Праймашина

Впрочем, забивать неприятными мыслями головы Черепваты нелюбили: к чему размышлять о грустном? В настоящий момент их гораздобольше волновал прикладной вопрос: по какой дороге ехать?

– На этой неделе патрулями Ахдарчамнава Щуп командует, а онужас как любит на уток охотиться, – припомнил Одноглазый.

– А в лес заходить боится, – кивнул Безухий. –Что-то у него с Девятью Дятлами не то вышло.

– Не у него, а у евойного папаши.

– Точно тебе говорю – у него. По молодости он в этом лесуполовину свиты угробил, на трехглавую наткнувшись.

– Это когда за нами погнался?

– Если бы он знал, за кем гнался, мы бы с тобой сейчас небизнес обсуждали, а на деревьях покачивались, как маятникикакие-нить.

– Не сейчас, а десять лет назад.

– Все равно как маятники.

– Это точно.

Безухий почесал в затылке.

– Ладно, патрули, стало быть, по болоту шастают, а с Чудьючто делать будем? Где ее больше?

– Попробуем узнать.

Предсказать перемещения дикой Чуди, что шастала по лесам ссамого катаклизма, не могли даже лучшие гадатели на свежевынутыхпотрохах, но братья свято верили в магические кости, за которыекогда-то отвалили бродячему магу небольшое состояние, и прибегали ких помощи во всех затруднительных случаях.

Одноглазый извлек из мешочка два разноцветных кубика и потряс ихв кулаке.

– Красный – болото, белый – лес.

– Бросай! – нетерпеливо велел Безухий.

Кости упали на утоптанную землю, и работорговцы наклонились,жадно изучая получившуюся комбинацию.

– Четыре к шести.

– Значит, лес.

Полной гарантии зачарованные кубики не давали, ошибки у нихслучались, но лучшего советчика у Черепватов не было.

Братья вскочили на лошадей, и Одноглазый махнул рукойдожидавшимся приказа спутникам:

– Давай к Девяти Дятлам!

Сны бывают разными. Интересными или не очень, хорошими илистрашными, запоминающимися или мимолетными, пустыми илинаполненными смыслом. Иногда – очевидным смыслом, иногда – скрытым,который расшифровать можно лишь с помощью опытных толкователей,знающих, почему рождаются во тьме ночной те или иные образы, испособных собрать их в законченные послания.

Сны играют с нами. Бесплотным туманом окутывают нас в часызабвения и часто уносят далеко прочь. Или в другие страны, или вдругие миры, или в далекое прошлое, когда все вокруг было наполненобеззаботным весельем. И вот эти, последние, сны, в расшифровкетолкователей не нуждались – для этого они были слишком хороши.

Добрые, нежные, очень теплые и очень мягкие, эти сны приходиликрайне редко, наверное, как все доброе, нежное, очень теплое иочень мягкое в нашей суровой жизни. Однако приходили и словноговорили: все не так плохо, как порой кажется, в твоей душе естьместо хорошему, ты еще человек… И Марида верила. Цеплялась за этиредкие сны и верила в добро.

И сейчас она видела один из таких снов. Прекрасно понимала, чтоспит, что все вокруг ненастоящее, но она все равно улыбалась.Потому что ей нравилось то, что она видела.

Мариде снилась долина Тысячи Лепестков, в центре которой выросбольшой и красивый Диналион – город ее детства. Город, пропитанныйнеподдельной радостью и наполненный доброжелательными людьми.Город, каждый дом которого был совершенен, а каждый житель –прекрасен. Город магов и поэтов, целителей и созидателей,художников и воинов. Мариде снились точеные мосты через шумнуюДиналию и стоящий на ее берегу великолепный замок лорда Диналерико.Снились площади, которые правильнее было бы назвать полянами,снились улицы, а точнее – аллеи, сады и парки. И еще Мариде снилсяРелеветар. Молодой и веселый Релеветар, в объятиях которого онасгорала от страсти. Снилась их прогулка, та самая, первая настоящаяпрогулка, когда оба знают, чемзакончится встреча, но не говорят об этом. И молчаливоепредвкушение неимоверно возбуждает влюбленных… Они веселятся уфонтана, целуются на мосту, и Релеветар дарит ей восхитительныйцветок. Вплетает пышный бутон в ее волосы, потом берет ее за руку инегромко читает изящное стихотворение, в каждой строчке которого –любовь.

А потом они идут на берег небольшого озера, в один из множестваукромных уголков, которые молодые адорнийцы приспособили для тайныхвстреч. Солнце заходит, красные лучи бесшумно скользят по тихойводной глади, но Мариду и Релеветара не волнует красота чарующегозаката. Они слишком долго ждали этого мгновения и не в силах большетерпеть. Одежда летит на землю, сплетаются руки, сплетаются губы,нежные слова кажутся продолжением прекрасного, посвященного толькоей стихотворения, и кружится голова…

Марида счастлива.

Она забывает, что видит сон. Сейчас это не важно. Сейчас всенастоящее: Релеветар, его руки и напор, его губы и глаза, егонеистовая страсть… Марида счастлива.

Но неожиданно чувствует, что юноша останавливается. Маридаоткрывает глаза, смотрит на Релеветара, и ее взгляд молит ободном:

«Продолжай!»

А в ответ слышит шепот:

«Опасность!»

«Опасность?!»

Нет ничего страшнее, чем встретить в непроходимой чаще проклятуюЧудь, появившуюся на земле после давней катастрофы. Землетрясения,ураганы, смерчи, огненные и ядовитые дожди – все напасти, чтоизводили людей во время Катаклизма, постепенно сошли на нет. Жизньвновь стала налаживаться, появился благословенный прайм, дающийлюдям невероятную силу, но… Но добра без платы не бывает, и платойстала Чудь.

Сначала ее было мало, охотники находили в лесах уродливыхтварей, отдаленно напоминающих привычных зверей, без труда убивалиих и со смехом рассказывали о своих подвигах у вечерних костров. Новремя шло, и Чудь набирала силу. И теперь уже не одинокие зверивстречали охотников, а целые стаи. И не только в чащобах. Почуявшаякровь Чудь нагло вторгалась на территории людей, подстерегалапутников на дорогах, разоряла небольшие поселения, а изредка даженападала на замки. Но хуже всего то, что стала появляться Чудьразумная, понимающая, как надо биться, однако не желающая знатьничего, кроме битв. Точнее, не разумная – смышленая, хитрая,коварная… Как раз таки разумная Чудь в мире обитала давно, с самогоКатаклизма – обладающая не только разумом, но и речью, а главное –Геройскими талантами. К такой Чуди уже привыкли – по сути эти Героиничем, кроме странной внешности, от обычных героев не отличались, исейчас в отрядах как доктских, так и адорнийских Лордов нет-нет даи встречались наги, маназмеи и прочие Чудь-Герои. А вот то, чтодикая Чудь, живущая в лесах да пустошах, научилась соображать,хитрить и даже сбиваться в отряды – явление недавнее: старикишептались, что это к большой войне.

С дикой Чудью, хоть тупой, хоть разумной, нельзя былодоговориться, ее нельзя было напугать и отогнать подальше,объяснить, что вторжения обязательно заканчиваются смертью –бессмысленная жажда крови гнала Чудь на людей. Солдаты и охотникиистребляли тварей десятками, но тем на смену приходили новыеполчища, заставляя людей постоянно ожидать нападения.

Именно Чуди были обязаны нехорошей своей славой и лес ДевятиДятлов, и болото Мертвых Опарышей, и именно встречи с Чудью братьяЧерепваты опасались гораздо больше, чем патрулей: ведь кривыеконтрабандистские тропки подвергались атакам тварей чаще широких,охраняемых солдатами дорог.

– Ты слышал?

– Вой?

– Хруст, – пугливо заметил возница первой кибитки,хотя его никто не спрашивал. – Как будто кто-то кость грызет.Человечью.

– Тьфу на тебя, дубина.

– Что?

– Заткнись!

– Слушаюсь!

– Не вой, – прошептал Одноглазый. – Дыханиетяжелое… Это леший, брат, другие здесь не водятся.

– Одного лешего мы завалим, – так же тихо ответилБезухий. – Другие есть?

– Хруст это, а не дыхание. Хруст…

– Еще вякнешь – прирежу!

Возница опустил голову.

Как тут не вякать, если тьма кругом кромешная, а посреди этойсамой тьмы кто-то невидимый, но наверняка огроменный с чавканьемгрызет берцовую кость какого-то бедолаги? Возможно, возницы другойкибитки, что шла пару часов назад через Девять Дятлов с запрещеннымтоваром, да не дошла. И теперь огроменный, стало быть, чавкает, аостальные твари слюнки пускают да облизываются, к приближающемусякаравану прислушиваясь.