, что девушка вскрикнула. То ли от боли, то ли отнаслаждения.

– Сегодня я буду яростным!

– Да!

Резкий толчок заставил девушку снова вскрикнуть и выгнутьспину.

– Я буду зверем!

– Еще! – Ее маленькие ноготки царапали спину Карлоса,а красная прядь казалась кровавой. – Еще!

Глаза закатились, маленький рот перекошен, на лбу выступиликапельки пота, и Карлос двигался все быстрее и быстрее, чувствуясебя не столько зверем, сколько убийцей.

– Это завтрак? Ты смеешься? Издеваешься? Ты понимаешь, чтоя тебя, урода, с пылью смешаю?! Как ты смеешь предлагать мне этуотраву?!

– Прекрасная каша… – пробормотал перепуганныйтрактирщик.

– Что?! – взревел Лашар.

Пылающий взгляд, подрагивающие от бешенства губы, сжатые нарукояти кинжала пальцы – вид разъяренного кобрийца был стольстрашен, что несчастный трактирщик приготовился проститься сжизнью.

«Но что я сделал? За что?»

Он ведь просто принес благородному господину завтрак, самоличнопринес, оказывая, так сказать, высшую честь дорогому гостю. И вотчем все закончилось…

– У нас в Гридии…

– Я из Кобрии, мерзавец! – взбеленился Маркус. –Запомнил? Из Кобрии! Где мужчины едят на завтрак мужскую еду, а непоганую кашу!

«Что ты понимаешь в правильной еде, трое вил тебе в задницу!Каша ему не нравится! А что ты у себя жрать привык, варвар? Толькомясо? Вот потому и бросаешься на людей, как зверь чудский».

Так думала кухарка, наблюдающая за перепалкой с лестницы, сбезопасного расстояния. Кухарке очень хотелось поглазеть назагадочных кобрийцев, вот и прокралась на второй этаж вслед захозяином. Посмотрела. И много интересного услышала о своейстряпне.

– Это пшено? Я что, петух? Или попугай адорнийский? Длякаких цыплят твои куры варят это дерьмо?

«Кого ты цыплятами назвал, недомерок? – мысленновозмутилась кухарка. – На себя сначала посмотри!»

К огромному ее разочарованию, главный кобриец оказался мужчинойне представительным, проигрывал могучим гридийцам по всемпараметрам. Хоть и плечистый, но низенький, лицом красив, но бородыне носит, усы только, и плешь приличную заработал, и злой, опятьже, а злые в постели плохи, только о себе думают, то ли дело СтефанЛесоруб…

Кухарка вздохнула, отогнала мысли о любовнике, которому почтиуже решила изменить с чужаками, и вновь обратила внимание наскандал.

К ее удивлению, хозяин все еще был жив.

– Чего молчишь, тупая скотина?

– Жду распоряжений милостивого господина.

А что он еще мог сказать? Каша уже на животе, медленно сползаетна пол, тарелка разбита и растоптана, под глазом наливается синяк.Впрочем, кинжал кобрийца так и не покинул ножен, а это былоединственное, что волновало трактирщика по-настоящему. Всеостальные выходки Лашара не выходили за рамки обычных дляблагородных ублюдков истерик.

– Каких распоряжений ждешь?

– Хочу узнать, что вам будет угодно на завтрак?

– И все?

– Хочу принести глубочайшие извинения.

Трактирщик жил долго и знал, что когда благородные бесятся,нужно немедленно признавать свою вину и каяться. В этом случаечванливые подонки легче берут себя в руки.

– Молодец, – одобрительно кивнул Маркус. – Чтоесть на завтрак?

Трактирщик и так был готов исполнить любое желание высокогогостя, но выволочка повысила градус его подобострастия дотемпературы солнца.

– Все, что будет угодно милостивому господину.

– Правильный ответ, – кивнул Лашар. – В этой дыреумеют готовить яичницу с грудинкой?

– Конечно.

– Из четырех яиц, скотина.

Маркус плюнул в трактирщика, не попал, правда, – тупойгридиец сумел увернуться, – выругался и вернулся в комнату,громко хлопнув за собой дверью.

– Еда – дерьмо, вино – дерьмо, женщины… – Местныхженщин Лашар не пробовал, но не сомневался, что в лучшем случае ихдостоинства тянут на единицу с минусом. По десятибалльнойшкале. – Большей дыры я в жизни не встречал! Дажеламбандонский Закраинск кажется отсюда столичным пригородом.

Тюфяки набиты сеном, одеяла воняют сапогами, что означает слово«подушка», не понял даже хозяин заведения, а на простыняхобнаружились подозрительные пятна, к счастью, не влажные. Датоспредлагал кобрийцам поселиться в замке, но Лашар отказался –пребывание в городе давало больше свободы – и теперь жалел опринятом решении. И срывал дурное настроение на всех, ктоподворачивался под руку.