Вторая могила слева

- Если придется надеть на тебя наручники и силком потащить в тукомнату, я это сделаю.

Я наградила его яростным взглядом. Дениз тоже разозлилась иускорилась, оказавшись возле нас быстрее, чем я думала.

- Она тебя ударила? – потрясенно спросила она.

Больше, чем когда-либо в жизни, мне захотелось хорошенько еепнуть. Где носит Ульриха, когда он так нужен?

- Что ты собираешься с этим делать? – снова спросила Дениз папу.Моего папу. Смутившись, что офицеры видели мою истерику, онаогляделась по сторонам. – Лиланд…

- Заткнись, - отозвался он тихим, угрожающим голосом, лишивДениз дара речи. Наконец-то.

Ее рука легла на горло, словно так ей было легче проглотитьпапины слова. По закону, любой офицер, который видел, как я ударилапапу, был обязан меня арестовать. Но никто не сделал ни шага в нашусторону.

Папа возвышался надо мной в полный рост своей худой фигуры, но язнала, какой он крепкий и сильный, и не сомневалась: если емувзбредет в голову поволочь меня в конференц-зал, он это сделает. Нотогда он дернет кошку за хвост. Без боя я не сдамся, и этот бой онзабудет нескоро.

- Да пожалуйста, - сказала я так же тихо и угрожающе, как он, -надевай на меня наручники. По собственной воле в ту комнату я невернусь, потому что не имею ни малейшего желания видеть жалостьвсех, кто в курсе, что ты послал психа убить собственную дочь.

Вздохнув, папа ссутулил плечи.

- Я этого не делал.

- Не делал? – резко переспросила Джемма, выходя вперед. – Именноэто ты и сделал, папа.

- Нет. Я хотел сказать…

- Она особенная. Неповторимая. – От слов Джеммы я затаиладыхание. – Она представляет собой намного больше, чем даже тебе оней известно. И ты послал его к ней?!

- Джемма, - подала голос Дениз, и я почувствовала, что онасчитает, будто ее предали, - о чем ты говоришь? Он умолял тогочеловека не причинять вреда Чарли.

Похоже, Джемма с трудом сохраняла спокойствие. На несколькосекунд закрыв глаза, она повернулась к нашей мачехе.

- Мам, неужели ты ничего не слышала?

- Я слышала каждое слово, - с горечью проговорила Дениз.

- Мама, - Джемма положила руки ей на плечи, - открой глаза. – Ееголос был мягким, потому что она не хотела ранить чувстваведьмы.

У меня таких порывов не было:

- Это невозможно.

Дениз злобно скрипнула зубами и повернулась к папе, тыча в меняпальцем, на случай, если он не заметил:

- Видишь?

Меня до сих пор беспокоила реакция Джеммы. Честно говоря, недумала, что ей вообще есть до меня дело.

Державшийся все это время позади дядя Боб шагнул к нам.

- Может, пойдем все ко мне в кабинет?

- Я ухожу, - сказала я, чувствуя себя выжатой, как лимон.Казалось, меня вот-вот стошнит. Я снова шагнула к выходу.

- Я знал, что у него ничего не выйдет, - еле слышно проговорилмне вслед папа.

Я остановилась. Обернулась. Ждала продолжения.

- Я знал, что все закончится, как с остальными.

С какими остальными? О скольких случаях ему известно?

Папа подошел ко мне и умоляюще посмотрел мне в глаза.

- Солнышко, ну подумай. Если бы он пришел за Дениз иди Джеммой,они были бы уже мертвы.

Он был прав. Но это не уменьшало моей боли от того, что онсделал. Ужасная, жгучая боль, какой мне еще никогда не доводилосьиспытывать, прожигала дыру у меня в груди, стеной росла передомной, пока я снова не почувствовала, что задыхаюсь. А потом этослучилось опять. Чертовы слезы. Господи, неужели можно быть ещеболее жалкой?

Папа погладил меня по щеке.

- Я знал, что с тобой все будет в порядке. Как всегда, моязамечательная девочка. У тебя есть, ну не знаю, какая-то сила.Которая неотступно следует за тобой. Ты самое удивительноесоздание, какое я когда-либо видел.

- Но ты должен был сказать ей, - упрекнула Джемма, - должен былее предупредить.

Теперь она тоже плакала. Я глазам своим не верила. Я попала в«Сумеречную зону». Больше никаких телемарафонов научной фантастики.Шагнув ко мне, Джемма меня обняла. Взяла и просто обняла. И будь япроклята, если не обняла ее в ответ.

Прорвались на поверхность годы горечи и обиды, когда меняпостоянно отодвигали в сторону, как чокнутого изгоя, как гадкогоутенка. И, несмотря на все мои усилия сдержаться, рыдания сотрясалименя снова и снова. Папа обнял нас обеих, едва слышно шепчакакие-то извинения.

Я взглянула на Дениз. Смущенная и сбитая с толку, она стояла,оглядываясь по сторонам. Мне почти стало ее жаль. Почти. Я жестомпредложила дяде Бобу присоединиться к нам. Он мечтательно улыбался,но когда увидел, что я его зову, нахмурился и замотал головой.Наградив его своим убийственным взглядом-лазером, я позвала снова.Глубоко вздохнув, он подошел к нам и обнял всех сразу.

Так мы и стояли посреди полицейского участка, обнимаясь и рыдая,как звезды в реабилитационном центре.

- Сейчас задохнусь, - сдавленно выдохнула Джемма, и мырассмеялись, как когда-то, когда были еще школьницами.

Глава 19

Если мне до лампочки, это еще не значит, что я непонимаю.

Надпись на футболке

- Без обид, но все эти годы ты вела себя со мной, как последняястерва.

Я подмигнула Джемме. Мы сидели за столиком в папином баре. Сэммиготовил нам хуевос ранчерос, а папа разливал заказанные напитки.Дениз увязалась за нами. Даже дядя Боб нашел себе оправдание, чтобысбежать из участка и перекусить.

- Конгрессмен может и подождать, - усмехнулся он, а потомогорошил меня вопросом: - Не объяснишь, откуда у тебя на спинепорез?

Похлопав его по животу, я доверительно поделилась:

- Будешь продолжать есть, как сейчас, начну называть тебя дядяПузырь.

А он ответил:

- Не очень-то мило.

А я:

- Знаю, потому и сказала.

А он:

- А-а.

А потом мы все приехали сюда.

Джемма поерзала.

- Я над этим работаю, ясно? Ты хоть представляешь, что значитбыть сестрой удивительной Чарли Дэвидсон? Той самой ЧарлиДэвидсон?

Я как раз глотнула чая со льдом, который вручил мне папа, и чутьне поперхнулась. Пережив затяжной приступ кашля, я уставилась нанее с открытым ртом.

- Издеваешься? Это ты всегда была идеалом. И у тебя былипроблемы с тем, чтобы быть моей сестрой?

- Чушь собачья. – Джемма закатила глаза. Оказывается, мы с нейбольше похожи, чем я помнила. Жуть какая.

- Ты ведь со мной не здоровалась, - гнула я свое. – Даже несмотрела на меня, когда я входила в помещение.

- Мне казалось, ты этого не хочешь. – Джемма смущенно опустилаглаза.

У меня отвисла челюсть.

- Откуда такие нелепые мысли?

- Ты сама мне сказала больше никогда с тобой не заговаривать.Даже не здороваться. И никогда, ни при каких обстоятельствах, натебя не смотреть.

Чего? В упор такого не помню. Хотя… нет, разок было.

- Чувиха, мне ж тогда было девять лет.

Она покачала головой. Ладно, два раза.

- Двенадцать?

Джемма снова покачала головой.

- Да ладно, не важно. Это было давным-давно.

- Ты не определяла временные рамки. Вижу, что ты не помнишь, ноя помню, словно все было только вчера. К тому же ты всегда былаочень скрытной. Мне так много хотелось узнать, но ты ничегошенькине рассказывала. – Она пожала плечами. – Я всегда чувствовала, чтомне в твоей жизни места нет.

Пришла моя очередь заерзать.

- Джемма, есть некоторые вещи, о которых просто-напросто лучшене знать.

- Опять двадцать пять, - сказала она, поднимая руки.

Сидящий напротив нас папа рассмеялся:

- Со мной то же самое.

- Серьезно, ребята, я не шучу, - настаивала я.

- Чарли права, - вклинилась Дениз, - пусть оставит все это присебе.

Ну вот, снова мы катимся в Пошланафигвиль. А в нем совсем не таквесело, как в Маргаритавиле. Ничего на свете Дениз не любит меньше,чем говорить о Чарли.

- Дениз, - папа накрыл ладонью обе ее руки, - тебе не кажется,что мы слишком долго придерживались этой позиции?