Страница 4 из 11
Трехлетний Лева — пухлый красавец, трехлетняя Таня — худенькая идлинненькая, как червячок, отчего-то у миниатюрных родителейполучилась высокая девочка, выше Левы.
Таня — откровенно некрасивая девочка, Буратинка с длинноватымносом своего деда-профессора. К тому же какая-то неприбранная,причесанная и одетая без любования — шерстяная кофточка назастиранном ситцевом платье, колготки гармошкой у колен, чахлыеволосенки повязаны красным капроновым бантом, совершенно неподходящим к цвету ее волос, — к светлым волосам лучше бысиний бант. В общем, сразу видно, что мать этого ребенка — мыслящийчеловек.
Фира достала из комода свой старый синий бант, перевязала,распушила бант, пальцем подвила висящую прядку, подтянула на Танеспадающие до коленок колготки. Приподняла Таню за колготки,поцеловала, покачала в воздухе, полюбовалась, — стало неокончательно хорошо, но лучше.
Дневник Тани, 2011 год
11 сентября
Знаете, почему я люблю сериалы на 12 серий больше, чем на 8? Асериалы на 24 серии люблю больше, чем на 12?
Чем дольше мы снимаем, тем больше сюжетных возможностей.
Знаете, что мне нравится в профессии?
В сериалах осуществляется высшая справедливость.
У одного персонажа не может быть все время хорошо, а у другоговсе время плохо.
Это обнадеживает, правда?
Развитие сюжета требует, чтобы у каждого персонажа хорошеечередовалось с плохим, кто сегодня в шоколаде, у того завтракошмар, и наоборот. У одной героини моих любимых «Отчаянныхдомохозяек» новый роскошный любовник, а у другой нашли рак, —я очень за нее переживала, хоть и понимала, что сценаристы непозволят умереть матери четверых детей, — в конце сезона онавыздоровела, — ура, — а вот новый роскошный любовникоказался убийцей.
Я люблю американские сериалы за то, что в них высшаясправедливость осуществляется БЫСТРО — обычно не нужно ждать дажеконца сезона, чтобы за преступлением последовало наказание. Деньги,отправленные в оффшор, уносит ураган, измена жене караетсяпопаданием в аварию… Неминуемость и неотсроченность наказания оченьутешает.
ВЫСШАЯ СПРАВЕДЛИВОСТЬ ВООБЩЕ ЕСТЬ ТОЛЬКО В СЕРИАЛАХ.
Теперь, когда у меня уже 10 поставленных работ, я автоматическиведу сюжет по закону один к трем для каждого персонажа: на однохорошее событие два плохих и одно очень драматичное.
Но при этом сама легко поддаюсь внушению — с каждым все можетслучиться, и ничего, они справляются, и ты справишься, и у тебяплохой период сменится хорошим.
Если я, профессионал, так простодушно и упоенно утешаюсь любимымсериалом, как же это действует на неискушенного зрителя?
Как психотерапия, вот как.
Мне нравится, что я помогаю людям как врач, не так радикально,как хирург, — раз и отхватил аппендикс, а как психотерапевт:он чего-то там посмотрел пациенту в глаза, и тому стало легче.
Сериалы помогают пациентам, то есть людям, быть не совсем ужневыносимо одинокими.
Хороший сериал — как дом, где зрителя ждут родные люди, причемэто не муж-мама-дети, которые все время чего-то от тебя хотят, а,скажем, двоюродные родственники, ты принимаешь участие в их жизни,но факультативно.
Думаете, я наивно рассуждаю?
Ничего подобного, научные исследования официально подтверждают,что я права: сериалы — это спасение человечества. Сериал «ЖителиИст-Энда» показывают в Англии двадцать пять лет. Если умножитьколичество одиноких людей на количество одиноких вечеров задвадцать пять лет, получится…
Даже если умножить 8 серий моего последнего сериала «Понедельникво вторник» на 8 одиноких вечеров, получится, что я принеслачеловечеству некоторую пользу.
Знаете, что еще мне нравится в профессии?..
… А знаете, к кому я все время обращаюсь в собственном дневнике?Кому все эти «знаете», «представьте себе», «понимаете»? Никому.
Это потому, что у меня профессиональная болезнь сценариста —комплекс неполноценности. Мне все время нужна обратная связь —хорошо ли я написала, правильно ли, понятно ли, соответствует лиформату канала, вкусу продюсера и редактора.
Все мои коллеги очень любят фразу «сценаристу платят заунижение», но не все знают, кто это сказал, думают, это так, слованародные. А это сказал Шкловский в 60-х годах. Что-то вроде:«Почему так много платят за сценарий? Сама по себе рукопись стоит15, ну от силы 20 тысяч. Остальное — за унижение». Все мои коллегилюбят фразу «сценаристу платят за унижение», потому что с 60-хничего не изменилось.
Сценариста все время оценивают. Оценивает публика, — этонормально, это как будто каждый может тебя пнуть. Недавно соседкасказала мне: «Танька, какое дерьмо показывают по телику, например,сериал… этот, как его, про трех подруг». А прочитать титры сериала«этого, как его, про трех подруг» ей лень?!
Сценариста все время переписывают, сокращают, режут. Сначалапродюсер, потом редакторы.
Продюсер говорит: «Хм… что-то ты тут не очень…» Или: «…Здесь нетак, здесь не то… Что-то я тебя не узнаю». И, наконец-то: «А вотэто ты отлично придумала, но пусть этот персонаж будет не мужчиной,а женщиной». И тут вмешивается редактор: «Конечно, мужчина намздесь не нужен… но женщина нам здесь тоже не нужна… Придумайчто-нибудь другое».
Редакторы просто должны исправлять ляпы, а не иметь своемнение!
РЕДАКТОРЫ НА СТУДИИ ДОЛЖНЫ ИСПРАВЛЯТЬ ЛЯПЫ, А НЕ ИМЕТЬ СВОЕМНЕНИЕ!
Иногда редакторы работают на канал. Тогда они как будтопроводники воли божьей на земле. Они важничают, думают, что точнознают, что нравится каналу.
Мне один раз редактор сказала: «Почему у вашей героини любовник,зрители возмутятся — что это вы такие безнравственные!»… «Вы такиебезнравственные» — это я.
Раз так — раз уж они такие нравственные, пусть повесят в своихкабинетах табличку
РЕДАКТОРЫ КАНАЛА НЕ ДОЛЖНЫ ИМЕТЬ ЛЮБОВНИКОВ!
Приходится отстраняться от того, что сочиняешь, соглашаться,исправлять, — это трудно. Представьте себе, что вы варитегрибной суп, а вам говорят: «Да вроде бы нормально, только вытащивсе грибы. И картошку. И перловку. А уж о луке и речи быть неможет». Хорошо, вы все вытащите, — вам же велели. Так чтоостанется?.. И вам же потом скажут: «Что это у тебя суп такойневкусный, одна морковка, фу-у!»
Я привыкла, что меня все время переписывают, сокращают, режут,проверяют на соответствие формату. Поэтому и в дневнике — и вжизни, в отношениях с людьми — мне всегда нужна обратная связь. Явсе время хочу спросить — ну, как вам? Как будто каждый может мнесказать: «Таня, это хорошо, а вот это — перепиши». Как будто ВСЕмогут меня отредактировать, переписать, сократить, проверить насоответствие формату.
Что еще мне нравится в профессии?
Деньги.
Мне нравится получать за это деньги.
Я могла бы получать деньги за то, что проверяю контрольные поматематике, или за то, что запломбировала зуб, или за то, чтоработаю мэром Санкт-Петербурга, а я получаю деньги за то, чтопридумываю, ЧТО БУДЕТ В СЛЕДУЮЩЕЙ СЕРИИ.
Если подумать, то я счастливый человек, и надо быстро начинатьписать следующую серию, пока меня не выгнали из сценаристов и незаставили лечить кариес или работать мэром города на Неве.
Знаете, почему я сегодня пишу как восторженный новичок, —«что мне нравится в профессии»? Потому что мне работать неохота. Яуже придумала следующую серию, а теперь надо писать. Придумыватьинтересно, а писать лениво — это все знают.
Я уже придумала следующую серию, но можно еще подумать иповернуть сюжет по-другому.
Иногда лучше всего самое очевидное развитие сюжета — людямприятно угадать.
Иногда наоборот — придумываю самое неочевидное развитиесюжета.
Иногда мне приснится, что будет дальше. Обычно это что-нибудьдраматичное и дорогостоящее, к примеру, крушение поезда, во времякоторого одни персонажи спасают других, некоторые персонажииспытывают катарсис и круто меняют свою жизнь, а ненужные персонажипогибают или исчезают. Тогда мне говорят: «Это ты здорово придумала— крушение поезда, но у нас на это нет денег» …Конечно, всегдаможно это обойти — входит персонаж с опрокинутым лицом и говорит:«Произошло крушение поезда».